— Представьте себе, да — вернее сказать, она так считает.
— Ничего себе! — ахаю я. — Что за глупости? Кажется, у вас со ставками проблем нет, есть проблемы с их заполнением. Я правильно понимаю?
— Абсолютно! На сегодняшний день у нас свободны восемь ставок. Но лучше в первый же день с денежных отношений не начинать.
— Егор Кузьмич, а не кажется ли вам, что вы перегибаете палку? Для таких вопросов существует главный врач и, смею напомнить, бухгалтерия. А ваша Зинаида Карповна — просто заведующая отделением, где мне предстоит работать.
— Я вас предупредил, — бесцветно отвечает начмед и останавливается у двери с надписью «заведующий хирургическим отделением», исполненной потускневшими золотыми буквами на аспидно-черном прямоугольнике.
— К вам можно? — постучавшись, он толкает дверь.
Через мгновенье мы попадает в небольшой пустой кабинет, в котором господствует натуральный бардак. Возле единственного давно не мытого окна прогибается под тяжестью нагроможденных сверху папок колченогий, облупленный письменный стол. На давно некрашенном узком подоконнике покоятся те же истории болезней, закрывая половину засиженного мухами окна. Вдоль правой стены — рассохшийся дерматиновый диван с ржавыми ножками, покрытый теми же историями болезней. Возле него стоит маленький журнальный столик, уставленный всевозможными сладостями: тут тебе и вазочка с дорогими разносортными конфетами и шоколадками, и какой-то полузасохший ягодный пирог, и надрезанный торт в форме сердечка, и надкусанный ломтик хлеба, и миниатюрная тарелочка с нарезанной абы как колбасой… Кроме съедобных предметов, на столике как-то помещаются электрический чайник на полтора литра и штук пять немытых чашек с блюдцами. Помимо всего прочего хозяйка кабинета умудрилась втиснуть между ними банку растворимого кофе и начатую пачку чая «Липтон» в пакетиках.
По левую сторону двери стоят два продавленных кресла, обитых выцветшей материей, и один новый металлический стул без покрытия. На стене — простая проволочная полочка, под завязку набитая медицинскими книгами, в том числе и довольно редкими. А правее полочки, ближе к письменному столу, в голубой пластмассовой рамке размещалось лаконичное, но емкое изречение: «Кто со мной не согласен — тот дурак», старательно выведенное красной тушью на ватмане.
Обстановку завершают советских времен платяной шкаф «под красное дерево» и стандартная фаянсовая раковина. Микроскопический кусочек розового мыла и жеваное полотенце в разводах свидетельствуют, что здесь иногда моют руки.
— Да уж! — только и смог я сказать, перешагнув порог кабинета. Похоже, предположение, что Зинаида Карповна — та еще штучка, подтверждается. Творческий беспорядок и убогая обстановка… дама давно махнула на себя рукой.
— Да вы не стесняйтесь! — легонько подталкивает меня в спину Егор Кузьмич. — У нее всегда так. Берется сразу за сто дел…
— И ни одного до конца не доводит, — продолжаю я его мысль.
— Ну, отчего же, — улыбается начмед, — насчет больных и операций она огонь-баба!
— Я вижу, — показываю в сторону кипы историй болезней, — вон читается слово «май». А на дворе уже август месяц. Как же вам страховые компании перечисляют деньги на зарплату, если истории до сих пор не сданы?
— Что есть, то есть! — кисло соглашается Кузьмич и выглядывает в коридор. — Куда-то она запропастилась? Вы присаживайтесь куда-нибудь, а я пойду, поищу.
— А Зинаида Карповна вообще в курсе, что я приеду?
— А как же? Еще вчера знала. Возможно, она на операции, сейчас все узнаю!
Глава 7
Зинаида Карповна Васильева, заведующая хирургическим отделением Карельской ЦРБ, — невысокая, но крепко сбитая женщина лет шестидесяти, с жидкими, окрашенными в светло-фиолетовый цвет короткими волосами и крупными, можно сказать, мужскими, руками с аккуратно подстриженными ногтями на толстых пальцах. Одевается она в несвежий белый халат, утыканный шариковыми ручками в нагрудных карманах, на манер горских газырей.
Когда я увидел ее в сопровождении вернувшегося начмеда, то едва не выронил из рук старинную, пахнущую плесенью «Хирургию» за 1924 год под редакцией профессора Боголюбова (взял полистать с проволочной полки). Очень уж неожиданный вид оказался у женщины.
— Что вас заставило прибиться к нашей тихой гавани? — интересуется она после официального представления. Голос у заведующей оказывается мягким и невысоким по тону.
— Вы сами ответили на свой вопрос: тишина и спокойствие.
— Ну, насчет спокойствия и тишины вопрос спорный. А пока, сделайте милость, расскажите о себе, — негромко просит Васильева, тяжело опускаясь напротив меня на скрипнувший диван. Начмед садится рядом со мной в соседнее свободное кресло и тут же принимается ерзать задом, протирая обшивку.
Докладываю о себе заученными со времени составления резюме фразами, не забывая при этом по-дружески улыбаться и смотреть в глаза собеседнице. Это занимает не больше пяти минут. Пока я говорю, Зинаида Карповна внимательнейшим образом меня слушает, стараясь ничего не упустить.
— Дмитрий Андреевич, не знаю, что вы там себе возомнили, но только знайте: своего кресла я вам никоим образом не уступлю! — неожиданно для всех произносит заведующая после моего доклада и грозно вперяется в меня свинцовым немигающим взглядом.
Мы с начмедом от неожиданности молча переглядываемся между собой, стараясь понять такую резкую перемену в ее настроении.
— Да! Не уступлю! И можете не переглядываться тут с товарищем Гусевым. Не поможет! — заведующая решительно шлепает себя по колену тяжелой ладонью.
— А при чем тут ваше кресло, уважаемая Зинаида Карповна, — я первым нарушаю молчание. — Я что, сказал, что претендую на место заведующего?
— Да, Зина, ты чего это на незнакомого человека сразу так набросилась? Лучше бы чаю предложила!
— А он что, сюда чаи приехал гонять? — справляется обо мне в третьем лице заведующая. — Или прибыл под меня копать?
— Зина, угомонись! Неприлично даже! — пытается урезонить агрессивно настроенную женщину Гусев. — Человек к нам издалека прибыл, из самого Санкт-Петербурга. А ты? Как ты себя ведешь?
— А я его сюда не звала, — заявляет глазами мадам Васильева и демонстративно пересаживается за свой рабочий стол, отодвинув в сторону накопившиеся истории болезни.
— Михал Михалыч его пригласил, к вам в помощь! — терпеливо объясняет Егор Кузьмич, пытаясь сгладить витающее в воздухе раздражение. — Теперь ты можешь спокойно уйти в отпуск, хоть с завтрашнего дня!
— А вместо меня кто, этот деятель останется?
— Нет, он же не наш штатный сотрудник! Дмитрий Андреевич, получается, командированный доктор. Вместо тебя, думаю, Гриша временно побудет, а доктор Правдин простым ординатором поработает.
— Гриша? Он вам таких дел наворочает, ваш Гриша, что и за год после не разгребешь! Гриша! Ишь, чего удумали!
— Ничего страшного. Доктор Правдин опытный хирург, ты сама слышала его послужной список. Меня лично впечатлил! Я считаю, они без тебя вполне справятся.
— Слышала! Слышала! — вскакивает со стула заведующая, и хорошо заметно, как кровь прилила ей к лицу. — Только ничего у вас не выйдет! Вы меня поняли, доктор Правдин? Ваш заговор провалился! Я вам свое место не уступлю!
— Я пока на ваше место не претендовал, вроде? Чего вы сразу взъелись, что за ерунду насчет заговора несете?
— Пока не претендовал? Ну-ну! Я ни в какой отпуск не ухожу! Я остаюсь! Можете даже не стараться! Вам ясно? — она отводит от меня железный взгляд и, словно раскаленным сверлом, проходится им по начмеду.
— Я-я-ясно, — заикаясь, отвечает Кузьмич.
— Ну, раз вам ясно, то прошу теперь всех покинуть помещение! У меня много работы! Не смею никого задерживать! Оревуар! — Васильева берет из кучи первую попавшуюся историю болезни, открывает ее наугад где-то посередине и принимается сосредоточенно изучать.
— Мне когда нужно выходить на работу-то? — безмятежно осведомляюсь я. — Готов хоть сегодня приступить к исполнению своих служебных обязанностей!
— Спасибо за заботу! Сегодня как раз я дежурю, а завтра к восьми ноль-ноль прошу быть в отделении. И попрошу без опозданий! Куда деваться, — она картинно разводит руками, — так и быть, выделю вам палаты, раз вы у нас теперь числитесь. Но только завтра! Посмотрим, что вы за доктор такой замечательный. Рассказывать-то про себя вы славно умеете!
— Как вам угодно, мадам, — миролюбиво отвечаю я, — до завтра! Спокойного вам дежурства!
Начмед остается в кабинете и тихо закрывает за мной дверь.
Пока в кабинете заведующей стоит откровенный ор, я не торопясь осматриваюсь в отделении. Длинный, практически стерильный коридор, выложенный серой плиткой под мрамор, гладкие светло-голубые стены, а в конце виднеется пост медсестры. Две женщины в одинаковых отглаженных халатах с тревогой смотрят в мою сторону из-за рабочего стола.
