— О свет и око твоей матери! В тебе не осталось ни доли разума, ни справедливости. Ненавистный дьявол вошел в тебя и закрыл путь справедливости и любви. От чрезмерного горя твое сердце почернело и уподобилось агату. И так как ты стала нетерпеливой, то совершенно потеряла рассудок. Я не вижу другого пути для исполнения твоего желания, как лишить Моабада мужской силы, ибо тот див, который вошел в тебя, закрывает все пути к радости твоему сердцу.
Затем кормилица взяла желтую и красную медь и колдовскими средствами изготовила два талисмана: один — подобие Моабада, другой — подобие Вис; она произнесла над ними заклинания и крепко сковала их железом. Кормилица была опытная колдунья, и пока эти два талисмана оставались скованными, Моабад был бессилен в отношении Вис. Но если бы кто-нибудь расторг талисман, Моабад был бы расколдован.
Когда кормилица все это выполнила, она рано утром закопала талисман на берегу реки. Потом она показала Вис то место, где был зарыт талисман, и сказала так:
— Хотя твое повеленье мне не понравилось, все же я сделала то, о чем ты просила, чтобы угодить твоему сердцу. Я нашла способ исполнить твое желание и околдовала твоего повелителя. Когда пройдет месяц, ты, может быть, изменишь свой нрав и согласишься, чтобы я освободила Моабада от чар. Если же будешь упорствовать, пусть все останется без перемены. Когда твое сердце успокоится и ты будешь приветливой и любезной с Моабадом, я извлеку из земли талисман, разломаю его и расплавлю, и тогда вы оба возрадуетесь. Пока же талисман во влажной земле, Моабад будет бессилен. Вода прохладна, прохлада сковывает мужчину. Когда же я расплавлю талисман, Моабад сделается пылким и к нему вернется мужская сила.
Кормилица убедила Вис в том, что ее отвращение продлится месяц, а затем ее сердце обратится к нему, и Вис согласилась на этот срок испытания.
А ныне полюбуйся, что сделало провидение божье и как оно обсыпало сахар ядом. За день раньше до истечения срока поднялась из-за моря черная туча и хлынул такой ливень, что все поля были наводнены, а река в Мораве, разлившись, уподобилась Джеону. Не осталось ни одного сада и виноградника, ни одной постройки, которая не была бы унесена водой; полгорода было снесено и опустошено; земля у берега, где кормилица зарыла талисман, была размыта, и талисман исчез. Увы, Моабад остался скованным навеки!
Притча. И стала Вис для Моабада драхмой богача, созерцаемой бедняком; так смотрит голодный лев, связанный веревками, на спокойно идущего мимо онагра.
Моабад был еще жив, но он завидовал мертвым, он потерял путь к радости и вкусил горечь. Его враги радовались, а друзья опечалились. То ложе, о котором он мечтал, стало тягостной темницей: ночью Вис лежала рядом с ним, но была так же далека, как конец месячного пути. У Вис было два мужа, но ни тому, ни другому не досталась ее девственность. Ни Виро не смог удовлетворить своего желания, ни Моабад.
Полюбуйся, как судьба поступила с Вис: она выросла в неге, имя ее уберегали от позора. Ее стаи был подобен кипарису. Полная луна была ее прислужницей, розы цвели на ее ланитах, тело ее было без изъяна. Влюбленный, который узнает историю того, что случилось впоследствии с ней, с шахом Моабадом, с кормилицей и Рамином, будет лить из глаз кровавые слезы! Никто из влюбленных не претерпел таких испытаний, какие выпали на их долю.
16.
СКАЗ О ЛЮБВИ РАМИНА
Когда Рамину, потерявшему сердце, стало тяжело и он лишился сил, судьба его стала плачевной; он искал уединенных мест и сидел в одиночестве, плакал беспрестанно и проводил ночи без сна, не касаясь головой подушки. Рамин взирал на звезды и умолял бога изменить его судьбу; он не находил покоя ни днем, ни ночью; блуждал как безумный, избегал людей, как онагр или дикий козел. Увидев где-либо стройный кипарис, напоминавший ему Вис, он не мог оторвать от него глаз; в саду, когда находил красную розу, он целовал ее, так как она напоминала ему лицо Вис. Каждое утро он собирал фиалки и клал их на грудь, вспоминая ее волосы. Когда же иссякали его слезы, он поверял свое горе лютне и отводил душу с друзьями за вином. Где бы ни находился исстрадавшийся влюбленный, он пел чарующим голосом песни — о разлуке с возлюбленной. Летом, когда он тяжело вздыхал, казалось, веет зимний ветер. И люди чувствовали, что от его скорбных воздыханий растроганный соловей мог упасть с ветки. Рамин столько плакал кровавыми слезами, что утопал в них; светлый день затемнялся в его глазах; нежащее ложе, застланное парчой, казалось ему змеей. Он был достоин сожаления и, измученный любовью, получил отвращение к вину, опасаясь, что оно лишит его терпения. Никто не решался спросить его: «Что за горе у тебя?» Он сгорал, как свеча, и приносил в жертву возлюбленной свое израненное сердце. Из-за Вис жизнь его стала невыносимой и радость покинула его сердце.
От слез его одежда была покрыта кровавыми пятнами, и от стонов лицо стало цвета золота. От мук любви душа его готова была вылететь из уст. Надежда на любовь его покинула. Образ любимой запечатлелся в его очах, и сон бежал от вежд Рамина. Необъятный мир казался ему не шире ладони. От долгих дум он лишился сознания, подобно пьяному или безумному. Временами Рамин пытался заглянуть в будущее и гадал по имени возлюбленной: соединит ли когда-нибудь их судьба? Иногда он ходил в сад шахиншаха, бродил там, призывая все деревья в свидетели, и говорил: «О вы, деревья! Будьте моими свидетелями, смотрите на меня, рыдающего. Когда веселая Вис будет здесь, расскажите ей обо всем, может быть, вы сможете отвратить ее сердце от несправедливости!» Иногда он обращался к соловьям, докучал им упреками и говорил: «Какое великое зло постигло вас на земле, что вы так стонете? Что случилось с вами? Вы сидите на ветках рядом с возлюбленными, не разлучены с ними, как я, и не потеряли душу.
Если у вас тысяча цветущих садов и радостей, то у меня тысяча горестей на сердце. Если вы так изливаетесь в песнях перед вашими возлюбленными, которые рядом с вами, и так жалостно вздыхаете, что же делать мне, не имеющему даже надежды увидеть Вис? Мне подобает стонать и взывать в урочный и неурочный час, ибо похитительница моей души не знает о моих страданиях.
Так он жаловался и бродил по винограднику с глазами, полными слез, и с израненным сердцем. Однажды, когда кормилица вышла погулять, она встретилась с ним. Когда Рамин увидел нужную ему, как душа, и желанную, как глаза, кормилицу, кровь его вскипела от радости и ланиты, ты бы сказал, облачились в рубашку макового цвета. От смущения перед кормилицей чело его увлажнилось. Как ни прекрасен был весенний сад, лик Рамина был прекраснее его в тысячу раз; раковины ушей напоминали чистое серебро; на щеках его пока еще не появились гиацинты черного цвета, а усики цвета мускуса, подобные виноградным, были похожи на чоган. Подбородок имел еще легкий оттенок камфары, губы походили на рубин, а зубы — на жемчуг; станом и ростом он был подобен колыхающемуся кипарису, на котором расцвела красная роза. Лицо Рамина было как полная луна над миром, на которую приятно смотреть. Одежда и головной убор украшали его. Он был знатного рода, известного со дней Адама. Лик Рамина был как живое солнце над землей, и сам он был преисполнен всех рыцарских доблестей.
Кому только не доводилось взирать на Рамина, тот в тот же миг жертвовал ему свое сердце. Он был знаменит и происхождением и доблестью: царский сын и брат Моабада и властитель над страной Махи. Если бы какая-нибудь волшебница встретилась с его взором, она уверилась бы и засвидетельствовала, что этот человек более силен в волшебстве, чем она; если бы фея увидела его лицо, она бы сказала: «Твоим царственным обликом ты прекраснее всех красавцев».
Прекрасноликий Рамин, лишенный души и сердца, бродил с затуманенным рассудком из-за любви к Вис. Будучи мудрее всех философов, Рамин все же заблудился на своем пути и, увидев в саду кормилицу, так обрадовался, словно обрел радости всего мира. Он поклонился ей и произнес хвалу. Кормилица, конечно, ответила на его учтивые приветствия, они поздоровались и обнялись, как старые друзья. Затем взяли друг друга за руки и пошли в уединенное место.
