– Ахренеть, – присвистнул Пашка, завидев ограду Школы, – вот это крепость отгрохали!
– Дети, – пожала плечами Татьяна Александровна, бывшая моя учительница в младших классах, – безопасность детей превыше всего. Больше пяти тысяч перенеслось, почти половина дети. Малышня сейчас при посёлках, а кто постарше, в интернате здесь.
– А с программой что? – Живо поинтересовался Петриашвили, вечный критик системы школьного образования в нынешнем виде, – всё по-старому?
– Младшие классы пока без изменений почти, только уроков биологии больше ввели. А старшие… такая свара идёт! Мальчики, вы бы знали! Любому нормальному человеку ясно, что в нашей ситуации нужно упор на практичность делать – биология, прикладная химия… Нет же, есть среди моих коллег люди, которым чувство собственной важности важней детей.
– Антонина? – Влезаю в разговор, – русичка?
– Она… – Татьяна Александровна вздыхает, – дети должны вырасти культурными людьми, впитать культурный код великого русского народа. И Достоевским с Толстым как козырями.
– На хуя?! – Вырывается у Пашки, – ну… извините, но в самом деле?
Пожав полными плечами учительница отмолчалась, хотя видно, что сказать может много… но сплошь матерно!
– Ладно Пушкин, – негромко бубнил Пашка на ходу, в очередной раз проговаривая одну из болезненных для него тем, – Гоголь, Салтыков-Щедрин ещё можно понять. Но Толстой, Достоевский?! Этих писателей не каждый взрослый поймёт, хрен ли толку…
– Китайская коммуналка! – Вырвалось у меня при виде одноэтажных бамбуковых бараков на высоких сваях.
– Коммуналка! – Девчонка лет десяти радостно подхватила понравившееся выражение и умчалась прочь, бегая под сваями, – ребзя! Мы в китайской коммуналке живём!
– Архитектура убогая, – засмущался Татьяна Александровна, – но не до жиру.
– Нормально, – утешаю её, – сверху не каплет, сбоку не дует, что ещё надо в здешних условиях? Может, экскурсию, пока все не собрались?
Несмотря на тяжёлое положение общины и убогий выбор строительных материалов, расположение зданий в общем-то грамотное. Через год-другой наверняка можно будет внести дельные поправки, или вовсе снести эти сараи и отстроить всё заново, но пока выглядит вполне прилично.
Одноэтажные здания на высоких столбах, меж ними переходы без стен, но с крышами. Всё сделано для того, чтобы переходить из здания в здания, не спускаясь на землю. Детвора быстро привыкла к гигантским многоножкам, мокрицам и тараканам размером с ладонь, а взрослых передёргивает.
Во время ливней вода поднимается на полметра и больше – стены задерживают. Они щелястые, скорее высокий частокол в несколько рядов, плюс наклоненные под углом заострённые жерди – так, чтобы задерживать более-менее крупную живность, но не препятствовать уходящей воде. А всё равно…
Мы, к слову, переделывали ограду после начала дождей, вода аж полы в домиках заливала. А педагоги сообразили… впрочем, они и строиться позже стали.
– Спортивная площадка! – Восхитился Пашка, – всё для паркура! Дельно! В футбол у нас не очень-то побегаешь, по грязюке, а ловкость и прыгучесть развивать нужно. Надо и у нас сделать.
Фальшиво продудела флейта, и Татьяна Александровна потянула нас на площадку внутри школы. Здесь уже собралось сотни три народа.
– Делегаты от посёлков собрались, – зычно объявила директриса, – Совет объявляется открытым.
… - голоса не могут быть равны! – Уверенно говорила ораторша, – не может быть голос академика равен голосу бомжа, чтобы там не говорили о демократии! А в наших условиях такая уравниловка смерти подобна! Умеешь что-то важное или работаешь на благо общины как стахановец – почёт тебе, лучший кусок мяса в миску и при голосовании твой голос учитывается как несколько.
– Даёшь! – Раздался из толпы ломкий юношеский басок, и делегаты дружно проголосовали. Почти тут же на помост вылез мальчишка лет четырнадцати от силы.
– Сокольские меня знают, я Тёмка Жилин. Сюда пришёл как делегат от сокольской молодёжи. Хочу поднять вопрос об избирательных правах для моих ровесников. Стоп! – Мальчишка поднял руку, – мы не просим… мы требуем! Да, требуем! Не для всех, но многие наши сверстники на равных стоят в дозорах, работают на стройках и делают что-то ещё, притом не хуже взрослых, а порой и не меньше! Так почему мы лишены права голоса?
– Молоко на губах…
– Слезь со сцены, щенок…
– Взрослые люди…
Какая-то тётка потащила мальчишку за руку с помоста. Чёрт дёрнул меня взлететь вверх.
– Руки! – Хлестанул наглую особу по жопе снятой футболкой, – руки убрала! Кто тут сопляки – в глаза мне смотреть! Я!? Сколько шкур я заштопал, все знают? А уроки мастерства по керамике и ткачеству забыли? Или вон Пашка… поднимись! Формально мы все несовершеннолетние, а работаем по-взрослому. Павел вот медбрат и охотник, если кто не знал, хороший притом медбрат и хороший охотник. Хотите как к пиздюкам относится?
Орали в толпе знатно, но победили сторонники дать молодёжи право совершеннолетия с четырнадцати лет.
– Именно право, пиздюки, – зычно сказал хамоватый дед, – не обязанность. Одни в этом возрасте способны только в стрелялки на компутере играть, а другие вполне взрослые люди. Работаете как взрослые? Получите взрослые права вместе с обязанностями! Кто за? Единогласно!
– Ещё слова! – Не ухожу с помоста, раз уж поймал кураж, – также по поводу избирательных прав. Может, не стоит наделять ими всех подряд? Иждивенцев, отлынивающих от работы, валом! Взрослые мужики и бабы сплошь условий себе требуют, с места их хер сдвинешь. А к кухне первые! И голосовать тоже в первых рядах! Да сплошь за блага себе, любимым!
– И лишенцев… того бы, – добавил Пашка.
– Сталинист, блять! – гоготнул кто-то в толпе делегатов, – лишенцы уже пошли.
– А как их назвать!? – Влезаю я, раз уж Пашка растерялся, – лишенцы и есть! Эти… ФСИНовцы у нас, в других посёлках другая беда. Так? Все знают таких долбанутых – так лишить их избирательных прав и права занимать какие-то должности!
– Дельно пацаны говорят! – На помост влез смутно знакомый мужик с отцовской работы, – я за! Мужики, ну в самом деле, на хрена нам в демократию американского образца играть, с правами меньшинств, толерантностью и прочей херотой!
– Диктатура?!
– Хература! Прямая демократия – власть народа то есть. Не на бумажки всякие, а как лучше… Ну, вы поняли!
– Голосуем! Кто за!
Меньше чем за два часа приняли основные законы, регулирующие деятельность Садового товарищества «Металлург». Минимум бюрократии и никаких привилегий будущим депутатам, представляющим посёлки на Совете, собираем по мере надобности. Пока условились собраться через три дня здесь же, в Школе.
– Единственная привилегия депутата – представлять интересы своего посёлка на Совете, притом непременно в нерабочее время! – Процитировал Пашка, – сильно…
– … вот ты и будешь представлять, – подытожила Зинпална, – бабы, вы как на это смотрите?
– Парнишка бойкий, – пожилая медсестра с некоторым сомнением поглядела на меня, – кого бы постарше в нагрузку…
– Николая Ивановича, – предложила Даша, – решительный дед… да, мам?
– И ты давай, – Зинпална хмыкнула и облокотилась об ограду, – как будущая глава… Девки! Я вижу, кто-то недоволен? Демократии хотите? Ну, что предлагаете!
– Поменьше непотизма, – выступила вперёд полная Раиса Ивановна из регистратуры.
– Да я и сама не… – начала было Дашка.
– Помолчи, – прервала мать, – Раис… ты вот новости чем слушала? Про голоса в зависимости от пользы только что объявили. Твой голос – один. Один, Раиса! Ты всю жизнь в регистратуре и сейчас в регистратуре. А Дашка уже сейчас мне при операциях ассистирует. Полостных! Сколько голосов у неё, а?
– Госпиталь не ваше… – вякнула было медсестра, не отвыкшая ещё от привычки добиваться своего умением скандалить.
– Моё, Раечка, – преувеличенно ласково сообщила Зинпална, сощурив глаза, – Госпиталь это я! Я, Фёдор Ильич, Елена Фёдоровна и… Даша. Фёдор Ильич старенький уже, Елена Фёдоровна от административной работы открещивается с ужасом – при всех своих немалых талантах в медицине. Так что Даша, по факту, выполняет обязанности не только хирургической медсестры, но и моего зама. Дошло? И то, что она девчонка ещё, не отменяет того факта, что в Госпитале она одна из первых лиц. Непотизм? Да! Но и заменить её некем!
