Один маленький человек сидел на скамейке возле своего дома. Его жесткая борода с сединой вилась, а голова покачивалась от опьянения. На нем была старая замшевая куртка, широкополая шляпа, а еще ботинки с толстой подошвой, исчерченные мелкими царапинками на носах. Джинсы его с неаккуратными стежками были потерты совсем не по моде.
Он открыл очередную банку дешевого алкоголя, втянул плечи и завалился на бок. Пиво пролилось у него изо рта, но человека это, похоже, устраивало. Он глотнул ещё немного и издал горлом пропитое кряхтение. Кто-то появился на крыше многоэтажного дома. Этот кто-то взирал на городские окрестностями белесыми глазами, что почти светились из-под черных очков. И сам он был чёрен, как дьявол, а лицо его было — лицом зверя.
Наш пьянчуга никогда не причислял себя к индивидам набожным, но, тем не менее, перекрестился, чтобы вычеркнуть и такую возможность. «В конце концов, — думал он, — если Бог существует, Он простит мою грешную душу».
Дьявол вдруг опустился на одно колено, словно у него закружилась голова. «Как же мне повезло! Он тоже пьян! — выдохнул человек. — Может угостить его алкоголем? Тогда у меня будет блат в Аду».
Несмотря на нездоровый вид, дьявол быстро оправился. Он разбежался и попытался перепрыгнуть на соседнее здание. К сожалению, сил на следующий рывок ему не хватило, и властитель тьмы рухнул вниз — прямо на мусорные баки.
Раздался грохот, заголосила сирена автомобиля, но все прочие элементы улицы незаинтересованно отмалчивались.
Человек отлепился от скамейки и, убедившись, что в округе никого нет, направился к своему потенциальному собутыльнику.
— Эй, приятель, а какое пойло в Аду? — спросил он, наблюдая, как Ацель поднимается на ноги и отряхивает пальто. — Полагаю, всякого лучше этой мочи! За хорошим пойлом можно и в Ад, прости Господи!
— Ты, — проковылял к нему пришелец, опираясь о стенку, — будь добр — ударь меня.
— Зачем мне бить дьявола?
— Так надо, — промычал Ацель сквозь зубы.
— Это проверка души? Я, конечно, грешник, но невиновных лупить не стану.
Ящер выпрямился и налетел на пьянчугу с кулаком. Раздался хруст, и горбатый нос человека покосился в бок, прыская кровью и вздувшись, как наливное яблоко.
Последовала вполне адекватная реакция. С криками «Ах, ты ублюдок!» человек врезал дьяволу по лицу.
— Спасибо, — замотал головой пришелец, отвоевав самообладание.
— А-а? — сплюнул тот. — Да я сейчас тебе так задницу надеру, чертов зверь!
Пьяница не думал заканчивать бой, не получив в качестве трофея голову дьявола. Он зарычал, выпятил грудь и медвежьими шагами навалился вперёд, размахивая бутылкой.
— Спасибо, но дальше я уже как-нибудь сам! — изрек благодарность Ацель и оттолкнулся от земли, исчезнув из пьяного взора человека, физиономии которой сулила неминуемая встреча с асфальтом.
— Хватит с меня, — прохрипел он, выпустив из потных ладоней горлышко стеклянной бутылки. — Не отрекусь боле от креста твоего…
Эдвард открыл глаза, но ничего не увидел. Сознание плыло и булькало в ушах протяжным плачем. Потихоньку он начал припоминать, что с ним произошло. В подземном переходе на него напали, а потом и усыпили, приставив к органам дыхания салфетку, смоченную жидкостью с резким запахом. Послевкусие до сих пор держало его голосовые связки в немоте. Запястья натирала толстая синтетическая веревка. Он дернулся раз-другой, но ничего не изменилось — все ещё связан, все ещё пленник. Что если его поймал тот самый маньяк, слухами о котором резонирует Станвелл? Юноша занервничал пуще прежнего. Что же теперь делать? Стоит ли звать на помощь, или так его лишь быстрее убьют? Да и где он вообще находится? В каком-то подвале?
Слева от Эдварда заскрипели половицы. Он замер, осознав, что плач в его голове настоящий. Кто-то обессиленно лил слёзы — совсем не для, того чтобы быть услышанным, а просто потому, что не мог иначе. И по мере того, как нерасторопные, явно мужские шаги, приближались, все отчаяннее звучали слезливые девичьи стоны.
— Не трогай её! — неожиданно для себя вмешался юноша.
Похититель ничего не ответил. Он без слов приблизился к Эдварду, почти подбежал — то было слышно по учащенному топоту. Щелчок — и перед носом студента загорелось пламя зажигалки. Юноша вздрогнул — лицо преступника закрывала белая маска, и сейчас он стоял, пугающе наклонив голову и сверкая на пленника напряженным взглядом.
— Что… что тебе нужно?
— Тсс, — прошипел тот, приставив палец к губам, что значило: «Требую тишины!». Он вытащил из кармана перочинный ножик и приступил к своим злодеяниям, предварительно прощупав рельеф лица Эдварда с неадекватной страстью доктора Франкенштейна.
Юноша зажмурился, ощутив смертельный холод лезвия за левым ухом. Единственное, что ему пришло в голову в этот критический момент — воззвать о спасении, воззвать к тому, кто всегда слышит его, всегда выручает и всегда… ведёт себя, как полный придурок!
Эдвард не успел даже открыть рот. По воле случайности или судьбы, что бок о бок идут по тропам Вселенной, одновременно являясь нечтом взаимоисключающим и единым, как масло и бутерброд, Ацель ворвался в пристанище маньяка, выбив дверь с ноги. Белый свет очертил разъяренный силуэт, и у ног его оскалилась длинная тень — оскалилась совсем не в духе рептилий. Да, студент поклялся себе, что видел волка…
— Ацель! — Юноша был готов разрыдаться.
Пришелец не стал церемониться и вести переговоры, бросаясь с когтями на растерявшегося преступника. Он рвал плоть, вверив душу исступлению и игнорируя вопли. Эдвард наблюдал, как одна тень рвет в клочья другую, и ни в одной из них не узнавал человека.
— Ацель, остановись, — попросил он таким тоном, которым просят прекратить подливать вино в бокал, но никак — не воспрепятствовать жестокому убийству. — Ацель… Хватит!
Последнее слово прозвучало достаточно громко и властно, чтобы вывести человечность сондэсианца из дремы. Ацель отпустил маньяка, и тот в слезах пополз к двери, раскрашивая своей кровью деревянный пол.
— Эд… Эдвард, — заглотнул он имя, нерешительно оборачиваясь. Поймав обнадеживающее сияние в родных глазах, пришелец забыл о добыче и с воспаленным сердцем дотащился до пленника, раскаянно прижавшись к его груди. — Я думал, что потерял тебя, — шептал он. — Я почуял твою кровь. Ты ранен? Тебе больно?
— Я в порядке, — с улыбкой отозвался юноша, наслаждаясь непривычно приятным спокойствием. — Только развяжи меня, пожалуйста.
Ацель вгрызся зубами в веревки и, разодрав их на тонкие ниточки, не без труда, но добился освобождения. Эдвард собирался обнять спасителя, но тот обездвижил его левую руку и поднес к своей змеиной морде. Высунув раздвоенный язык, он принялся бережно зализывать порезы, как это делают животные.
— Что… что ты, — покраснел юноша, не подготовившись к такому морально.
— Что не так?
— Ты… Это… У… у… людей не принято так делать!
— Почему?
— Что значит «почему»? Просто… не надо. Прошу!
— Как скажешь, — протянул Ацель, так и не познав сути возмущений. Может оно и к лучшему.
Убийца в маске бросил все попытки сбежать. Так и не достигнув порога своего же логова, он растянулся на животе, сопровождая мучения предсмертными издыханиями. Свет холодного неба, с которым в его планы вторгся чёрный ящер, стал для души этого жалкого существа упокоением. Он презирал собственный лик, изуродованный ожогами и дополненный шрамами самобичевания, и хотел, чтобы все те, кому повезло родится красивыми и сохранить ту красоту неповрежденной опасным течением жизни, испытали его боль — боль отвергнутого обществом. Сердце колыхнулось, и время похитителя подошло к концу. Он так и не успел снять маску, чтобы напоследок окунуться лицом в лучи чуждого для него солнца.
Пока Эдвард подбирал зажигалку, что выронил убийца, Ацель щелкнул выключателем, не упустив шанса повыделываться своей способностью видеть в темноте. Под потолком загорелась маленькая лампочка. Она работала с перебоями, и из-за этого искусственный свет постоянно мигал, словно в приступах эпилепсии. Убийца действительно обустроил своё логово в подвале заброшенного дома. В помещении удушливо воняло биологическими разложениями, плесенью и пылью. Но больше всего пришельца беспокоило обилие человеческих запахов. Еще до того, как попасть в дом, он потерял среди них Эдварда.
