Лицо мистера Аллена приобрело оттенок фуксии.
— Это значит, что если вы с мистером Каллаганом не поженитесь и не будете вести дела вместе, то никто не будет управлять Darling Glass. Вообще. Мистер Дарлинг оговорил, что если вы откажетесь, то все это место будет продано за разумную сумму штату Джорджия, — он прижал носовой платок к блестящему лбу, — и будет использоваться как заповедник и отель. По аналогии с островом Джекилл.
Я рассмеялась, пронзительно и истерично.
— Остров Джекилл. Как остров Джекилл? Дарлинг-Хаус? — я опять засмеялась. — Вы все это слышали? Остров Джекилл.
Мой взгляд метнулся к Эфраиму.
Он холодно смотрел на меня из своего кресла в другом конце кабинета, совершенно безучастный. Если не считать легкого подергивания челюсти, то по выражению его лица можно было предположить, что он просто услышал прогноз погоды. Он всегда был таким. Уравновешенным и контролирующим себя, несмотря ни на что. Даже то, как он сидел сейчас — одна лодыжка лежит на противоположном колене, плечи расслаблены, прижаты к твердой спинке кресла. Образ полного самообладания.
— Когда было обновлено завещание? — я почувствовала знакомый спазм у основания горла, отчаянно пытаясь успокоить свою нервную систему. Вспомнила технику, которой меня научили на занятии по психотерапии, и начала считать цвета в комнате. Синий.
Красный. Зеленый. Коричневый. Остров Джекилл. Замуж.
— Эти поправки были добавлены совсем недавно. После того, как мистер Алистер Дарлинг узнал о том, что его здоровье ухудшилось.
Снова короткое молчание. Перси хихикнул из другого конца комнаты.
— Сколько времени у них есть, чтобы принять решение? — спросила мама из-за моего плеча, в ее голосе прозвучали нотки, которые я не смогла разобрать.
— Сегодня до полуночи.
— Если они будут женаты в течение года, — сказал Фрэнсис, — то после этого они могут свободно развестись?
Мистер Аллен кивнул.
— С каждой минутой это становится все интереснее, — сказала Роза.
— Сейчас не время, Роза, — огрызнулась Адель.
— Вы обе, пожалуйста. Моя мать потянулась вперед и положила руку мне на колено. — Уитни, я понятия не имела обо всем этом.
Кровь стучала у меня в ушах, и я изучала замысловатые линии обюссонского ковра под ногами. Я не могла снова посмотреть на Эфраима, хотя чувствовала, что его пристальный взгляд буравит меня.
— Нам с Эфраимом нужно поговорить. — Я повернулась в кресле лицом к своей семье, выражение лиц которой варьировалось от удивленного до забавляющегося. — Нам нужно поговорить, — повторила я. — Наедине.
Моя мать встала и жестом пригласила всех следовать за ней через дверь в коридор.
Мистер Аллен тоже встал, крепко зажав под мышкой свой ноутбук. Он кивнул нам с Эфраимом, неловко вздернув подбородок.
— Я подожду в холле.
— Спасибо, — сказал Эфраим, наконец-то соизволив заговорить.
Дверь за ними захлопнулась, и я вскочила с кресла.
— Это твоих рук дело?
Его глаза сверкнули гневом, но челюсть слегка расслабилась, выражая удовлетворение.
— На что ты намекаешь?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Это ты уговорил Алистера?
Эфраим встал и сократил расстояние между нами, все шесть футов6 мускулов напряглись от негодования.
— Ты забываешь, что на мне уже лежит груз одной успешной корпорации и более тысячи сотрудников, которые отнимают у меня много времени. Приобретение доли в кустарном стекольном бизнесе вряд ли стоит в списке моих приоритетов.
— Не будь снобом, Эфраим Каллаган.
— Я хочу самого лучшего для этого места.
— И что же ты считаешь лучшим? Когда это ты приобрел право решать, что здесь должно быть сделано, а что нет? Ты не член этой семьи. — Я сразу же пожалела об этих словах.
Он гневно вскинул бровь.
— Несмотря на твое презрение, Дарлинги — это самое близкое, что я могу назвать семьей. Его взгляд прищурился. — Алистер беспокоился о будущем этого места с тех пор, как ты уехала. Он не мог на тебя рассчитывать.
— И он доверил тебе управление делами?
— Управлять делами — это то, чем я занимаюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мои колени подкосились, и я опустилась в кресло.
Эфраим вздохнул, как будто все это было тяжелым откровением.
— Он не удалил тебя из завещания. А оставил тебе половину. Управляй всем сама, мне все равно. У нас обязательства только на год.
— Ты так и не ответил на мой вопрос. Это была твоя идея?
— Я не мазохист, — усмехнулся он. — Что здесь ценного для меня? Трагедия? Обязательства? Мы с тобой не такие уж разные, Уитни. Ты не особенная в своей боли. Разница в том, что я думаю не только о себе, но и о других.
Его слова попали в цель. Но я сжала кулаки, сосредоточившись на том, как ногти впивались в ладони.
— Я сильнее тебя, — сказал Эфраим пренебрежительно. — Алистер знал это. Он также знал, что нам обоим, и тебе в том числе, потребуется некая юридическая ответственность, чтобы привести это место в порядок. По крайней мере, на первых порах, пока мы не создадим реальную инфраструктуру. Алистер был гордым человеком. Он не хотел, чтобы его наследие рушилось. Я создам траст для этой собственности. Ты поможешь найти людей, способных воплотить в жизнь задуманное, за исключением жуткого шепчущего стекла. Мы будем преподносить все так, как будто это было сделано по нашей инициативе. По истечении оговоренного года мы с тобой расстанемся.
Тиканье дедушкиных часов было единственным звуком.
— Так все и будет, Уитни. — Он встал перед моим креслом, возвышаясь надо мной.
— Эфраим, я…
— Это ответ «да» или «нет», Уитни. Или я делаю это, или ухожу. Ты знаешь, как это просто.
Но он ошибался.
Мне было нелегко все оставить. Ни Дарлинг Хаус. Ни мою семью, ни стекло.
Ни его.
Тяжелее всего было оставить его.
Но я уже уехала однажды. Он просил меня остаться. Умолял меня. Но я ушла.
Теперь он не обязан был помогать ни мне, ни Дарлингам. И тем не менее, вот он, берет на себя ответственность.
Я могла отказаться.
Но он знал, что я не откажусь.
Я вспомнила о записке, которую оставил мне дедушка, и о его таинственных извинениях за то, что вынуждал меня сделать.
Вот почему он извинялся.
Мне казалось, что, сбежав из этого места, я смогу защитить тех, кого люблю, и жить так, будто ужасных воспоминаний, как и самого проклятия, никогда не было. Но проклятия так не действуют. Ни одно из них так не работает.
Я тяжело сглотнула, приняв неизбежную правду. Если я собиралась избавить Дарлинг-Хаус от его призраков, то должна была выяснить, что происходит. И я должна была остановить это. Пока больше никто не пострадал.
— У нас нет всей ночи, Уитни. Чего ты хочешь?
Я посмотрела на него с презрением.
— Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне.
Он сделал шаг назад, приняв более непринужденный вид, и налил виски в граненый хрустальный бокал.
— Я не собираюсь погружаться в наши воспоминания. За прошедшие годы я устроил свою жизнь более чем хорошо. — Он откинул голову назад и осушил виски одним глотком. — Поверь, я не был одинок. — Он поставил стакан на стол, и его глаза просканировали меня от пупка до носа. — Я уверен, что и ты не была одинока.
В голове промелькнуло видение Эванджелин в объятиях Эфраима, и я встала, дыхание вырывалось неровными толчками.
— Как ты смеешь!
— Уитни, — злобно улыбнулся он, — а вот и ты.
— Я тебя ненавижу, — прошипела я, желая только одного — стереть с его лица это самодовольство.
— Ты забываешь, что речь идет не о нас. — Его изумрудные глаза смотрели на меня так пристально, что я чуть не отвернулась.
Почти.
— Знаешь, что последнее сказал мне твой дед?
Я покачала головой, от злости на глаза навернулись слезы.
— Он сказал мне, что любовь — это противоядие от хаоса.
Между нами воцарилось молчание, бесконечная пропасть, отягощенная грузом того, что могло бы быть.
— Один год, — прошептала я. — Один год. А потом ты больше никогда не увидишь моего лица.
