и мёртвых.
Мудрая Берта принялась водить пестиком по краю Чаши, производя этим удивительный звук. Непрерывный, но в тоже время он как будто плавал волной вверх-вниз, вверх-вниз… Яркий, тонкий, звенящий.
— Закрой глаза, — попросила Мудрая Берта. — Что ты слышишь?
Ким не слышал. Ким чувствовал.
Звук. Он чувствовал его всем своим телом. Он растворился в этом звуке. Звук словно обнял его, он стал осязаем, он пел ему песню, совсем как…
— Ким!
Ким боялся открыть глаза, чтобы не потерять эти секунды, её руки, её голос. Как же плохо без тебя! Не уходи, останься!
— Мама…
* * *
— Как будто кто-то рассыпал бриллианты на черном столе, — сказал Ким, глядя в ночное небо.
Он сидел на ступенях дома Мудрой Берты и лузгал пузатые полосатые семечки. Скрипнула доска под сбитым каблуком.
Эмма.
— Не спится?
— Душно. А может мысли, — ответил Ким и показал на небо. — Вон, смотри, это созвездие Дракона. Вон его голова и длинный хвост. А там Ястреб. А вон там Змей.
— Ким, ты был какой-то сам не свой и ничего не рассказывал после того, как вернулся с Бертой. Что она сказала? Это расстроило тебя?
— Да нет. Она сказала, что я должен вернуться домой. Во дворец. Пятый сигил у меня за спиной. Пока я понятия не имею, что это значит. Знаешь, я думал, что всю жизнь потрачу на эти поиски. А всё случилось так быстро. А может я рано радуюсь, и всё только начинается?
Ким повернулся к Эмме. И было в его взгляде что-то, отчего хотелось приласкать и успокоить его как плачущего ребёнка. Пусть и не было в его прекрасных глазах ни слёз, ни просьб, ни мольб о сочувствии. И Ким был уже не ребёнок, а вполне себе взрослый с кучей проблем и своими загонами.
— Ким, почему ты меня отталкиваешь?
Ким встал.
— Не молчи.
— Не надо, Эмма. Ты будешь разочарована этим разговором.
— Ким! Посмотри на меня! — Эмма с драматичным полушепотом взяла его за руки. — Йорф сказал, что в моих глазах ты увидишь себя тем, кто есть на самом деле. Ким, посмотри на меня! Посмотри в мои глаза!
— Эмма, я понятия не имею, кто я. Я вижу в твоих глазах, что ты на краю пропасти. И я даже одним словом могу столкнуть тебя туда. Да, я люблю тебя, но какое это имеет значение? Какой в этом смысл?
Эмма всё ещё держала его руки. Еле видимые в темноте черты лица её были так прекрасны и печальны.
Она говорила взволнованно и быстро:
— Что ты несёшь… Зачем…
— Да! Какой в этом смысл, если мы не может быть вместе каждый день, каждую минуту, каждую секунду!
— Но разве мы не вместе сейчас?! Вот сейчас, когда я держу твои руки, когда я обнимаю тебя? Что эти расстояния, миры и время, когда двое любят друг друга? Или… может быть я недостаточно благородна для тебя?
— Эмма, как это можно вообще… Когда я найду пятый Сигил, и когда я буду знать правду, я откажусь от трона. Мне всё это не нужно. Я так решил.
— Что?! Ты решил предать не только свою любовь, но и своё королевство? Свой народ? И что же ты будешь делать? Возьмёшь гитару и сбежишь от проблем, как ты обычно и поступал?
— До чего женщины бывают агрессивны в своей любви! — Ким отцепил от себя Эмму и поцеловал её в лоб. — Иди спать. Утром нас ждёт долгая дорога. Я не хочу, чтобы ты сонная свалилась с Уриха, когда мы будем возвращаться в Иерхейм.
Глава 7
Битый витраж тронного зала хрустел под тяжёлыми шагами короля. Сегодня ночью здесь был бой: вооруженный мятеж, нападение на дворец, штурм, оказавшийся неудачным, но всё же многие погибли как с той, так и с другой стороны.
Климент Иммануэль смотрел на цветные осколки и слушал Золтана.
— Выживших уже допрашивают, ваше величество. Большая часть — из Шенбера.
— Революционеры? Угнетенный рабочий класс?
— Это торгаши. Им заплатили, они и пошли.
— Вот и я о том же, Золтан. Кто-то хочет под видом праведника приземлить сюда свой зад. И добраться до Ключей от Врат. Кто не мечтает владеть их непобедимой Силой?.. Ему нужны спины, по которым он вскарабкается на этот трон, и на их крови он въедет сюда как по маслу… Если мы это не остановим. Но торгаши быстро закончатся, а вот борцы за идею — нет.
— Все дороги ведут в Шенбер.
— Лукреций?
— Очевидно.
— Нет, не очевидно. Но они хотят, чтобы мы так думали.
— Дядюшка Юлиан?
— Ближе… А там… сам дьявол не разберёт, — Ким, вздохнув, сел на трон. — Что с отцом?
— Его перевезли в северную резиденцию. Охрана, врачи, обслуга… С ним Фердинанд, мальчишка… ты помнишь, его спасли… спасла… — Золтан только сейчас увидел Эмму, которая вышла из смежного зала, и едва сдержался, чтобы не выразить неприлично свое удивление. — Эмма.
— Да, я помню. Его взяла на воспитание медсестра из госпиталя. Я рад, что они в безопасности, — Ким на секунду задумался о том, надо ли сейчас объяснять Золтану возвращение Эммы в Иерхейм. — Золтан, ты даже не представляешь, как я благодарен тебе за всё. Пойди отдохни хоть немного.
Сапоги Золтана отгремели вниз по лестнице, и стало тихо.
— Пятый Сигил за твоей спиной, — сказала вдруг Эмма.
— Что? — Ким обернулся, не понимая. Потом вскочил и присел за огромной резной спинкой трона. Он гладил, прощупывал бархатистую деревянную поверхность. — Да! Вот оно! Эмма, посвети мне, пожалуйста.
Нервное пламя восковой свечи осветило прочерченный в дереве знак, очень похожий на те Сигилы, что уже были у Кима. Вокруг него просматривались четыре углубления.
— Вода, Земля, Огонь, Воздух… Как ты догадалась, что он здесь?
— Не знаю, само вырвалось.
Ким удивлённо смотрел на Эмму.
— Ладно… А вообще… не важно. Осталось Сигилы вставить в свои места и… Может мы сейчас вызовем какого-нибудь демона? Я думаю, что это просто тайник, — Ким аккуратно вставил нужные пазы четвертый Сигил Воздуха, который он получил от Мудрой Берты, и что-то щёлкнуло, треснуло, и крышка тайника отъехала в сторону.
— Рукопись?
Ким держал в руках пожелтевшие свёрнутые листы, скреплённые печатью.
— Это та правда, которую ты искал?
— Пойдем-ка отсюда в другое место, — он резко поднялся и взял Эмму за руку.
После лестниц и коридоров они попали в небольшую темную комнатку. Ким зажёг свечи.
— Это моя мама.
Он показал на большой портрет на стене, с которого смотрела женщина с доброй улыбкой и большим букетом