— Мой далекий предок Юст, младший, но любимый сын Великого Фортуната, основатель нашей династии, — с гордостью ответила княгиня. — Юст стал консулом-правителем еще при жизни отца и много сделал для упрочения Империи.
Кримхильда поняла, что имеет в виду любезная хозяйка, и не стала спрашивать, кто тот бородач, чью голову попирает нога любимого сына Фортуната, — тем более что означенный бородач подозрительно смахивал на отца ее, герцога Круна.
У пропилей карета остановилась.
— Дорогая принцесса, — сказала гостье София Юстина, — я имею честь пригласить вас в фамильный дворец моего рода. Обещаю, вас ждет приятный сюрприз! Я знаю, вы обожаете сюрпризы!
И хотя принцесса Кримхильда ни разу не заикалась в присутствии княгини Софии о своей склонности к приятным сюрпризам, удар попал в точку: в печальных глазах принцессы промелькнула искра любопытства.
"То ли еще будет!", — мысленно усмехнулась София — и повела гостью во дворец.
Всюду, где они проходили, было полным-полно челяди; Кримхильда слышала перешептывания: "Молодая госпожа приехала…", волной катившиеся впереди них. Слуги кланялись, какие-то люди в богатых одеждах подбегали к Софии, и та на ходу давала им указания. Одному из них она быстро бросила:
— Приготовить мой мобиль и подать его к главному входу.
Мужчина в черном калазирисе кивнул и ринулся выполнять приказание.
София и Кримхильда закончили переход по дворцу в обширной палате, заставленной какими-то непонятными приспособлениями, шкафами, ларчиками и более всего напоминавшими театральную гримерную. Из-за ширмы вдруг выскочил полный человечек с лоснящимся лбом. Он поклонился молодой княгине и застыл, ожидая распоряжений. София подозвала человечка к себе и прошептала ему на ухо несколько слов на незнакомом Кримхильде языке. Человечек с профессиональным интересом взглянул на принцессу, которую сперва как будто не заметил, затем по губам его пробежала улыбка, заставившая Кримхильду покраснеть.
— Будет исполнено, моя госпожа, — сказал лоснящийся человечек по-аморийски.
— Дорогая, — сказала София Юстина, — познакомьтесь с мэтром Давидом, моим модельером и цирюльником.
— Очень рада, — прошептала Кримхильда, опустив глаза.
— И я очень рад, моя красавица, — благодушно заявил человечек, делая попытку поцеловать пальцы правой руки принцессы.
София рассмеялась.
— Вы не стесняйтесь мэтра, дорогая. По рождению он стоит гораздо ниже вас. Он простой иудей. Будучи девятым ребенком в бедной семье, он был продан родителями в рабство. Мой отец как-то купил его, чтобы воспитать домашнего служку. Когда у Давида обнаружился художественный дар, отец отдал его на обучение дворцовым цирюльникам. И вскоре Давид превзошел их в искусстве…
— Вы льстите мне, моя госпожа, — в приятном смущении пробормотал мэтр.
— …Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец подарил мне Давида ко дню рождения. А два года тому назад я дала ему вольную.
— У вашего сиятельства великодушное сердце, — вставила Кримхильда.
— Ну еще бы, — хмыкнула София, — мне потребовалось все мое великодушие, чтобы отпустить на волю человека, который сэкономил мне не одну тысячу солидов, а отец заплатил за его содержание только лишь сто солидов; мне же Давид достался и вовсе бесплатно! Хотя, конечно, с другой стороны, я могла его не освобождать. Во всяком случае, даже получив вольную, мэтр Давид предпочел остаться у меня в услужении.
— А как же иначе! — всплеснул руками мэтр. — Найдется ли в целом свете лучшей госпожи, чем моя?!
— Старый мошенник! Ты прекрасно знаешь, сколь нелегко иудею-вольноотпущеннику заиметь собственное дело в Темисии. Конечно, тебе много лучше жить у меня, на всем готовом!
Пока имел место такой разговор, мэтр Давид занимался довольно странной работой: он укутывал зеркала бархатными покрывалами.
— Дорогая принцесса, оставляю вас в умелых руках моего достойного слуги. Исполняйте все, о чем он вас попросит…
— А вы?.. Вы меня оставляете?! — испуганно спросила Кримхильда.
— Ненадолго, — мягким, чарующим голосом промурлыкала София. — Я скоро вернусь. Итак, слушайтесь мэтра, доверяйтесь ему! Он подарит вам тот сюрприз, о котором я упоминала.
Чуть не насильно усадив нарбоннскую принцессу в глубокое кресло, София Юстина плутовато подмигнула верному слуге и вышла вон.
***
Час спустя она вернулась в комнату цирюльника. Помимо Кримхильды и мэтра Давида, здесь появились младшие служки, ассистенты мэтра.
— Ну, вот и я!
Принцесса Кримхильда посмотрела в ее сторону и обомлела. Голос казался знакомым, но женщину было не узнать.
Выступала София в ярко-красных сандалетах на очень высоком тонком каблуке; казалось удивительным, как вообще ей удается переставлять ноги, ведь ходила она почти что на кончиках носков. Выше подошвы и до самого таза ноги были совершенно открыты; едва заметная, скорее символическая, юбка из блестящей черной кожи плотно облегала совершенные бедра и ягодицы; сверх того, по бокам юбку рассекали глубокие разрезы, заканчивающиеся лишь на поясе у талии. Этот пояс из белой кожи скрепляли изящные пряжки в виде крылатого коня, Пегаса, высеченного из цельного пиропа и оправленного в золото. Выше лилейного пояса, сливаясь с ним, шла белая, словно алебастровая, полоска обнаженного тела. Второй пояс, такой же ярко-красный, как и сандалеты, обтягивал тело под грудью. Он удерживал роскошную рубаху из карминного атласа; на груди эту короткую рубаху скрепляла единственная фибула-застежка в виде камеи все того же аватара Пегаса, небесного покровителя Софии Юстины. Ворот атласной рубахи лежал свободно, обнажая тонкую, как у младого лебедя, шею. Удлиненное лицо с острым волевым подбородком было отмечено печатью врожденного аристократизма, прелесть его лишь подчеркивали крохотные серебряные блестки, рассыпанные по нему. Главными украшениями этого лица были, конечно же, огромные черные глаза, подведенные сурьмой и перламутром, и изумительно очерченные губы; яркий карминный их цвет удачно дополняли блестки, создавая ощущение высокой чувственности. Блестящие смоляные волосы были уложены курчавыми волнами, а скрепляла их золотая княжеская диадема с танцующим Пегасом. Наконец, на запястьях атласная рубаха была заправлена в перчатки все того же карминного цвета, обтекавшие длинные изящные пальчики подобно второй коже.
Княгиня София прошлась по комнате перед изумленным взглядом нарбоннской принцессы, давая себя рассмотреть со всех сторон. Не в силах сдержать лавину чувств, Кримхильда издала долгий "О-о-ох!" и закрыла глаза.
— Ну что ж, мэтр, я вижу, вы заканчиваете, — как ни в чем ни бывало произнесла София Юстина. — Это значит, что скоро мы будем готовы отправиться в город.
Кримхильда едва отворила глаза и чуть слышно прошептала:
— Вы… вы собираетесь так… в таком виде… — и замолчала, густо покраснев.
"В таком виде" женщина у галлов считалась бы голой, — вот что постеснялась сказать принцесса своей обворожительной хозяйке.
София Юстина пожала плечами.
— Разумеется, моя дорогая, разумеется! А как же, по-вашему, следует одеваться для светской прогулки?!
Этот вопрос заставил Кримхильду покраснеть еще больше, если это было вообще возможно. Затем она представила, как будет выглядеть рядом с этой ошеломляющей женщиной в ее более чем смелом и соблазнительном туалете, и сложная гамма чувств, от стыда и страха до зависти, обиды и возмущения, привела принцессу в полнейшее замешательство. Она уже раскрыла рот, — впрочем, она его и не закрывала с того момента, как увидела новый наряд Софии, — дабы со всей доступной ей вежливостью и твердостью отклонить предложение любезной хозяйки, как та опередила ее.
— Мэтр Давид, — сказала княгиня, — если ты закончил, открой зеркала. Пора явить нашей дорогой гостье ее истинную красоту!
…Еще некоторое время прошло, прежде чем София и ее цирюльник-модельер совместными усилиями, с помощью духов и нюхательной соли, привели в чувство шокированную собственным новым обликом принцессу.
В зеркале на нее смотрела утонченная красавица с длинными, распущенными до самой талии платиновыми волосами. Голову венчал странный убор, похожий одновременно и на диадему, и на обруч, каким любила скреплять волосы северная богиня Фригг, супруга мудрого Вотана; убор сей украшал огромный, величиной с кулак, смарагдовый камень. В ласкающей взор светло-зеленой гамме было выдержано и остальное одеяние: во-первых, длинное, до пят, гофрированное атласное платье, или, скорее, широкая накидка, расшитая золотой каймой; она прикрывало плечи и руки до локтей; далее руки оставались обнаженными, если не считать большие, но изящные яшмовые браслеты на запястьях и такие же, как у Софии, перчатки из тончайшей кожи, только не карминного, а смарагдового оттенка. У талии накидку скреплял золотой пояс с пряжкой в виде камеи аватара Химеры. Прекрасно вылепленные ноги подчеркивались воздушными колготами того же оттенка; внизу эти колготы незаметно переходили в туфельки на предусмотрительно низком каблуке.
