Как только Эльза возвращается к разговору, Кимберли использует этот шанс, отодвигая тарелку с фруктами, словно это заразная болезнь.
— Я чувствую себя виноватой, что оставила тебя одну, — говорит Эльза, слегка нахмурив брови. — Не могу дождаться, когда покину эту кровать и вернусь в школу.
— Я тоже. — Кимберли улыбается. — Но тебе не нужно беспокоиться обо мне. Нам с Ро весело.
Я засовываю руку в карман джинсов и сжимаю кулак.
— Ты и Ронан, да? — Эльза шутливо хлопает подругу по плечу.
— Все не так.
— Тогда на что это похоже?
— Я не знаю. Кроме тебя, он единственный, кто нашел время увидеть меня. — ее голова склоняется, а зеленые пряди скрывают выражение ее лица.
— Увидеть тебя? — спрашивает Эльза.
— Меня настоящую. — ее голова приподнимается, а на губах появляется улыбка.
Как в ее улыбке может быть столько печали? Как она могла дурачить меня все это время?
— Не знаю, как Ронан, но я всегда буду прикрывать твою спину, Ким.
Эльза по-матерински похлопывает ее по руке. Кимберли, должно быть, чувствует то же самое, так как смотрит на руку Эльзы, будто она сорвала какой-то джекпот.
— Ты видишь меня, — говорит Кимберли низким голосом.
Нет, она не видит.
Никто ее не видит. Никто, кроме меня.
— Эльза, я..
Чья-то рука обнимает меня за плечо. Я дергаюсь, готовый ударить того, кто прервал мой сеанс подслушивания.
Эйден.
Гребаная задница.
Он тянет меня в угол возле лестницы, все еще не отпуская плеча.
Я позволяю ему увести себя только по одной причине, дабы не выставлять напоказ мои внеклассные занятия перед комнатой его девушки. Его черные волосы влажные, будто он провел по ним мокрыми пальцами. Теперь, думая об этом, когда мы пришли, Эльза была в ванной и...
Ладно, я не нуждаюсь в этом образе.
— Какого хрена ты там делал? — рявкает Эйден, как только мы оказываемся вне пределов слышимости девочек.
— Проходил мимо.
— Забавно, потому что мне, кажется, я видел, как ты стоял напротив двери, как чертов извращенец.
Я отталкиваю его.
— В этот раз Эльза не была голой.
— Ты должен благодарить за это свои счастливые звезды, — он сердито смотрит на меня. — И прекрати поднимать эту тему, пока я, блядь, не убил тебя.
Я поднимаю плечо, прислоняюсь к стене и скрещиваю ноги в лодыжках. На днях, когда мы все провели ночь в его доме, я заставил Эйдена поверить, что видел его в бассейне с Эльзой. Я не видел, так как провел большую часть ночи за пределами определенной комнаты.
Тем не менее, мне нравится использовать это против него, выводя его из себя.
Предупреждение о спойлере. Я могу быть придурком.
— Почему нет? — я поднимаю бровь. — Она первой стала моей девушкой, не забыл?
Притворной девушкой. Причина состояла в мести Эйдену за то, что он утешал Кимберли, как безумный придурок. Скажем так, наши отношения длились всего минуту, и Эйден положил конец им, ударив меня кулаком в лицо.
Это первый раз, когда он впал в ярость, и я наслаждался каждой секундой.
— Пошел ты, Найт. — он ухмыляется. — Ты не получишь привилегии, чтобы я снова надрал тебе задницу. Попробуй еще раз лет через десять.
Таков мой план.
— И прекратит драться в этих тенистых кварталах. Пройдет совсем немного времени, прежде чем Нэш узнает, и если он узнает, то тренер тоже.
— Ох, я тронут. — я кладу руку себе на грудь. — Твои слова ударили меня прямо в сердце, приятель.
Он продолжает смотреть на меня пустым выражением, как кошки смотрят на своих глупых хозяев. По крайней мере, так наша кошка смотрела на нас, когда я был ребенком.
У Эйдена безупречное бесстрастное лицо; невозможно увидеть сквозь него. Удивлен, что он сам может видеть. Его темно серые глаза бесчувственны и холодны. В то время как девушки находят его привлекательным, они обычно держатся подальше из-за его замкнутого отношения и ауры «отвали, пока я не убил тебя и твою семью».
Единственный человек, перед которым он показывает человеческую сторону, это Эльза. Даже эта его часть темна, но она также сумасшедшая, поскольку принимает психа таким, какой он есть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Хорошо. — я вздыхаю, когда он продолжает сверлить меня взглядом. — Я буду осторожен.
— Ты же знаешь, я ненавижу повторяться. Я сказал прекратить, а не быть осторожным. Если Нэш хоть на долю секунды сосредоточится на твоей жалкой заднице, он всех раскусит.
— Не знал, что ты так сильно любишь меня, Кинг. — я снова постукиваю себя по груди. — Мое сердце вот-вот взорвется.
— Тебе, должно быть, так одиноко. — он качает головой. — Я бы пожалел тебя, если бы знал, как.
— Иди ты, Кинг.
— Держись подальше от неприятностей. Я не являюсь и не буду единственным нападающим в команде.
Ах. Вот оно что. Вот настоящая причина, по которой он разбрасывает повсюду любовное дерьмо. Дело не в том, что он беспокоится обо мне, а в том, что не хочет застрять в качестве единственного нападающего.
Почти уверен, что он вообще ушел бы из Элиты, если бы ситуация каким-то образом развивалась в этом направлении.
Я приподнимаю бровь.
— Тогда, может, мне следует попросить Нэша разобраться в этом, а?
— Готов ли ты добавить своего отца к этой группе людей? — он стряхивает пыль с моей толстовки, будто там что-то есть. — Как продвигается кампания Льюиса?
— Замечательно, спасибо, что спросил, — говорю я с ухмылкой, хотя хочется врезать ему по лицу.
— Если ты ударишь, я ударю в ответ, Найт. — он качает головой с притворным сочувствием. — Не хотелось бы ломать этот нос, когда ты должен быть на стольких фотографий для избирательной кампании. — он отступает назад, когда я прижимаю руку к боку.
Я определенно отправлюсь на бой сегодня. К черту Эйдена и Коула, к черту тренера и отца. В общем, к черту всех.
Бои единственное, что позволяет мне выпустить пар, и мне нужно это сделать, чтобы не взорваться от сдерживаемого разочарования.
Эйден обнюхивает меня, как какая-то собака.
— Попробуй ледяную мяту в следующий раз.
— Кто ты, моя мать?
— Ты, должно быть, действительно одинок, если хочешь, чтобы я стал твоей матерью. — он насмешливо качает головой. — Я свяжусь с тобой, когда подумаю об усыновлении.
— Член.
— По крайней мере, я использую свой. Подашь иск за нарушение прав человека.
— Я что-то услышал о судебном процессе? — Ронан бросается на Эйдена сзади в братских объятиях, от которых тот пытается вырваться.
Однако Ронан похож на осьминога — кто никогда не отпускает свою жертву.
— Член Найта подаст в суд в поисках своих яиц.
Выражение лица Эйдена остается нейтральным, когда он это говорит.
Я прищуриваюсь, глядя на него, когда Ронан смеется, а затем застывает.
— Но почему они делают это? Подожди секунду, mon ami — друг мой. Тебе что-нибудь передала одна из девушек? Я же говорил надевать защиту.
Эйден ухмыляется.
— Ох, уверен, что он соблюдал все правила безопасности.
— Отвали, Кинг.
— Что? Что только что произошло? — Ронан переводит взгляд с меня на Эйдена. — Вы снова что-то от меня скрываете, не так ли? Клянусь, я подам иск за пренебрежение в верховный суд дружбы.
— Этого не существует, — говорю я.
— Дружбы? — Эйден оглядывается по сторонам. — Кого?
Как будто кто-то нажал на кнопки Ронана, он начинает длинный монолог о том, что его всегда оставляют в неведении и что мы провоцируем его проблемы с отказом — ту же самую речь, которую он использует, заманивая девушек и заставляя их сосать его член, чтобы «расслабить его». Девушки всегда влюбляются в то уязвимое действие, которое он так хорошо выполняет.
Из нас четверых Ронан получает больше всех кисок, но не самых лучших, потому что он как гребаный автобус. Приглашаются все желающие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Кроме того, он прекрасно справляется с небрежными секундами, третями или даже сотыми долями.
Говорил же, он гребаный автобус.
Пока он болтает, у меня возникает искушение врезать ему по этому аристократическому носу, которым он так гордится, сломать и смотреть, как из него сочится кровь. Он тоже не смог бы защититься, потому что не знает, как бить, и никогда не участвовал в подпольных боях, как я. Эйден тоже не стал бы его спасать, потому что ему просто все равно.
