Учебный год у сына Ники подходил к концу. Девять месяцев в году Ванюша вынужденно проводил в пределах Садового кольца с соответствующей экологией, что не могло не сказываться на его самочувствии. Ежегодно возникала необходимость вывозить его на летние каникулы за город, где он мог бы окрепнуть и с новыми, как говорится, силами приступить к учебе в грядущем году.
Не стал исключением и этот год. Ника прекрасно понимала, что желанием и возможностью осуществить всё это владеет только она, но в этот раз договориться с руководством организации, в которой она работала, о возможности неоплачиваемого отпуска она не сумела. Несмотря на испытываемые финансовые трудности, пришлось пойти на крайние меры и уволиться; это решение было принято безоговорочно и далось ей нелегко, став, впрочем, вынужденной мерой. К тому же Ника понимала, что в своей трудовой деятельности пора уже что-то менять.
Как бы там ни было, впереди брезжило лето: чудесная погода, природа, радость общения с ребенком, возможность заниматься творчеством и саморазвитием, не обремененная каждодневным нахождением в присутственном месте. Существовала, впрочем, и другая сторона медали: вынужденное, пусть даже на не слишком большой срок, расставание с Николаем, что глубоко печалило Нику. Ей очень хотелось повидаться с ним перед отъездом, и она, не задумываясь, написала ему сообщение.
Полученный ответ с приглашением вновь побродить по парку заставил ее призадуматься. Ею овладели два противоположных чувства, первым из которых была радость оттого, что их встреча всё-таки состоится, ведь они по-прежнему виделись так же редко, как и в самом начале, что порой донельзя расстраивало ее, ибо ей хотелось видеть его чаще и чаще с каждым днем, проводить больше времени вместе с ним; она попросту не понимала, как их встречи могли свестись к такому катастрофическому минимуму; впрочем, есть вещи, которые не меняются.
В то же время, то бишь, во-вторых, она оказалась во власти растерянности: ведь они не смогут раствориться друг в друге, не смогут побыть наедине, обретя и почувствовав и физическую, и духовную близость… Ей казалось странным, отчего Николай не хочет понять, что коль скоро она уезжает из города, значит, и увидятся они нескоро. Неужели ему не хочется побыть с ней вдвоем в этой волшебной близости, насладиться друг другом, произнести какие-то слова или ощутить сладкое молчание, от которого замирает душа?
Ника отправилась на встречу, стараясь не думать негативных мыслей и не впускать в душу стоявшее на ее пороге смятение.
* * *В назначенном месте они оказались почти одновременно; Ника пришла чуть раньше Николая. Он поцеловал ее, сказав обычное «Здравствуй», и они не спеша побрели по живописным дорожкам, засыпанным щебнем. Был ясный ранний вечер. Золотя кроны деревьев, солнце медленно клонилось к закату, розоватые облака на нежно-голубом небесном фоне смотрелись великолепными кораблями в позолоте солнечных лучей, словно плывущими навстречу своей мечте…
– Я рад тебя видеть, – произнес он, остановившись и любуясь Никой. Ты очень красивая. – Он прикоснулся к ее виску, медленно отвел упавшую на ее лицо прядь волос. Она поцелуем коснулась его ладони. – Как хорошо, что ты пришла!
– И я очень рада тебя видеть! Как же я могла не прийти? – за улыбкой Ника попыталась скрыть накатывающую на сердце тревогу. – Ведь я соскучилась по тебе! А ты?
– А ты как думаешь? – спросил он, полуприкрыв глаза.
– Я не знаю, что и думать, – она принужденно улыбнулась, тщательно подбирая слова. – Может быть, ты пришел только потому, что я позвала – нехотя, из вежливости? Ты уверен, что для тебя наша встреча – такое же радостное событие, как и для меня? Ибо меня терзают смутные сомнения, как говорил известный персонаж из кинофильма.
– У тебя есть повод для сомнений? – он остановился, удивленно приподняв брови и сразу посерьезнев. – Какой же?
Ника помолчала, собираясь с духом, не желая нарушить светлую зыбкость их встречи излишней эмоциональностью, ощущая незримую тяжесть возникших вопросов, а также острую необходимость их задать, дабы клубок сомнений и вызванных ими нелицеприятных психологических выкладок не становился со временем больше, разрастаясь, как снежный ком. Глубоко вздохнув, понимая, что ступила на зыбкую почву выяснений и объяснений, осторожно, мягким, вкрадчивым голосом она заговорила:
– Коленька, я уеду из города в ближайшие дни и неизвестно, когда вернусь. Почему мы не можем побыть вместе – только ты и я, понимаешь? И – никого вокруг? Ты-то разве этого не хочешь?
– Но мы итак вместе, Никуш, – мягко ответил ей Николай, устремив взгляд куда-то вдаль, и таким же ровным голосом добавил: – Мы с тобой всегда вместе, что бы ни случилось.
Он часто говорил эту фразу, поясняя Нике и, возможно, самому себе их общий статус: они – вместе, пусть даже – в разлуке, что бы при этом ни происходило, невзирая ни на какие бы то ни было причины. Это был его взгляд на их взаимоотношения, весьма своеобразный и не вполне разделяемый Никой. Похоже, что он не признавал никаких осложнений в любви, а она не считала осложнением желание быть рядом, жажду поделиться с дорогим человеком всем, что имеешь.
Вдруг почувствовав свою незащищенность, она ясно осознала: ей уже недостаточно такого положения вещей, и она не хочет ни с кем делить любимого. Незримый укол ревности неизвестного происхождения холодным и остро отточенным наконечником вошел в ее сердце. Возникло странное ощущение, будто Николай ускользает от нее…
Бывают такие мгновения, когда измученный любовью человек понимает: тонкий механизм приводит в движение не лавина, а струйка песка. То ли от собственного бессилия, то ли от думок-размышлений, которые бесконечно – ежедневно и ежечасно – крутились в ее голове, каждый раз, словно закольцованные, возвращаясь к исходной точке, как говорят в таких случаях, «Остапа понесло»:
– Мы вместе, ты говоришь? Это просто замечательно, Коленька! – и тебе, по-видимому, этого достаточно.
Глубоко дыша, она пыталась овладеть собственными эмоциями, но почему-то это оказалось ей не под силу. Все сомнения, вся неуверенность и недосказанности нахлынули в один миг. Лавиной всплыли в памяти те странные, размытые отрезки времени, штрихи, которые не вписывались в красивую сказку их взаимоотношений, возможно, выдуманную Никой: его молчание в ответ на ее сообщения, его недоступность, ее напрасное ожидание… Вспомнились и другие подобные ситуации, вроде бы мелочные, ничтожные по отдельности, но в совокупности своей приобретающие немалый вес и, подобно каплям кипящей смолы, падающие на оголенные нервы влюбленной женщины.
В горле пересохло. С болью и отчаянием Ника смотрела в глаза Николая. Дыхание сбилось, как будто она выполняла тяжелую физическую работу.
– Но ведь я живая, живая, Николенька! И не могу жить только этими мечтами! Это всё красивые слова, и не более того! Я хочу видеть тебя и слышать, понимаешь? Мы так редко встречаемся, почему? Почему мы нигде не бываем? Почему я до сих пор незнакома ни с кем из твоих друзей? И почему мы не можем прямо сейчас поехать к тебе?!
Проклиная себя за нетерпение, многочисленные «почему» и собственную несдержанность, Ника с плохо скрываемой тревогой ждала ответа.
Она не повышала тона, стараясь произнести весь монолог тихим голосом, но никакое piano[7] было неспособно заглушить излишнюю его эмоциональность. Она чувствовала, что в какой-то степени перегнула палку; с другой стороны, всё сказанное было правдой – от первого до последнего слова, той правдой, которую она вынашивала долгое время и которую попыталась теперь выложить Николаю в качестве своих аргументов. Но… это была правда при наличии глубокого чувства, во всяком случае, с ее стороны, и эта печальная данность придавала событиям уже драматический оттенок.
Ни один мускул не дрогнул на лице Николая. С каждым словом, произносимым Никой, его лицо становилось более замкнутым. Выложив основные аргументы и сумев, наконец, взять себя в руки, она замолчала, давая возможность высказаться своему невольному оппоненту, желая услышать те слова, которые он найдет для нее. Сердцем она чувствовала, что ему есть что сказать.
Но… он по-прежнему хранил молчание, длившееся, казалось, целую вечность. Она жаждала диалога, столь необходимого для них; услышать его мнение именно сейчас было для нее крайне важно.
Ника ждала. Николай молчал.
Внезапно она почувствовала себя плохо. У нее закружилась голова, всё вокруг будто бы поменяло реальные очертания, яркий свет вечернего солнца потускнел; словно оказавшись в параллельном, неведомом ей, мире, с визуально сохранившимся земным антуражем трехмерного пространства, Ника явственно ощущала совершенно иную – чужую для нее – реальность, в которой не было привычных запахов и звуков – они вдруг исчезли, а от гнетущей, давящей тоски ей ощутимо не хватало воздуха. Мир вокруг рушился, а она со страшной скоростью летела в глубокую, черную, бездонную пропасть… Явственно проступило ощущение случившейся катастрофы.
