в сочувствии и дружеском участии, возможно, навело Льва Моисеевича на мысль об аресте друга? Поэтому, быть может, он и адресует письмо жене Самуила Ефимовича Ланде. С другой стороны, он всё же думает, что что-то могло произойти и в самой семье, что не дало возможности им написать в это тяжёлое для него время. Понятно, что люди в его положении обладали особой чувствительностью к контактам с окружающими друзьями и знакомыми.
11
Всеобщее молчание показалось Цейтлину симптоматичным и зловещим. И всё же его предчувствие относительно возникших внезапно проблем внутри самой семьи его друзей оказалось правильным. «Мой отец внезапно тяжело заболел — он попал в больницу по поводу прободения с последующим перитонитом застарелой язвы желудка, которой страдал всю жизнь. Отец выжил чудом благодаря искусству замечательного хирурга Татьяны Оскаровны Карякиной, а также пенициллину. Этот процесс выживания занял почти полгода»,— рассказал Борис Ланде.
12
Владимир Николаевич Парашин — скрипач, ассистент Л. М. Цейтлина в Ленинградской Консерватории. Парашин пользовался доброй репутацией как человек и как педагог. Но он обладал прямотой высказываний и личной порядочностью, что, как известно, в то нелёгкое время было довольно опасным качеством характера. После изгнания Цейтлина над его ассистентом также стали сгущаться тучи, но в Консерватории его всё же оставили.
13
Большинство людей, попавших в ситуацию уволенных, испытывало ту же самую реакцию — панику. Внезапно оказалось, что многолетние «друзья» оказались не друзьями, а иногда и не́другами. Паника охватывала всех, кто прошёл через изгнание с работы. Слишком часто это бывало прелюдией к аресту.
Нельзя также забывать, что 1948 год начался очень страшно — 13 января был убит Соломон Михоэлс. Так что для страхов, даже у самой элитарной интеллигенции было более чем достаточно самых веских оснований. Л. С. Цейтлин стал ощущать и физически последствия своего увольнения — у него повысилось кровяное давление — для этого было слишком много причин, помимо чисто медицинских. Это было естественным следствием огромного стресса, пережитого им за эти последние 10—11 дней. Впоследствии, именно гипертония привела его к преждевременной смерти — спустя почти три с половиной года.
14
Рафаил Соболевский (род. в 1930 г.) скрипач, ученик Л. М. Цейтлина с детских лет в Центральной музыкальной школе в Москве (сначала эта школа называлась «Особая детская группа»). Большую роль в развитии таланта юного скрипача сыграл также ассистент Цейтлина Каюм Байбуров.
Соболевский обладал большим скрипичным талантом — превосходным звуком, отточенностью фразировки, тонким вкусом и значительным художественным воображением. В то же время его игре сопутствовало странное свойство — впечатление от его выступлений часто бывало обратно пропорциональным величине зала, где ему в данный момент приходилось играть. Чем был меньше, камернее зал, тем более сильное впечатление производила его игра. В больших залах, каким-то необъяснимым образом его игра теряла свою силу, масштаб и даже особые тонкости игры, так выгодно отличавшие его исполнение от многих соучеников и коллег — все эти достоинства странным образом блекли, если не исчезали вовсе. Вторым отрицательным моментом его игры, была ненадёжная память, о чём здесь упомянул его профессор. Мне доводилось слышать игру Соболевского в классе проф. Цыганова, к которому он перешёл вскоре после смерти Цейтлина в 1952 году. Исполнение Соболевским в классе таких сочинений, как «Фантазия» Шумана-Крейслера, Концерт Венявского № 2 ре-минор, Концерт Сибелиуса, Концерт № 2 Вьетана, «Мазурка» Заржицкого а также пьесы «Фонтан Аретуз» Шимановского и «Цыгана» Равеля было, пожалуй, несравнимым ни с одним из исполнителей этих пьес, которых мне доводилось слышать в Москве в те годы.
Вершиной успеха Соболевского была завоёванная им вторая премия на Конкурсе им. Жака Тибо в Париже в 1953 году (первая была присуждена Нелли Школьниковой).
Описанное Цейтлиным выступление Соболевского на отборе для Конкурса им. Яна Кубелика в Праге, явилось примером ненадёжности его музыкальной памяти. Те, кто слышал тогда его выступление, даже рассказывали, что Соболевскому пришлось вообще остановиться и посмотреть в клавир ф-ой партии, чтобы восстановить в памяти место, где он споткнулся. Такая же грустная история произошла с ним в 1959 году на Конкурсе им. Королевы Елизаветы в Брюсселе. Во второй части Концерта Сибелиуса он забыл посредине пассажа, и ему пришлось остановиться вместе с оркестром, чтобы заглянуть в партитуру, после чего он продолжил своё выступление. Увы, такие проблемы с памятью посещали его и в годы работы солистом Росконцерта. В начале 1970‑х Соболевский эмигрировал в США. Некоторое время он преподавал в Университете гор. Сиракюз, дважды успешно сыграл сольные концерты в Карнеги Холл в Нью-Йорке, получив хорошие отзывы в прессе. К сожалению, его дальнейшая карьера в силу ряда причин не получила развития.
15
Стыс, Рита. Скрипачка, ученица школы им. Столярского в Одессе и проф. Мостраса в Московской Консерватории. Впоследствии не проявила себя в качестве солистки и свою профессиональную жизнь провела в оркестре Большого театра.
16
Юлиан Ситковецкий (1925—1958). Ученик проф. А. И. Ямпольского. Один из самых выдающихся молодых скрипачей-виртуозов конца 40‑х — начала 50‑х годов. Его преждевременная смерть в возрасте 32 лет была большой потерей для советского скрипичного искусства. Описываемое проф. Цейтлиным выступление Юлиана Ситковецкого, вероятно не принадлежало к числу его удач.
17
О выступлении ученика проф. Эйдлина Михаила Ваймана (1926—1977) на отборочных прослушиваниях говорила вся музыкальная Москва. Тот факт, что он произвёл исключительное впечатление как на публику, так и на жюри, не имел большого значения для властей. В Комитете по делам искусств был разработан свой план — ставка делалась на Игоря Безродного, скрипача исключительно одарённого и одного из самых выдающихся студентов А. И. Ямпольского. Безродный был фаворитом властей благодаря своей более «благозвучной» фамилии, хотя его отец Семён Ильич Безродный был еврейского происхождения, а мать русской, всё же само звучание его имени было предпочтительнее для правительственных чиновников в то «невыносимо-нелёгкое время нашего бытья» — время зрелого сталинизма и свирепой антисемитской политики.
Игоря Безродного — студента 3‑го курса Московской Консерватории наградили Сталинской премией, как было сказано — «за выдающиеся успехи в концертно-исполнительской деятельности». В 1950 году его даже готовили в качестве замены самому Давиду Ойстраху. Безродный вместо Ойстраха был послан в Лондон на фестиваль советской музыки в Дни культуры СССР. Он исполнял там новый, недавно написанный Концерт для скрипки с оркестром Дмитрия Кабалевского. Несмотря на громадный исполнительский талант Безродного, попытка заменить им Давида Ойстраха оказалась полностью несостоятельной и после ещё одной такой же попытки — теперь уже во Франции — власти от дальнейших шагов по замене Ойстраха отказались из-за неосуществимости подобной идеи. Очень обидно даже и сегодня, что нормальное соревнование молодых талантливейших скрипачей принимало уродливый характер отчётливой
