Предположим теперь, что ученый постепенно заманивает вас в ловушку. Допустим, он предлагает вам 20 $ за то, что вы примените очень слабый электрошок (10 вольт) к парню в другой комнате, чтобы узнать, поможет ли это ему лучше обучаться. Экспериментатор даже испробует 10 вольт на вас, и вы почти ничего не почувствуете. Итак, вы согласитесь. Это безвредно, а эксперимент представляется довольно интересным. (Кроме того, вы всегда хотели узнать, пойдет ли вашим детям на пользу, если вы их отшлепаете). Вы работаете какое-то время, и теперь экспериментатор вам говорит, что, если ученик дает неверный ответ, вы должны перейти на следующую ступень — 20 вольт. Это также нечувствительный и безвредный разряд. Поскольку вы только что применяли к ученику 10 вольт, вы не видите причин, почему бы ни попробовать на нем 20 вольт. А потом, использовав 20 вольт, вы говорите себе — 30 вольт мало отличаются от 20, давайте попробуем 30. Он снова допускает ошибку, и ученый говорит вам: «Пожалуйста, переходите на следующий уровень — 40 вольт».
Где вы проведете черту? Когда вы решите: стоп, довольно? Будете ли вы продолжать эксперимент до 450 вольт или даже выше, до напряжения с отметкой ОПАСНО? Когда этот вопрос задают людям, не участвовавшим в эксперименте, почти никто не предсказывает, что доберется до 450 вольт. Но, когда люди в реальности оказываются в этой ситуации, две трети из них доходят до максимального и, как они полагают, опасного уровня. Они делают это, оправдывая каждый свой следующий шаг: это слабый электрошок ему совсем не больно; 20 вольт мало чем отличается от 10; если я дал 20, почему не дать 30? По мере того, как они шаг за шагом оправдывают свои поступки, они оказываются все более привязанными к ситуации. К тому времени, когда «ученики» получают то, что «учителя» считают сильным электрошоком, большинству «учителей» трудно оправдать решение прекратить эксперимент. Те из них, кто еще в начале эксперимента высказывал сомнение в допустимости его процедуры, реже оказывались в ловушке принятых на себя обязательств и чаще прекращали эксперимент.
Эксперимент Милгрэма [‡] показывает нам, как обычные люди могут совершать аморальные и вредные поступки, если возникает «цепкая реакция» поступков и последующих самооправданий. Когда мы в роли наблюдателей, смотрим на них и испытываем недоумение или беспокойство, мы не пониманием, что наблюдаем лишь конечную стадию длительного и медленного спуска с пирамиды. Выслушав приговор, Магрудер сказал судье Джону Сирика: «Я знаю, что я совершил, и вы, Ваша честь, знаете, что я совершил. Где-то среди своих амбиций и идеалов я потерял мой этический компас». Как честный человек может потерять свой этический компас? Вы заставляете его каждый раз делать один маленький шаг, а самооправдания довершат все остальное.
Знание о том, как работает диссонанс, не поможет нам автоматически приобрести иммунитет против искушения использовать самооправдания, как узнал Эллиот, купивший каноэ в январе. Вы не можете просто взять и сказать людям после эксперимента с «трудными испытаниями» для вступления в группу: «Видите, как вы уменьшаете диссонанс? Правда, это интересно?» — и ожидать, что они ответят: «О, спасибо вам за то, что вы мне объяснили настоящую причину, по которой мне нравится эта группа. Это, конечно, поможет мне поступать умнее!». Все мы, чтобы сохранить веру в то, что мы умны, иногда делаем глупые вещи. Тут ничем не поможешь. Мы созданы такими.
Но это не значит, что мы обречены на то, чтобы всегда пытаться оправдывать свои действия задним числом, и что мы подобно Сизифу, не в состоянии добраться до вершины «горы» и принять себя. Более глубокое понимание того, как и почему работает наш мозг — это первый шаг к преодолению привычки самооправдания. И это, в свою очередь, требует от нас внимательнее анализировать свое поведение и причины наших решений. Это требует времени, саморефлексии и желания.
Консервативный обозреватель Уильям Сафайр однажды описал «политико-психологическую проблему», с которой сталкиваются избиратели, а именно: «как справиться с когнитивным диссонансом» [39]. Он начинает с истории о своей собственной проблеме. Во время правления Клинтона, рассказывает Сафайр, он критиковал Хиллари Клинтон за то, что она скрывала имена участников своей группы консультантов, с которыми она занималась проблемами здравоохранения. Он написал статью, осуждавшую ее попытки сохранить секретность, которые, как он утверждал, вредны для демократии. Никакого диссонанса в этом случае нет, поскольку эти плохие демократы делают плохие вещи. Через шесть лет, однако, он обнаружил, что его «поразил» когнитивный диссонанс, когда вице-президент Дик Чейни, консервативный республиканец, которым Сафайр восхищался, настаивал на том, чтобы сохранить в секрете имена участников своей рабочей группы, с которыми он разрабатывал энергетическую политику. Как поступил Сафайр? Поскольку он знал о диссонансе и о том, как он работает, он сделал глубокий вдох, подтянул брюки и совершил трудный, но добродетельный поступок: написал статью, в которой публично раскритиковал действия Чейни. Ирония заключалась в том, что благодаря его критике Чейни, Сафайр получил несколько писем с похвалами от либералов, что, как он признался, снова вызвало у него сильный диссонанс. Боже мой, как же он ухитрился сделать нечто такое, что одобрили эти люди?
Способность Сафайра обнаружить собственный диссонанс и устранить его, совершив справедливый поступок, — это редкость. Как мы увидим, такая готовность признать, что его собственная сторона допустила ошибку, редкое качество. Вместо этого люди склонны искажать восприятие событий прошлого в выгодную для себя и своей команды сторону. Конкретные способы варьируют, но наши усилия оправдывать себя всегда нацелены на то, чтобы удовлетворить нашу потребность в позитивном отношении к тому, что мы сделали, к тому, во что мы верим, и к тому, какие мы есть.
Глава 2. Гордость и предубеждение… и другие «слепые зоны»
«Что ты смотришь на соринку в глазу брата твоего, а бревна в своем глазу не замечаешь?».
— Евангелие от Матвея
Когда публика узнала о том, что судья Верховного суда США Антонин Скалия летал в Луизиану на правительственном самолете для охоты на уток с вице-президентом Диком Чейни, несмотря на то, что Чейни должен был вскоре предстать перед Верховным судом, поднялась буря протестов против очевидного конфликта интересов у Скалиа. Сам Скалиа негодовал по поводу сомнений в его способности оценить степень соответствия конституции требования Чейни признать законным его нежелание разглашать имена участников созданной им рабочей труппы по проблемам энергетики из-за его совместной с Чейни «утиной охоты». В своем письме в газету Los Angeles Times, объясняющим, почему он не хочет взять самоотвод, Скалиа писал: «Я не думаю, что есть основания сомневаться в моей беспристрастности».
Нейропсихолог Стэнли Берент и невролог Джеймс Олберс были наняты железнодорожной компанией CSX Transportation Inc. и химической компанией Dow Chemical, чтобы расследовать судебные иски железнодорожников, утверждавших, что вредное воздействие на них химикатов приводит к необратимым патологическим изменениям мозга и другим заболеваниям. У более 600 железнодорожников в 15 штатах были диагностированы заболевания мозга, вызванные органическими растворителями, содержащими хлор, которые они перевозили. CSX заплатила более 170 000 $ консалтинговой фирме Берета и Альберса за исследование, ставившее под сомнение влияние работы с промышленными растворителями на заболевания мозга. Проведя свое исследование, в котором использовались данные из медицинских карт работников, причем, согласие работников на это не было получено, два ученых выступали экспертами-свидетелями во время суда на стороне юристов, представлявших CSX. Берент не видел никаких этических проблем в своем исследовании, которое, как он утверждал: «…дало важную информацию о влиянии растворителей на здоровье». Впоследствии Берент и Олберс получили выговор от Федерального отдела защиты людей — участников экспериментов из-за очевидного конфликта интересов в этом исследовании [40].
* * *
Когда вы входите в Музей толерантности в Лос-Анджелесе, то оказываетесь в комнате, где находятся интерактивные экспонаты, позволяющие определить, к каким категориям людей вы проявляете нетерпимость. Среди них есть как привычные «мишени» (темнокожие, женщины, евреи, гомосексуалисты), так и низкорослые люди, толстые люди, блондинки, инвалиды… Вы смотрите видео о различных предубеждениях, свидетельствующее о том, что у каждого человека, включая вас самих, они есть, а потом вас приглашают, собственно, войти в музей через одну из двух дверей: на одной написано ДЛЯ ПРЕДУБЕЖДЕННЫХ, а на другой — ДЛЯ НЕПРЕДУБЕЖДЕННЫХ. Вторая дверь заперта на тот случай, если кто-то не поймет видео, но иногда некоторые люди все же пытаются в нее войти. Когда мы однажды пришли в музей, то увидели четверку ортодоксальных евреев- хасидов, которые сердились и стучали в дверь ДЛЯ НЕПРЕДУБЕЖДЕННЫХ, требуя, чтобы ее для них открыли.
