Этот лагерь в Бредове был основан местным руководителем СА Карпфенштейном, бывшим гаулейтером Померании. Геринг закрыл его, как и лагерь в Бреслау, управляемый Гейнсом, близким сотрудником Рема и гомосексуалистом, который подвергал своих заключенных садистским пыткам. Свой лагерь в пригороде Берлина имелся и у Эрнста, в прошлом официанта кафе, в тот период ставшего одним из ведущих руководителей штурмовиков. Прошлое этого человека было сомнительным, Геринг прикрыл и его заведение.
Напротив, никаких претензий не предъявлялось лагерям, подведомственным эсэсовцам: например, Дахау, который станет известен двенадцатью годами позже. Начальник этого лагеря эсэсовец Эйке опубликовал для своего лагеря специальное положение, которое гласило:
«Терпимость означает слабость. Наказание будет безжалостно применено каждый раз, когда это будет в интересах родины. К добропорядочным гражданам, по неведению совершившим проступок, это положение не относится. Но политагитаторы и вожаки-интеллигенты должны быть предупреждены: не попадайтесь нам, ибо вас возьмут за горло и заставят замолчать вашими же собственными методами».
Каждый эсэсовец знал, что следовало понимать под «интересами родины». В мае в Дахау были умерщвлены бывшие депутаты-коммунисты Дрессель и Шлеффер. В это же время, в период с 16 по 27 мая, были замучены до смерти четверо других узников четырьмя охранниками-эсэсовцами, действовавшими независимо друг от друга. Такие убийства вошли в обычную практику. 24 мая мюнхенский адвокат доктор Альфред Штраус после пыток был застрелен двумя пулями в затылок. Врач, проводивший вскрытие трупа, засвидетельствовал «почерневшие и синие кровоподтеки и зияющие раны». Трое других заключенных — Леонард Гаусман, Луис Шлосс и Себастьян Нефцгер — умерли при аналогичных обстоятельствах.
Мюнхенская прокуратура, еще не перестроившаяся в соответствии с требованиями нацистов, попыталась получить дополнительную информацию в связи с этими убийствами. Управление СС ответило, что все четверо заключенных были убиты при попытке к бегству. Однако доклад по вскрытию доктора Штрауса гласил, что один из убитых был в тапочках, «носок имелся лишь на одной ноге, другая же была без носка из-за раны на ней». А пули были выпущены в затылок в упор.
Совершенно ясно, что лагеря штурмовиков были закрыты не за то, как в них обращались с заключенными, а потому, что функционировали под командованием штурмовиков. Рем и его друзья поняли суть дела и тут же постарались нанести ответный удар.
Однажды утром берлинское гестапо доставило в Ораниенбургский лагерь двух задержанных. Они находились в жалком состоянии: по всей видимости, их подвергли допросу с пристрастием. Однако на этот раз администрация лагеря восприняла случившееся чуть ли не с негодованием: комендант лагеря Шеффер доложил о случившемся своему непосредственному начальству — штандартенфюреру Шутцвехслеру. Тот также был «шокирован» столь возмутительным обращением. Оба сразу отправились на Принц-Альбрехт-штрассе, где располагался штаб гестапо, «требовать объяснений». Их вежливо выслушали, пообещали найти виновных и завтра же дать ответ.
На следующий день действительно ответ пришел по телефону: Ораниенбургский лагерь закрывался по причине плохого обращения с заключенными. При этом сообщалось, что к лагерю отправлен поезд для перевозки заключенных в недавно открытый эсэсовцами лагерь около Эмса. Шеффер едва успел домчаться до Берлина, чтобы доложить о сложившейся ситуации государственному секретарю Грауэрту. Тот, видя назревающий серьезный конфликт, постарался приостановить действие приказа о ликвидации лагеря. Ораниенбургский лагерь продолжил функционировать под руководством Шеффера.
Это была одна из многочисленных стычек между разными нацистскими службами, прекратившимися вместе с самим режимом. А личные счеты сводились даже в зале заседаний Нюрнбергского трибунала! Жесткое соперничество нередко переходило в лютую ненависть друг к другу.
Соперничество возникало из-за должностей, почестей, материальных выгод, которые давались не по заслугам, возможностям и высоким моральным качествам человека, а сиюминутным фаворитам, принадлежавшим к влиятельному в данный момент клану; тем, у кого имелись высокопоставленные друзья. Каждая организация стремилась вытеснить соседнюю, особенно ту, чья сфера компетенции соприкасалась с ее собственной. Помимо того, внутри каждой организации, каждой службы наблюдалась аналогичная борьба между разными группами, стремящимися продвинуться ближе к власти.
Гестапо не было исключением. Если внешне люди видели цельный, единый организм, безупречный и идеальный по своей структуре, то внутри на самом деле оно представляло собой банку с пауками в период спаривания.
Должность Дильса, фаворита Геринга и незаменимого человека, была для многих лакомым кусочком. Для некоторых из них сразить Дильса означало освободить его кресло и самим сесть в него. У нацистов было заведено, что доносчик в качестве вознаграждения получал место того, которого отправил на плаху. Враги Геринга избрали своей мишенью Дильса, потому что его уход означал бы большую потерю для министра-президента. Тем не менее Дильс умело лавировал между интригами с ловкостью прожженного дворцового интригана.
Однако настал день, когда один из врагов Дильса нашел у него уязвимое место. После лицемерной кампании протестов по поводу слишком жестких методов действия гестапо президенту Гинденбургу было вручено досье, переданное ему представителями немецкого генералитета, пользовавшимися его доверием. Досье было составлено Фриком, который не забыл, как Геринг отобрал у него контроль над гестапо. Однако демарш не удался. Геринг объяснил, что речь шла об отдельных случаях, имевших, место из-за непомерного усердия нижестоящих чинов. Ему пришлось специальным декретом назначить комиссию, обязанную заняться реорганизацией гестапо и наказанием виновных. Само собой разумеется, что эта комиссия никогда не собралась. Чтобы успокоить маршала, Геринг был вынужден пожертвовать Дильсом, и в конце сентября 1933 года тот покидает свой пост. Мгновенно последовало назначение Дильса на пост заместителя руководителя берлинской полиции. Хорошо зная местные нравы, Дильс рассудил, что безопаснее для него будет эмиграция в Чехословакию, чтобы спокойно переждать дальнейшие события. Даже Австрия, уже напичканная нацистами, показалась ему недостаточно надежной.
Для Геринга это был весьма чувствительный удар. Отставка Дильса была победой его врагов. И он нашел способ парировать этот удар.
На освободившееся место Геринг назначил проверенного нациста, представителя старой гвардии, чья репутация не вызывала никаких сомнений. Это был Поль Хинклер, близкий друг Вильгельма Кубе, бывшего председателя нацистской фракции в ландтаге Пруссии, обер-президента Бранденбурга.
Хинклер приступил к исполнению своих обязанностей. Однако Геринг знал (хотя и скрывал сей факт), что Хинклер является таким законченным алкоголиком, что по сравнению с его запоями попойки Дильса кажутся школьными проделками. Кроме того, он был судим за соучастие в убийстве, хотя суду не удалось доказать его вину. В общем, Хинклер страдал чем-то вроде умственной неполноценности, отягченной алкоголизмом.
Скрывшись в сельской глухомани, Дильс продолжал внимательно наблюдать за событиями. За неделю до его ухода, 21 сентября, началось разбирательство по поводу поджога рейхстага. Поскольку он руководил расследованием и знал все тайные стороны, ему скоро стало ясно, что дело примет скандальный оборот. За границей этот процесс привлек всеобщее внимание: немецкие эмигранты всячески стремились пролить свет на эти события. Дильс тайно дал знать в Берлин, что мог бы вернуться, если его возвращение будет оценено по достоинству.
Тем временем Хинклер в Берлине продолжал совершать ошибку за ошибкой; в конце октября, менее чем через тридцать дней после назначения, его пришлось спешно уволить. Получив срочный вызов, Дильс согласился снова занять свой пост. Первое, что он сделал, — приказал арестовать Хинклера, который, увидев ранним утром гестаповских полицейских у себя под дверью, сбежал из дома через окно. Полицейский патруль задержал его и доставил в участок, откуда он смог связаться со своим другом Кубе, примчавшимся его выручать.
После этого события-предупреждения Дильс возобновил свою работу и принялся за старое. В то же время Геринг почувствовал, в кого метились противники Дильса, и решил принять превентивные меры. 30 ноября 1933 года, пользуясь своими полномочиями министра-президента Пруссии, он выпустил декрет революционного содержания, по которому политическая полиция — гестапо — освобождалась от подчинения министерству внутренних дел. По этому документу гестапо переходило в ведение одного Геринга. Отделение «политической» полиции представляло собой юридическую несуразность, но нацистам были нипочем соблюдения юридических норм.
