Павлин из-под ладони смотрел на него и думал: «Черт возьми, кто ты? Как заглянуть тебе в душу? Можно ли тебе верить?»
Но голос адмирала звучал твердо и как будто искренне, лицо сохраняло холодное, энергичное выражение; серые склеротические с прожилками глаза уверенно смотрели на Павлина. Всем своим видом этот человек как бы говорил, что там, где действует он, опытный моряк, старый и честный служака, нет места никаким сомнениям и не может быть никакого просчета.
– Вот линия береговых укреплений, – докладывал Викорст, показывая на карту. – Она в полной готовности. Беломорская флотилия также готова к бою… Можете справиться у комиссара флотилии… Суда в отличном состоянии.
Он снова показал карандашом на охраняемый район. – Вот линия обороны!.. Смотрите, как широко она раскинулась: на севере – от острова Мудьюга, на востоке – от озера Ижемского, на юге – до Исакогорки, на западе – до Кудьмозера и селения Солозского… Пожалуйста, убедитесь!
Потапов встал с места и заявил, что он своей головой отвечает за исправное состояние всех указанных Викорстом боевых участков.
– На суше… А с моря? – спросил Павлин.
Адмирал прямо взглянул ему в глаза.
– Я повторяю, товарищ Виноградов, что с моря Архангельск неуязвим. Как вам известно, город отстоит от устья в шестидесяти верстах. Это – немалое расстояние. Фарватер чрезвычайно узкий. Пусть только кто-нибудь сунется! Мы их расщелкаем поодиночке на первых пяти милях, даже если они. пройдут остров Мудьюг… А ведь там батареи, там прекрасные блиндажи. Да что вы, товарищи!.. – негодующим тоном воскликнул Викорст. – Прежде всего это невозможно… Мудьюг – надежная защита всей Двинской губы. Прошу не сомневаться, флотилия с честью выполнит свой долг!
После этого торжественного заявления у многих стало легче на душе.
– Но я все-таки предлагаю минировать устье Двины и взорвать маяк на Мудьюге, – сказал Виноградов. – Он будет служить противнику ориентиром…
– Я поддерживаю предложение товарища Виноградова, – заявил Зенькович. – Без маяка вход на Двину для неприятельских судов будет затруднен. А если мы перегородим фарватер минными полями, тогда прорваться на Двину будет еще сложнее. Эта мера самая действенная.
– Правильно! Так и надо сделать! – послышались голоса среди присутствующих.
– Есть! Будет сделано! Завтра же мы начнем минирование, – сказал адмирал, садясь на свое место. – Но маяк, товарищи, – это большая ценность… Я не уверен в том, что его стоит взрывать. Иностранцы имеют, конечно, свои точные морские карты… Фарватер в Двинской губе известен даже капитанам частных коммерческих судов… При чем же тут ориентир?
Он снисходительно улыбнулся.
– Хорошо, – сказал Павлин, переглянувшись с губвоенкомом. – Я предлагаю усилить артиллерию как на Мудьюге, так и на судах флотилии.
– Есть, будет сделано! – повторил адмирал.
– Я предлагаю еще и другое!.. – вдруг раздался в тишине чей-то прокуренный окающий голос.
Маленький коренастый человек в черном морском бушлате поднялся из-за стола.
– Кто это? – шепнул Викорст на ухо своему комиссару, разглядывая поднявшегося – его небрежную, полуформенную одежду, седеющие редкие волосы на висках, которые курчавились к затылку, его иссеченное глубокими морщинами лицо, давно не бритые, заросшие щеки и прищуренные глаза, которыми пожилой морячок недоверчиво прощупывал адмирала. – Моряк?
– Потылихин, руководитель соломбальской организации большевиков, – ответил тот.
– Я старый речник и старый моряк, – заговорил Потылихин. – И то, что я скажу, не только мое мнение. Мы Белым морем солены да в Белом море крещены. Нам, старым поморам, каждый камешек в нем ведом сызмальства… Еще ребятенками зуйками обжили сие морюшко…
Он крепко сжал в руке свою потрепанную фуражку с белым полотняным верхом и черным муаровым околышем, на котором блестел якорек.
– Не от себя только, а от беломорских моряков вношу предложение взорвать три ледокола и уложить их на фарватере… В рядок! Вот это будет средство! Тогда никакому черту-дьяволу, никакой Антанте не пройти без подводных работ. А подводные работы под огнем не проведешь, – прибавил он. – Не дадим!
На сухом загорелом лице Потылихина ярко и быстро, что молния, сверкнули прищуренные ярко-голубые глаза.
– Ручаюсь, товарищ Виноградов… Ручаюсь! – сказал он, взмахнув рукой с зажатой в ней фуражкой.
Павлин обратился к Викорсту.
– Ваше мнение?
– Мое мнение? – медленно проговорил адмирал. – Жалко кораблей… Хоть имеется в ледокольном составе и старье, а жалко… «Уссури», «Святогор», «Микула»…
– А нам разве не жалко?! – воскликнул Потылихин. – Я в молодости плотником плавал на «Микуле»!.. Разве у меня не болит душа?! Кровью обливается!.. Но такого рода подводный железный барраж – верное дело…
– Конечно! – твердо сказал Павлин. – Так и сделаем.
– Да, вы правы. – Викорст снова встал. – Есть! Я с тяжестью в сердце соглашаюсь на это. Не скрою от вас, товарищи. Но если враг будет угрожать Архангельску, я потоплю ледоколы… Ваше приказание будет в точности исполнено.
После совещания Павлин отправился в Соломбалу на матросский митинг. Оттуда заехал проститься с женой, поцеловать сына и уже на рассвете, в третьем часу ночи, был на пристани…
Несмотря на усталость и тревожную обстановку, на разлуку с семьей, на тысячи беспокойных дум, которые одолевали его, Павлин держался, как всегда, уверенно и твердо.
Зенькович провожал Павлина. Собственно говоря, ночи не было. На востоке горела длинная золотистая полоса.
У пристани покачивался большой быстроходный буксирный пароход «Мурман». На нем тихо работали машины, уютно светились окна в палубной надстройке. Небольшой отряд был уже размещен на пароходе, в трюмном помещении.
Павлин уезжал в Шенкурск. Кроме Зеньковича, его провожали Потылихин, доктор Маринкин и Чесноков. Здесь же стоял Базыкин.
Разговор и на пристани шел только о военных делах. Маринкин говорил о том, что его морской госпиталь в случае надобности может быстро перестроиться на военный лад. Базыкин, один из руководителей архангельских профсоюзов, рассказывал о своей военно-агитационной работе на лесных заводах Маймаксы.
– Это хорошо, что вы вплотную взялись за организацию рабочих отрядов, – сказал Павлин, обращаясь к Базыкину. – Здорово откликнулись твои профсоюзы…
– Рабочая масса откликнулась, Павлин Федорович, так и надо было ожидать! – с гордостью ответил Базыкин. – На Маймаксе уже собрался отряд в четыреста штыков… И в Соломбале тоже… Зенькович знает!
– Да, я видел их… Боевые ребята! – подтвердил губвоенком.
– Военное обучение начато? – спросил Павлин.
– Да, уже обучаются.
– Но в первую очередь, – сказал Павлин Зеньковичу, – ты должен следить за комплектованием армии. Не спускай глаз с военспецов. Главное сейчас – следить за точным выполнением всего, что мы сегодня постановили. Это – самое главное!
Потапов смутился.
– Я полагал, что этому мы посвятим специальный доклад на президиуме губисполкома.
– Специальный доклад? – переспросил Павлин. – Здесь находятся руководители городских партийных организаций, представители масс, представители советской власти. Они предъявляют к военным специалистам, находящимся на нашем совещании, ряд категорических требований. Сейчас, а не потом! Что вами предпринято для укрепления обороны Архангельска?
– Слушаю-с! – сказал Потапов. Он взял портфель, вынул из него бумаги и, поминутно заглядывая в них, стал докладывать о состоянии архангельского гарнизона.
Выслушав его сообщение, Павлин встал и обвел глазами собравшихся.
– Товарищи, – тихо начал он, но тотчас повысил голос и заговорил громко и горячо, с негодованием посматривая на Потапова. – Сейчас, после кемских событий, о которых вы все знаете, странно было успокаивать себя. Самоуспокоение – не в духе большевиков. Я буду говорить резко и прямо: положение тревожное… Вспомните нашу поездку к товарищу Ленину!.. Вспомните разговор по прямому проводу из Москвы, когда был поднят вопрос о разгрузке Архангельского порта.
Вспомните, что товарищ Ленин неустанно следит за всеми событиями на Севере; он призывает нас укреплять оборону, чтобы дать надлежащий отпор чужеземным войскам. Вспомните, сколько было указаний, распоряжений, приказов по всем вопросам обороны за последние месяцы… Еще с марта, товарищи! А ведь сейчас у нас июль. И что же? выполнили мы все эти указания так, как следовало? Нет!.. А если и выполнили, так не с той быстротой, не с той энергией, какие от нас требовались.
– Я скажу больше, – с горячностью продолжал Павлин. – Даже после захвата англичанами Кеми некоторые наши товарищи еще недостаточно учитывали ту опасность, которая грозно надвигается на советский Север. Были среди нас такие беспечные люди? Были.
