— Бред! — фыркнул Сквалыга и хлебнул из граненого стакана водки — Аж бред! Ладно юность упругая может такое говорить… ты-то куда старпер?
— Так я в философском смысле…
— В философском? Да бред! Любви не существует.
— Да как же! Без любви и семьи не построишь!
— Семьи? Какая к черту семья? Тут бабы не рожают! А семья — это дети. Если же только двое — он да она… то где тут семья?
— Да причем тут дети? Я к тому, что любовь — это в первую очередь уважение! Если ты бабу свою не уважаешь — тебе с ней долго не прожить. А если она тебя ни во что не ставит? Тоже все к хренам покатится!
— Криво ты как-то поясняешь. Вот я тебе уважаю. И что? У нас типа семья?
— Ты дерьмо с повидлом не путай, голубок с якорями!..
Дальше я эту ленивую пустую беседу уже не слушал, позволив себе провалиться в неспокойный сон…
* * *
Под водой я устроился с удобством, запарковав жопу на торчащие из дна наклонной стальной балке. Метрах в пяти надо мной колыхалась водная поверхность, нет-нет да проплывали на удивление крупные беглые рыбины, плескались с визгом женщины, дети и старики, взбивая смуглыми пятками теплую воду. Некогда это место было вершиной среднего по величине холма. И уже, наверное, как тысячу лет, этот холм был изрезан рукотворными террасами, на которых выращивалась всякая овощная хрень. А может здесь растили рис. Или высаживали чайные кусты.
Сейчас, во время, когда мир медленно тонет, когда подступающий озлобленный океан жадно глотает сушу километр за километром, пытаясь догнать и уничтожить проворно отступающих муравьишек-людишек, от холма осталось немного.
Над водой возвышалось метров двадцать вершины. Может чуть больше. Может чуть меньше. Это мне похрен, а тем невольным почти робинзонам, что пытаются тут выжить, это очень даже важно — они готовы целовать каждый оставшийся грамм плодородной почвы. Подобных относительно недавно возникших островков поднимающихся над затопленной и некогда богатой холмистой долины ровно семнадцать. Это настоящие острова. А есть и понтонные, состоящие из ржавых цистерн и огромного количества сетчатых мешков заполненных тысячами наполненных воздухом пластиковых бутылок. Конструкция у них примерно одна и та же — плавучая основа стянута сетками и тонкими тросами, сверху постлано немалое количество слоев пластиковых же полотнищ и тонкой жести. По периметру надставлены примерной метровой высоты борта. Получившийся бассейн заполнен еще могущей плодоносить почвой и густо усажен растениями. Климат здесь тропический, урожай собирается круглый год. Штормов в этой окруженной хребтами и горами долине не бывает. Частично эти острова закрыты навесами — не все растения любят прямой солнечный свет. На этих навесах и на привязанных к основному мелких островках и лодках живет население подобного плавучего «рая». Вода здесь солоноватая, растениям не подходит, но спасаются опреснители, а солнечные батареи дарят энергию стареньким моторам, что таскают эти убожища по всей долине — ведь нельзя же сожрать все выращенное. Часть урожая надо выменять на что-то полезное. Именно выменять — деньги здесь давно не в ходу. Натуральный обмен рулит, а курс арахиса к баклажанам зависит исключительно от голосовых данных и сил убеждения торгующихся.
Изредка с материка прибывают старые катера, что в обмен на свежие продукты всегда готовы предложить кое-какие лекарства и одежду, запчасти к опреснителям и двигателям. Они же скупают рыбу — эти генномодифицированные твари водятся в огромных плавучих сетчатых загонах, что медленно двигаются по здешним водам, позволяя водорослям, насекомым и прочей съедобной хрени самой заплывать в пасти быстро жиреющих всеядных тварей.
На островах настоящих — та же ситуация, хотя здесь считается, что жить на настоящей суше уже невыгодно. Пусть рост уровня воды замедлился и теперь океан наступает лишь по паре сантиметров в год, все равно рано или поздно холм утонет. Где будут жить внуки? Поэтому жители земляных куч старательно собирают всякий годных хлам, чтобы однажды соорудить понтонный остров, мешками перетаскать на него родную землицу и пуститься в вечный круговой заплыв. А почему нет? Живут же соседи так!
И правда — живут. Причем по меркам здешних обитателей они живут неплохо. Они готовы так жить вечно. Готовы рожать в этих условиях детей. Готовы здесь умирать и уходить рыбе на корм — предварительно посетив их ритуальную мясорубку, конечно. Разве не вышибает трогательную слезу созерцание того, как помершую бабулю живенько так перемалывает в фарш здоровенная мясокрошилка, чтобы красным дождем пролить останки в бурлящую от перевозбужденных рыбину воду садка? Это ведь так мило… настоящий круговорот жизни…
Да. Они готовы жить так вечно.
И боятся только двух вещей — того, что вода поднимется еще выше, сокращая их территории и открывая дорогу штормам, что пока не могут сюда пробраться из-за стоящей на их пути невысокой гряды.
И того, что в их дела будут мешаться ублюдочные внешники — под каковыми они воспринимают всех чужаков до единого, не делая различий между скорбно вопящими о великом потопе христианскими пасторами, посланцами от организаций по правам детей, требующих немедленно отдать детей в школу и страховыми агентами обещающими немедленные щедрые выплаты… Но это еще мелочь. А вот когда сюда приходят государственные или корпорационные силы… тогда жди настоящей беды.
Именно это и случилось — в затопленную долину явились силы реально монструозной мать ее корпорации. Новый благотворительный проект, спонсируемый этими дельцами и, вот уж редкость, действительно направленный на благо человечества. Не на благо здешних жителей, но на благо человечества. И кто здесь не человек, а гнида недостойная сего светлого звания?
Не то чтобы корпорации понадобилась вся долина. Нет. Для начала они нацелились на несколько бывших холмов, что еще торчали над водой. И тот, у чьего ушедшего под воду склона я притаился, был первым на очереди. Несколько крохотных дронов усердно собирали для меня информацию и проецировали ее на внутреннюю сторону забрала Ночной Гадюки. Я видел и слышал все, что происходило вокруг. И ничуть не удивился, когда веселое купание прямо надо мной внезапно прекратилось. Еще бы им не прекратить плескаться, когда над островком утыканными сваями с поставленных на ним жилыми и техническими навесами, зависла здоровенная гондола здоровенного корпорационного дирижабля, что бросила зловещую тень не только на островок, но и на прибрежные воды.
Я сидел тихо, давая возможность колыхающейся надо мной маскировочной умной сети делать свое дело. Корпорационная служба безопасности не идеальна, но дело свое знают неплохо. Не стану предоставлять им лишние шансы.
На отделившейся от пассажирской гондолы платформе стояло трое. Все мужчины. Все средних лет. Все в дико выглядящих в этой местности дорогих деловых костюмах. Одинаковые галстуки. Одинаково уверенное выражение лиц. Такие как они всегда появляются незадолго до прибытия первых бульдозеров, что сокрушат и разровняют здешний уклад жизни. Такие как они нужны лишь для одной функции — они дают понять всему миру, что пославшая их корпорация действует цивилизованно. Ведь мы не дикари. Мы не захватчики. Мы забираем на законных основаниях…
Посланцев ада встретила изначально враждебная группа старцев. За их спинами маячило несколько мужчин с допотопными ружьями, но всерьез их никто не принимал — не успеют и стволами дернуть в сторону юристов, как их тут же положат автоматические турели с дирижабля. Надо будет — все население островка вымрет за пару минут от пулевого обжорства. Но зачем лишние проблемы? В наше время бумажка с печатями убивает куда лучше, чем пуля.
— Доброго славного дня, о жители острова двенадцать — улыбнулся один из посланцев — Вам уже отправляли оповещение о нашем прибытии и наших целях. Вы готовы покинуть остров? Нам пора начинать строительство…
— Мы не уйдем! — коротко произнес канонично седобородый дедок в затасканных шортах и трепещущим на груди седым пухом — Это наш дом! Вы — уходите!
