Из Москвы К. Р. 17 июля поехал в Осташево. Когда подъезжал к имению, то из леса навстречу ему появилась кавалькада, – это были Татьяна, Костя, Олег, Игорь, Георгий и два молодых конюха. До конца августа К. Р. трудился за письменным столом, отходя от него для прогулки одному или с семьей. Он готовил к своему переводу гетевской «Ифигении в Тавриде» вступительную статью, которая выросла в довольно внушительную и богатую фактами и мыслями работу, включающую следующие главы: Источники; Литературные влияния; «Гётц» и «Вертер»; Знакомство с герцогом Карлом-Августом; Приезд в Веймар; Веймарский двор; Первые годы Гете в Веймаре. Шарлотта фон Штейн; Театр в Веймаре; «Ифигения в Тавриде» в первоначальных обработках; Путешествие в Италию и последняя обработка «Ифигении»; Критика.
К. Р. пишет, что «Гете модернизировал миф об Ифи гении… Его Ифигения во всех отношениях выше греческой жрицы, – она не более не менее как христианская девушка высокого, благородного, нежного, любящего сердца». Кроме того, К. Р. готовил обширные примечания как к «Ифигении в Тавриде», так и для своего исправленного перевода трагедии Шиллера «Мессинская невеста, или Братья-враги».
«Предисловие подвинулось, – пишет К. Р. 31 июля, – о мифе об Ифигении и о том, как им пользовались трагики Древней Греции, а потом итальянские, французские и немецкие, уже готово. От этих источников перешел к самому Гете. Описание его наружности взял из Льюиса. Теперь надо будет сказать о произведениях, прославивших его имя до 1775 года, т. е. о Гётце фон Берлихингене и о Вертере. Далее пойдет краткий очерк Веймарского общества».
В августе 1910 года написал К. Р. уже упоминавшуюся нами элегию «Осташево». Это на первый взгляд традиционно и непритязательно, а на самом деле с тонким чувством красоты и меры написанная картина природы, развертывающаяся панорама ее. Она питает душу спокойствием и миром, как и должно питать душу православного поэта Божье творение. Строки семи октав, составляющих элегию, разворачиваются медленно, открывая новые и новые виды:
…Старинный дом над тихою рекойИ бело-розовый, в ней отраженныйНапротив сельский храм над крутизной.Сад незатейливый, но благовонный,Над цветом липы пчел гудящий рой;И перед домом луг с двумя прудами,И островки с густыми тополями…
Работал К. Р. не только за письменным столом, он умел обдумывать стихи и во время прогулок. «Пошел в наш парк, – пишет он, – и тут мне удалась вторая октава новой элегии»; «Катаясь более 2-х часов на байдарке, в уме исправлял готовую элегию»… То же происходило и в дальних походах, как, например, 21 августа, когда К. Р. с сыновьями поехали верхом, – конюх Чернышев показывал дорогу. Они хотели проехать к устью Рузы, впадающей в Москву-реку. «Погода была прекрасная, местность живописная, – пишет К. Р. – Поехали на Синюхово, Солодово, Шульгино, Курово, погост Лужки, откуда идет каменная дорога через Демитково, Леньково, Ракитино до самого уездного городишки Рузы. Там свернули с большой дороги на Старую Рузу вправо и ехали через деревни Теряево, Лебехино, Городилово и Воробьево. Переправились вброд через Рузу на ее правый берег у Окулова, в какой-нибудь версте от устья. На левом берегу Москвы-реки поели провизию, взятую с собою у деревни Тимофеевки. Назад ехали другой дорогой, правым берегом Рузы, но далеко от реки, деревнями Бараново, Ново-Николаево, Тишино, Жолобово, Никулькино. Через реку на наш берег перебрались у Толбухина. Выехали в 9 утра, вернулись в 7 вечера. Сделали около 90 верст».
В Павловск возвратились 31 августа. В сентябре и октябре снова разъезды по городам. С 28 октября до 3 ноября – в Москве, в декабре – в Полоцке и Киеве.
29 ноября К. Р. пишет: «Побывал у вдовы покойного вице-президента Академии наук, Леонида Николаевича Майкова, Александры Алексеевны, рожденной Трескиной. Она с незамужней пожилой сестрой Ольгой Алек сеевной живет уже не на Васильевском о-ве, а на Мал. Мастерской, 3. Давно не был у нее. Но мы переписывались. И теперь поехал к ней, чтобы просить подобно тому, как было при печатании «Гамлета» и последнего издания моих стихотворений, и впредь прочитывать корректуры будущего 4-го выпуска. Алфавитный указатель имен и библиографический для «Гамлета» она взяла на себя. Я спросил, не может ли она указать мне лицо, которому можно было бы поручить составление таких же указателей и к «Ифигении». Александра Алексеевна вызвалась сама это сделать».
Дети становились все старше. 20 декабря 1910 года исполнилось 20 лет Князю Кон стан тину Константиновичу младшему, од ному из будущих святых новомучеников. «Дожили до совершеннолетия нашего Кости, – пишет в этот день К. Р. – Поутру он приехал из города и вошел ко мне, держа за руку свою крестницу и любимицу Веру. Перед молебном дали ему подарки. На столе в нашей маленькой столовой, в окне красовался сладкий пирог с воткнутыми в него 20-ю восковыми свечами и 21-й свечой жизни. Поздравлять его съехалось человек 60. Это были все домашние, служащие и служившие, несколько измайловцев. Мы – семья – были в обыкновенной форме. Митя оказал особое внимание и оделся в измайловский мундир. В церкви соборне служили молебен архимандриты Михаил и Макарий, оба здешние священники, и иеромонах Сергий».
После Рождественских праздников К. Р. принял решение составить духовное завещание. «Лишь после этого, – пишет он 26 декабря, – можно будет отдаться исправлению «Мессинской невесты» и переводу «Макбета»».
И вот конец года. 30 декабря: «Утром ходил дважды гулять, перед кофе и завтраком. Маленький мороз, туман, шел снег немного. В кармане была у меня с собой бумажка со списанным стихотворением Мюссе, и я продолжал переводить. На второй прогулке встретился в Старой Сильвии с женой, и она, заметив, что я сочиняю, оставила меня продолжать прогулку одному. После завтрака записал перевод, уже законченный и, как мне кажется, удачный. 1910 год был благоприятен для моего творчества: в январе написал одно стихотворение, в феврале – два, в марте – одно, в мае – одно, в июне – одно, в августе – одно, в октябре – одно и в декабре – два, итого за весь год десять стихотворений. Такового обилия давно не бывало. Думаю, что приписать это надо значительному сокращению бумаг благодаря переименованию меня в Генерал-инспектора».
Осташево
Люблю тебя, приют уединенный!Старинный дом над тихою рекойИ бело-розовый, в ней отраженныйНапротив сельский храм над крутизной.Сад незатейливый, но благовонный,Над цветом липы пчел гудящий рой;И перед домом луг с двумя прудами,И островки с густыми тополями.
Люблю забраться в лес, поглубже в тень;Там, после солнцем залитого сада,Засушным летом, в яркий знойный деньИ тишина, и сумрак, и прохлада…Люблю присесть на мхом обросший пень:Среди зеленой тьмы что за отрада,Когда в глаза сверкнет из-за деревРека, зеркальной гладью заблестев!
Под ельника мохнатыми ветвямиТаинственный, суровый полумрак.Ковер опавшей хвои под ногами;Она мягка и заглушает шаг.А дальше манит белыми стволамиК себе веселый, светлый березнякС кудрявою, сквозистою листвоюИ сочною, росистою травою.Схожу в овраг. Оттуда вверх ведетСтупенями тропа на холм лесистый;Над нею старых елей мрачный сводНавис, непроницаемый, ветвистый,И потайной пробился в чаще ход.Там аромат обдаст меня смолистый.В густой тени алеет мухомор,И белый гриб украдкой дразнит взор.
Другой овраг. Вот мост желтеет новый.С него взберусь опять на холм другой,И прихожу, минуя бор сосновый,К отвесному обрыву над рекой.Мне видны здесь: отлив ее свинцовый,Далекий бег и заворот крутой.Простор, и гладь, и ширь, и зелень лугаПрибрежного напротив полукруга.
А вдалеке на берегу наш домС колоннами, классическим фронтоном,Широкой лестницей перед крыльцом,Двумя рядами окон и балконом.Смеркается. Малиновым огнемРека горит под алым небосклоном.Уж огонек между колонн в окнеИз комнаты моей сияет мне.
Домой, где ждет пленительный, любимыйЗа письменным столом вседневный труд!Домой, где мир царит невозмутимый,Где тишина, и отдых, и уют!Лишь маятник стучит неутомимый,Твердя, что слишком скоро дни бегут…О, как душа полна благодареньяСудьбе за благодать уединенья!
К. Р. Осташево, 20 августа 1910
Жертва Богу
Жизнь и подвиг юного Князя Олега Константиновича Романова
Детские годы
Была поздняя осень. С моря неслись тучи, часто шли дожди и мокрый снег. Из окон Мраморного дворца, резиденции Великого Князя Константина Константиновича Романова, видна была широкая Нева, такая же темная, как и небо. В эту ненастную пору, 15 ноября 1892 года, у него родился сын, которого назвали Олегом. Крестили его 3 января 1893 года.
