с одной стороны, и получался двуручный палаш. Я тогда на сборы в первый раз пришел, и его хотел взять. А ты меня еще сказочником назвал.
– Не помню. Может, – сплюнул Монгол. – И что?
– Они уже почти готовые были, в последний раз можно было и не ходить. Но мы ж не знали. А там дорога между двух заборов с колючкой, сбежать некуда. Назад идем, вдруг бац! – рядом «буханка» останавливается. Вылазят менты: «Стоять, что в сумках?» Ну, и добро пожаловать в кабриолет. Мент говорит: «Вы на сборы, наверное, собрались?» А Серый ему: «Не, что вы, мы люди приличные. Мы на сборы не бегаем. Это чтобы дрова рубить и колбасу резать». Менты поржали, конечно, и повезли нас куда-то. А темно уже. Катали-катали по городу, и к «Ромашке» привезли. Сами в пивбар, нас в машине оставили. Тут водила и говорит: «У меня сын такой же дебил, как вы. Валите отсюда, а я скажу, что вы сбежали». Ну, мы и свалили.
– Мечи жалко, – вздохнул Монгол.
– Ага. И молотки, гады, забрали. Но это не все. Через месяц в «Слобожанской правде» статья была про городские молодежные группировки. Сама статья – бред идиота: слухи, сплетни, цитаты с заборов. Вверху статьи – фото каких-то западных панков с полуметровыми ирокезами. А посередине – мент с моим мечом, и подпись: «Вот с этим молодежь ходит на так называемые сборы».
– Во дебилы! – захохотал Монгол.
– Слушай, нет ее. – Том еще раз достал записку, посмотрел адрес. – Может, раньше пришли?
– Может, не услышала?
Том сходил еще раз, постучал, для верности кинул в окошко камушком. Ответа не было. Он вернулся назад.
– Нет никого.
– Ну, нет – так нет. Посидим еще. Мы же не спешим?
– Не спешим.
Минут через пять по дороге проехал мопед, на котором важно восседали два пацана. Том и Монгол проводили их взглядом.
– «Верховина», – важно проговорил Монгол, сделал пальцы «козой» и прыснул.
– Ага. Местные рокеры.
Метрах в десяти мопед закашлялся и заглох. Тот, что сидел спереди, смуглый крепкий пацан, отчаянно подгазовывая, дергал намотанный на руку трос сцепления, но двигатель не заводился. Второй, поменьше, немного постояв рядом, вдруг резко повернулся и пошел к ним. Одетый в дырявые кеды и большой грязный пиджак, шкет был явно цыганской крови. Остановившись за несколько метров от скамейки, он деловито цыкнул сквозь зубы.
– Вы до кого?
– Ждем, – меланхолично ответил Монгол, не поворачивая головы.
– Кого ждете?
– Не тебя.
– Это моя скамейка.
– На ней не написано, что твоя.
– Я сейчас брата позову.
– Зови, – все так же безучастно сказал Монгол.
Пацан развернулся и быстро зашагал к мопеду.
– Самое место для разборок, – тихо сказал Том.
– Ты молчи, я разрулю.
Через минуту цыганенок вернулся с братом.
– Ты откуда такой борзый? – сходу сказал тот Монголу, вытирая тряпкой крепкие руки.
– Мы из Конотопа, – сказал Монгол, не спеша доставая из кармана сигареты. – Нам тут звенели, что у вас на районе бойцы сильные. Нам нужно человек десять.
– Зачем?
– Одним лохам конотопским пистон вставить. Курить будешь? – Монгол протянул цыгану сигарету.
– На тырды![1] – сказал брату меньший, но тот дернул плечом, подошел, взял. Шкет остался сзади, все так же недоверчиво разглядывая чужаков.
– Цена?
– Ящик водки.
– Сколько их?
– Пятеро.
– Ехать далеко? – цыган был делано скучен, но в воздухе уже повисли первые нотки той объединяющей атмосферы, когда союзники планируют общий удар по врагу.
– Сто кэмэ. Своим ходом. У вас же тут автовокзал рядом.
– Я с пацанами поговорю. А ждете кого?
– Та чувачка одного ждем, да что-то не видно его, – Монгол встал, похрустывая суставами пальцев, вышел на середину дороги, присел, посмотрел вдаль. – Кинул нас, наверно. Лана, пацаны. Пойдем мы в «Ромашку», посидим. Так что, с пацанами поможете?
– Когда нужно?
– На неделе. Я телефон тебе оставлю. Бумага есть?
– А вон, на земле напиши.
Монгол взял палку, написал в черной мягкой земле у яблони несколько цифр.
– Кешу спроси. Лана, бувайте, пацаны.
И они, не поворачиваясь, пошли к «Ромашке».
В «Ромашке»
– И зачем это шапито? – спросил Том, когда они зашли за угол.
– Мы на чужой территории, – Монгол говорил тихо, сквозь зубы. – Если и дальше тупо светить таблом по окрестностям, то через полчаса к нам подкатили бы не двое, а человек пять-семь. Стали бы выяснять, кто мы и откуда. Сам понимаешь, с пятью базар совсем другой. И по ушам ездить труднее, и в лицо кто-то может узнать, что пятерские. А теперь эти двое вроде бы как с нами заодно. И про нас кому попало болтать не станут, чтобы водярой не делиться, и мы им ничего не должны. Кругом хорошо.
– А что за номер написал?
– Так, общаги одной. Пусть звонят.
– А кто такой Кеша?
– А я знаю? – захохотал Монгол.
– Ну, ты мастер баки забивать. Я как твою телегу на Стекляшке вспоминаю, до сих пор смешно, – засмеялся Том.
– Про Машу?.. Ладно, харош болтать. Ты хайры-то свои прибери. «Ромашка» – самое оно, для музыкантов. Роялю не хватает.
Отбросив висящие в дверях полиэтиленовые полоски, они вошли внутрь пивбара.
Здесь было не прохладнее, чем на улице. За прилавком, подперев рукой голову, безучастно громоздилась бронзоволосая продавщица с объемной, как тумба, кормой.
– У вас квас есть? – неожиданно спросил Монгол.
– Квасу нету.
– Ладно, давайте пиво. Два. – Монгол тяжело вздохнул, протянул деньги.
Они сели за пластиковым столиком у самой двери. Здесь чуть сквозило, и оттого было прохладнее.
– Эх… – Монгол снова вздохнул, тупо уставился в недра своей кружки.
– Что вздыхаешь?
– Та мне пива нельзя.
– Что, здоровье не позволяет? – усмехнулся Том.
– Та не… Была одна история, – Монгол опустил глаза. – Как-нибудь расскажу.
– Главное не нарезаться. А то еще микшер не дотащим. – Том отхлебнул пива, глянул по сторонам.
Это был один из самых старых пивбаров города, который после перестройки стал гордо называться «кафе». Здесь по-прежнему было просто и по-сельски душевно: смена имени никак не повлияла ни на публику, ни на внутреннее убранство заведения. Все те же покрытые облезлым кафелем стены, аляповатый алюминиевый декор за витриной, замызганная каменная стойка и тяжелые потолочные вентиляторы. Сменились только столы: вместо круглых и высоких, за которыми можно было лишь стоять, появились пластиковые квадратные столики с орнаментом из листьев.
Том лениво глазел в окно, где под цветущим кустом жасмина вылизывался большой черный кот. Закончив умывание, он вскоре показался на крыльце, подошел к их столику, потерся о ножку и тут же лениво развалился на проходе.
– О, Васька наш пришел! Где тебя собаки носили? –
