Чтобы полностью исключить сомнения, Колдстад уколол парализованного пару раз в самые чувствительные места — результат остался тот же.
Впрочем, на своем собственном агенте, которого нашли живым, но недвижимым на лестнице первого этажа, Колдстад этот метод испытывать не стал. Он просто приказал отнести подчиненного в любую подходящую палату и не болтать о случившемся.
Сей инцидент тоже не поддавался объяснению. Опять же никто не мог объяснить, откуда исходит барабанный бой.
Колдстад впервые услышал его, когда осматривал кабинет Смита. Здесь валялось огромное количество таблеток от изжоги, мыло, аспирин и другие общедоступные лекарства — некоторые с пометкой «бесплатно» или «образец». Но никаких наркотиков или компрометирующих документов.
Барабанный бой раздавался из личного туалета Смита.
Такой ровный, монотонный стук. Бум, бум, бум, бум. Он звучал и когда Колдстад искал ключ, и когда вставлял его в замочную скважину.
Но стоило ему только открыть дверь, как барабанный бой прекратился.
В туалете было пусто. Джек проверил даже сливной бачок, где часто прятали контрабанду.
Едва он закончил поиски и хлопнул дверью, барабанный бой тотчас возобновился.
Бум, бум, бум, бум~
И снова прекратился, когда Колдстад распахнул дверь.
Феномен этот повторялся трижды. Джек решил, что тут задействован некий механизм. Закрываешь дверь — барабанный бой начинается, открываешь — прекращается. Колдстад обследовал каждый дюйм полотна и дверной коробки и ничего не нашел — даже после того, как снял дверь с петель. Не было никаких проводов, никаких признаков хитроумных механизмов. Никаких контактов. Колдстад знал, что в продаже есть такие открытки, которые воспроизводят несложные мелодии, если заглянуть вовнутрь — нажатие пальца активизирует сенсорную микросхему.
Но здесь никакой микросхемы и близко не лежало, да и стучало слишком громко не только для маленькой, но и для очень большой микросхемы.
И наконец, над Фолкрофтом все еще кружили эти чертовы грифы.
Они кружили здесь с тех самых пор, как Колдстад впервые въехал в больничные ворота. Сейчас на землю уже опускались сумерки, а птицы все не улетали. Никто не мог объяснить, что это за птицы и как они здесь оказались.
Они кружили и кружили, ни на секунду не прекращая парение для того, чтобы поесть или отдохнуть. Это приводило в бешенство. В конце концов просто противоречило всякой логике, нарушало все законы природы.
Джек Колдстад любил, чтобы все шло согласно правилам и установкам. Поэтому он выхватил у одного из своих людей винтовку с оптическим прицелом, намереваясь подстрелить хотя бы одну из этих проклятых тварей.
Выстрелил он по меньшей мере раз десять. Конечно, пару или тройку раз он промазал. Но птицы по-прежнему лениво кружили в вышине. Конечно же, Джек хоть раз да попал в цель, однако на землю не опустилось ни перышка.
Больше всего бесило то, что в бинокль удавалось рассмотреть ровно столько же, сколько и без него — видны были лишь темные, неясные силуэты.
Колдстад пальнул в последний раз и с отвращением отбросил ружье в сторону.
— Эй, парень!
На зов тут же прибежал один из подчиненных.
— Да, сэр.
— Будешь дежурным по птицам.
— Что, сэр?
— Станешь наблюдать за этими птицами. Должны же они когда-нибудь угомониться! Когда они устанут, проследи, куда полетят. Проследи и, если сможешь, убей.
— Зачем?
— Эти чертовы птицы подрывают авторитет всемогущего Федерального налогового управления — вот зачем!
— Есть, сэр.
После нелепого штурма люди ФНУ почти целый день обыскивали помещения Фолкрофта и до сих пор еще не закончили. Во всем виновато это проклятое УБН, которое на каждом шагу вставляет палки в колеса налоговой службе. Подонки небритые. И как они только смеют ставить под сомнение авторитет ФНУ?
Колдстад на лифте поднялся на второй этаж, где располагался кабинет доктора Харолда В. Смита. На дверях висела табличка «Директор». Джек распахнул дверь, и в лицо ему ударил порыв холодного сентябрьского ветра. Сгорбившись, Колдстад вошел в кабинет и плюхнулся в потертое кожаное кресло за стол, покрытый черным стеклом.
Пора было сообщать о результатах операции, чего Джеку Колдстаду очень не хотелось. Тем не менее он без колебаний набрал нужный номер (впрочем, указательный палец его при этом слегка подрагивал).
— Приемная мистера Бралла, — отрывисто проговорил чей-то женский голос.
Колдстад откашлялся.
— Это Джек Колдстад. Я хотел бы поговорить с мистером Браллом.
— Минуточку.
Раздавшийся в трубке через секунду мужской голос по своему звучанию напоминал камнедробильный аппарат.
— Что можете сообщить, Колдстад?
— Мы все еще проводим инвентаризацию, — отозвался спецагент.
— Какого черта?
— Очень уж большая территория, сэр. Кроме того, это УБН~
— Кто там главный от УБН?
— Тардо. Зовут Уэйн. Начальная буква второго имени П.
— Номер карточки социального страхования?
— Я еще не прорабатывал эту информацию, сэр.
— Не важно. В конце концов сколько Уэйнов П. Тардо может работать в нью-йоркском отделении УБН? Надеюсь, вы его порасспросили?..
— Конечно.
— И что он ответил?
— Сообщил, что нет, аудиторской проверке никогда не подвергался, мистер Бралл.
— Подонок при этом вспотел?
— Нет. Но верхняя губа у него задергалась, и с тех пор он притих.
— Тогда у вас нет оправданий. Поставьте весь Фолкрофт с ног на голову. Надо же мне знать, что там творилось, как долго, и сколько они задолжали налоговой службе.
— Понятно, мистер Бралл. А как быть с УБН?
— Эти мерзавцы наложат арест даже на всходы, если узнают, что поспевший через три месяца урожай пойдет на продажу с правительственного аукциона. Думаю, они вполне созрели для налоговой проверки. УБН не будет вас беспокоить — я сделаю несколько звонков.
— Прекрасно, мистер Бралл.
— Вам же будет лучше, если стоимость имущества лечебницы окажется чертовски высокой, иначе в конце финансового квартала я вас разжалую. Учитывая убитого стажера и раненых, операция обойдется службе в копеечку — придется выплачивать бешеные деньги по страховкам. Постарайтесь сделать так, чтобы налоги с Фолкрофта намного превышали потери. Так что средние доходы меня не устраивают.
— Постараемся, мистер Бралл.
Голос в трубке умолк. Спецагент вспотевшими пальцами опустил ее на рычаг. Только один человек на земле мог заставить его вспотеть, и этим человеком был Дик Бралл. Если Джек Колдстад не сумеет выжать из Фолкрофтской лечебницы все, что можно, останется надеяться только на Бога.
Беда в том, что до сих пор Колдстаду не удалось отыскать в Фолкрофте никаких признаков незаконной деятельности — за исключением, правда, двенадцати миллионов на банковском счету.
Чтобы привести в движение бюрократическую машину, Колдстад встал, наступив при этом каблуком на кусок оконного стекла. Раздался громкий треск.
Вздрогнув, спецагент нагнулся, намереваясь подобрать осколки. И замер.
Стекляшка разлетелась на три кусочка. На Джека Колдстада мрачно смотрели три его зеркальных отражения.
Подняв самый большой из осколков, Колдстад задумчиво повертел его в руках и сквозь прозрачное стекло увидел собственные пальцы.
— Черт побери!
Он подошел к разбитому окну. Дыра была достаточно велика — просунуть голову не составляло труда, но края казались чересчур острыми. Рисковать не стоило, и потому Колдстад просто вытянул руку, расположив осколок в отверстии зеркальной поверхностью к себе.
Своего отражения он не увидел. Очевидно, та сторона оконного стекла тоже была зеркальной.
— Поляризованное стекло, — проворчал Колдстад. — Да, не такое уж это невинное учреждение.
Выходя из кабинета, он бросил осколок стекла в корзинку для бумаги. Вид у спецагента был такой, словно голова у него прямо-таки раскалывалась на части.
Глава 7
Дежурный сержант Трой Тримэйн чего только не перевидал на своем веку.
За тридцать лет службы в полиции Порт-Честера, штат Нью-Йорк, он успел насмотреться на все человеческие слабости и пороки. Ежедневно тридцать лет подряд жулики, сумасброды и тупицы всех сортов чередой тянулись сквозь входные двери из матового стекла и приближались к старомодной стойке дежурной части.
Этот тощий парень не походил ни на кого из них. Собственно, у него был вид честного человека. Глубоко посаженные карие глаза прямо-таки светились искренностью. Сержант Тримэйн даже готов был умножить свою пенсию на коэффициент правдивости этого тощего парня.
Тот же, стиснув пальцами край стойки, чистосердечно выпалил:
— У меня пропала жена.
Тримэйн сам был женат и потому сразу же ощутил сочувствие к несчастному. Но служба прежде всего.
— Когда?
— Два дня назад.
— Дело об исчезновении заводится только по истечении трех дней.