Атташе как раз возвращался к ним с кислым видом. Роль «всемогущего» ему явно не удалась.
Женщины, как известно, существа коварные и ловушки придумывают весьма искусно.
– Ничего страшного, Мюриэль! Я знаю, как провести время, а кроме того, мне надо собираться в Москву, через три дня лечу к своим, – сообщила Анна. – Но у меня и там будет выход в сеть, и я сообщу тебе о своих планах. Вполне возможно, что прилечу на два-три дня в середине июля, а потом уже останусь в России до конца сентября.
– Надеюсь, ты меня не забудешь? – улыбнулась Мюриэль.
– Ни в коем случае! – уверила Анюта.
И у коричневых ворот в арке серой стены они попрощались. До улицы Дагорно было всего несколько сот метров, Анна решила позвонить Николаю и, если все сложится, посмотреть его квартиру. Все равно в Москву им предстояло лететь вместе.
* * *
1814 год. Париж, 30 марта.
…В 1812 году из станицы Нагайбакской на войну отправились казаки под командой атамана Серебрякова. Они были хорошо выученными вояками, к тому же православными. Выучку им преподали, так сказать, «по наследству» командиры Нагайбакской крепости. Первым воеводой в ней был Василий Иванович Суворов, отец будущего генералиссимуса. Кряшены – нагайбаки воевали доблестно во все времена, нагайбакская конница нагоняла страху на всех, кто оказывался на ее пути. И когда Наполеон пугал французов нашествием казаков, он имел в виду именно нагайбаков. Они были ударной силой в сражениях под Лейпцигом, в «битве народов», а в марте 1814 года уже прошли по Франции.
И вот после Арси-сюр-Об Серебряков послал к генералу Чернышеву с донесением посыльного Василия Малкина. Казак, хотя и был ушлым парнем, но до самого командира не добрался, а дошел лишь до Васильчикова. Пакет он передал, но в суматохе подготовки к битве за Фер-Шампенуаз ответное письмо отправили с кем-то другим, и Васильчиков предложил ему остаться пока у него. Казак решил попытать нового счастья, а в результате попал в «летучий отряд» Чернышева, который должен был брать Суассон. Так и случилось, что остальные нагайцы отличились при Фер-Шампенуазе, а Василий Малкин заслужил похвалу от Васильчикова и… двинулся вместе с ним на Париж.
Васильчиков сам пошел к Серебрякову и договорился, что тот командирует понравившегося ему казака в распоряжение отряда Чернышева, а бумаги все они выправят, когда уже будут в Париже. Да и атаману в тот день было в удовольствие отправить Василия к Васильчикову. Так сказать, подбросить яблочко к яблоне.
В параде входа в Париж он был верхом на бурой кобылке, держался недалеко от поручика и внимательно следил за своим командиром. Правда, перед входом в город встретился с остальными сослуживцами, которые терялись в догадках – куда он запропастился? То ли убила его шальная пуля, то ли ранен где и отлеживается? А оказалось, он здесь, жив и здоров, и вообще, при делах.
Французские войска, которые готовились к обороне на северо-востоке Парижа, получили приказ к отступлению. Большой отряд майора Гидона, который выдержал утром первую русскую атаку у Монмартра, прошел бульварами от ворот Сен-Дени к площади Людовика XV, еще не так давно переименованную в площадь Революции, сопровождаемый унылыми взглядами опустивших головы парижан, теснившихся неподалеку. К вечеру 30 марта отряд дошел до Елисейских полей и разбил бивуак, провианта не подвезли, и обозленные, голодные солдаты грелись у костров, для которых они попросту отрывали доски отовсюду, где удастся. В половине четвертого утра поступил приказ уходить дорогой на Фонтенбло через ворота д’Анфер, где русских еще не было. Наполеон мчался в Фонтенбло, надеясь на чудо. Но, даже получив пополнение, он не смог бы ничего сделать.
Отправленный в замок Бонди на переговоры с русским царем Коленкур, попытался было уговорить русского императора мириться на Шатильонских условиях, но быстро понял – переговоры с Александром невозможны. Царь прекрасно помнил, как вел себя Бонапарт в прошлые годы, а потому требовал безоговорочной капитуляции. Впрочем, и сам Наполеон не доверял Александру, считая его тонким притворщиком и хитрецом.
Они стоили друг друга. Но в этот раз выскользнуть из лап «русского медведя» императору Франции оказалось невозможно.
* * *
Париж-Москва, 2009 год.
Еще перед взлетом «эрбаса» из Орли, уже из салона лайнера Николай, глянув в блокнот, набрал московский номер телефона и заказал такси. Он уже вошел во вкус путешествий с удобствами, и пользоваться ими для него стало естественным. Правда, он заказал машину к Белорусскому вокзалу, чтобы избежать половины пробок, которые неизбежны на пути что из Москвы в Шереметьево, что из Шереметьево в город.
В «Аэроэкспрессе» они с Аней расположились с комфортом и вот-вот должны были начать согласовывать планы друг друга на ближайшие дни, как вдруг одна из женщин, расположившихся в креслах перед ними, закричала дурным голосом в трубку мобильника: «Тетя Паня, это ты?!» И продолжила кричать на весь вагон, видимо, не полагаясь на качество связи своего оператора и рассчитывая напряжением горловых связок «продавить» в трубку обуревавшие ее эмоции. Потом без стеснения высказалась по поводу кого-то по имени, начинавшемуся на «эм», кто не привез обещанного товара из-за «этих долбанных» московских пробок и перенес доставку на завтра. Первую гласную в имени торчавшего в пробках водителя, женщина проглатывала. И вот уже весь вагон с наслаждением вслушивался в родной «великий и могучий». «Тетя Паня, этот м-дак… Передай этому м-даку… Чтоб я еще раз связалась с этим м-даком…».
Николай и девушка смотрели друг на друга. Николай с трудом давил смех. Аня уже тайно сочувствовала неизвестному «м-даку»… Так и въехали в Москву.
* * *
С одной стороны, ему хотелось сразу привезти Аню к себе домой, с другой – он прекрасно понимал, что это нереально. И даже глупо. Разумеется, ей нужно ехать к себе, разобраться, вон какой у нее оказался чемодан: точно двадцать один килограмм был на весах. К счастью стюард, оформлявший ее билет, на лишний килограмм закрыл глаза. Да и сумка наверняка тянула на все десять килограммов. Планшетный компьютер, естественно, не взвешивали. Подвезти девушку домой – другое дело, само собой разумеющееся. Но на приглашение подняться он не рассчитывал.
У Ани была каким-то образом сохранившаяся за ней однокомнатная квартирка в аспирантском общежитии МГУ. Николай знал это небольшое кирпичное здание на Ломоносовском проспекте, где иногда засиживался в компании однокашников и оставался спать, понимая, что в таком виде лучше домой не приезжать и родителей не возбуждать.
– Аня! – весьма твердо начал излагать Николай свой план на ближайшие два дня. – Сегодня по домам, завтра с утра по делам, а вечером мы идем к моему товарищу – Саше Калоеву. Я не был у него на дне рождения, а тридцать три, сама понимаешь, особая дата. Я ему позвонил по телефону, но твердо обещал приехать сразу по возвращении из Парижа. А он – осетин, и с ними шутки плохи.
На самом деле Калоев был осетином, как говорят, «московского розлива», но какие-то гены далеких горцев ему передались, и при какой-то внешней детской застенчивости дрался он в школе весьма жестко, и его боялись задирать не только ровесники. Теперь он стал финансистом-аудитором, и его проверок побаивались – договориться с ним было невозможно. Не дай Бог предложить что-то «за решение вопроса», можно сразу идти с повинной, рассчитывая на снисхождение разве что у суда присяжных, если повезет.
* * *
К Калоевым они добирались раздельно. Аня быстро сориентировалась в адресе и доехала до улицы Красина на троллейбусе, а потом прошлась пешком, свернув у бензоколонки на Зоологическую. Николай приехал на машине, помучался с пробкой и парковкой, но все равно был минут на десять раньше у нужного дома. Он подождал ее у подъезда, и поднялись они вместе. К Калоевым вместе с ними пришло еще несколько человек – дом хлебосольный, открытый, хотя при этом попасть в него не всем удавалось.
Вместе с хозяйкой в холл вышла пятилетняя девочка, дочка, которая узнала Николая и широко ему улыбнулась, продемонстрировав прекрасные белые зубки. Ане она протянула ладошку и сказала: «Меня зовут Василиса, а это моя мама – Алла». В этот момент к ним присоединился хозяин дома, и стало сразу понятно, что Василиса – «папина дочка».
Пришли еще двое гостей, один из которых был знаком с Николаем, а другой, назвавшийся Леней, был представлен Александром как несостоявшийся хакер, поскольку был взят на хорошую работу до того, как придумал новый компьютерный вирус.
– Когда речь идет о всесильности математики и компьютеров, я вспоминаю историю, которая случилась в одном НИИ, – со смехом рассказывал Леонид. – Им поставили задачу – создать глобальную модель экономики СССР и, конкретно, как и что нужно сделать, чтобы в стране все было в порядке.
