– Итак, я вас слушаю, – заявила потенциальная жертва, заняв рабочее место и сложив перед собой руки: бесцветный лак на ногтях, на запястье – узкие часы на темном ремешке и всего одно колечко на пальце.
Дубняк обежал взглядом кабинет. Все предметы на столе простые и изящные. Мебель светлая, с закругленными краями. Акварели на стене, пронизанные солнцем, рождают в груди щемящее ощущение счастья. Он бы никогда не смог сосредоточиться в такой комнате. Значительные дела должны вершиться в полумраке.
– Я вас слушаю, – еще раз повторила Лайма и, взяв ручку, нацелила ее на белый лист, словно незваный гость собирался ей что-то диктовать.
– Ваш центр временно закрывается, Лайма Айваровна, – сказал Дубняк и положил ногу на ногу. Лайма вскинула на него обеспокоенный взгляд. – И в связи с этим я хочу предложить вам работу. Очень ответственную работу, – добавил он.
– Почему же центр закрывается? – спросила хозяйка кабинета, и Дубняк поразился ее внешнему хладнокровию. Только глаза у нее потемнели, из дымчато-серых в считаные секунды превратившись в графитовые.
– Здание находится в аварийном состоянии.
– Вы имеете в виду протекший кран в мужском туалете? – холодно поинтересовалась она.
– Не в моей компетенции обсуждать такие вопросы, – парировал Дубняк.
– А что же тогда в вашей компетенции?
– Вы.
– Не понимаю.
Лайма была озадачена. Опыт работы с людьми многому ее научил, ее трудно было поставить в тупик. Но этот странный маленький человек сразу произвел на нее гнетущее впечатление. Взгляд у него был какой-то нехороший, словно он замыслил подлое дело и прикидывал, как ловчее с ним справиться.
– Объяснитесь, пожалуйста, – попросила она. Даже не попросила, а потребовала.
Дубняк достал удостоверение и подержал его у Лаймы перед носом, ни на секунду не выпуская из рук. Документом он дорожил. Не только потому, что отвечал за него головой, нет. Он давал Дубняку ощущение свободы. И почти безграничных возможностей в мире обычных людей. Всякая дверь открывалась с помощью этого документа. Всякий рот развязывался. И на эту девицу удостоверение тоже произвело впечатление.
– Ах, вон оно что, – пробормотала она и взглянула на своего визави более внимательно.
– Однажды вы уже участвовали в нашей операции, – Дубняк приосанился и торжественно заключил: – Пришло время еще раз помочь своей стране.
– Ерунда! – неожиданно заявила Лайма. – Если бы я хотела стать разведчицей, то стала бы ею. У меня гуманитарное образование и ярко выраженное стремление выйти замуж. Вы не можете меня заставить.
– Конечно, нет! – замахал руками Дубняк. – Боже упаси! Мы никогда никого не заставляем.
Лайма насторожилась. Последние слова ей совсем не понравились. И интонации Бориса Борисовича тоже не понравились. Он уверен в том, что победит, на все сто. Неужели в службе государственной безопасности на нее есть какой-нибудь компромат? Чем она могла провиниться? Забыла заплатить за булочку в магазине? Задолжала за телефон? Задавила кошку депутата Государственной думы? У непрошеного гостя тем временем лицо сделалось таким умильным, словно ему только что вернули крупную сумму денег.
– А что я должна делать? – спросила Лайма, принимаясь барабанить пальцами по столу.
– Об этом мы поговорим, когда вы дадите свое принципиальное согласие.
– Не дам.
– Ну… Вообще-то… Конечно. В ближайшее время вы будете очень заняты…
– Чем это? – мрачно спросила Лайма.
Ей хотелось избавиться от этого человека как можно скорее. Он был, словно кусочек метеорита – не опасный сам по себе, но напоминающий о той страшной и неведомой силе, частью которой являлся.
– Вы же не бросите в беде вашу бабушку! Предстоят большие хлопоты, расследование, суд… Родственники потерпевшего требуют сатисфакции. Они во что бы то ни стало решили добиться того, чтобы ваша бабушка села.
– В тюрьму?!
– Она наехала на пешехода! В ее возрасте не следует водить автомобиль. Вероятно, она лет тридцать не сидела за рулем – и вот результат.
– Машину у нее угнали! – захлебнулась возмущением Лайма. – Она ведь подала заявление об угоне!
– Конечно. Задавила человека и подала. Чтобы избежать наказания. Бросила машину в чужом дворе, а сама отправилась домой и решила, что все как-нибудь утрясется.
– Вы не можете посадить в тюрьму старого человека! И к тому же невиновного!
– Почему это? – Дубняк сделал бровки домиком. – Она уже лет семьдесят как совершеннолетняя и должна нести ответственность за свои поступки. Конечно, – добавил он медовым голосом, – если вы вдруг передумаете и решите все-таки нам помочь… Мы тоже вам поможем.
– Вы меня шантажируете! – воскликнула Лайма.
– Просто прошу проявить благоразумие, не более того.
Лайма встала и прошлась вдоль стола, потирая лоб ладонью. Мысли брызнули в разные стороны, словно мальки из дырявого сачка. Что делать? Как поступить? Отдать бабушку Розу на растерзание родственникам пострадавшего? Суду? Бабушка этого не переживет. Конечно, она дама своеобразная, но у нее обостренное чувство справедливости. Если Розу обвинят в том, чего она не совершала, ее дух будет сломлен.
Бабушка Роза была особой взбалмошной и всегда напоминала Лайме состарившуюся Мэри Поппинс. Она повсюду ходила с зонтом, любила выражать недовольство вслух и, беззастенчиво пользуясь своими сединами, ухитрялась командовать всяким, кто попадал в поле ее зрения. Лайма представила себе бабушку на скамье подсудимых и с трудом проглотила подступивший к горлу комок. Нет, это невозможно! Этого нельзя допустить!
– А что за работу вы предлагаете? Мне опять придется переводить? – спросила она, глянув на довольного собой Дубняка.
Тот с жадностью наблюдал за сменой выражений ее лица и нутром почувствовал, что победил. В сущности, он в этом и не сомневался, но ему всегда нравился момент триумфа. Момент, когда другой человек признает свое поражение. Потрясающее ощущение!
– В том числе и переводить, – кивнул он. – Нужно встретить одного важного индуса, выдав себя за другую особу. И учтите – это задание государственной важности.
Лайма уставилась на него в полном недоумении:
– У вас что, не хватает сотрудников? Почему вы обращаетесь именно ко мне? Чем я заслужила такую честь?
– Все очень просто. Нам нужна женщина, которая владеет английским, латышским и диалектом хинди-аваджи. Редкое сочетание, согласитесь. Вы уникальны в своем роде. Ваш отец латыш, и до развода родителей вы жили в Латвии, потому говорите без акцента. Английским владеете свободно, и на аваджи умеете разговаривать. Кажется, своими знаниями вы обязаны деду? Он ведь был – как это сейчас называется – врачом без границ? Катался по всему миру…
– Меня научил его ассистент, – призналась Лайма, не представляя, насколько хорошо Дубняк знаком с ее биографией. – Но на аваджи я могу только немного говорить, а писать не умею.
– А нам и не надо, чтобы вы писали, – неожиданно жестко сказал Дубняк и переменил позу. Сполз на край сиденья, а руками уперся в столешницу. – Сядьте.
Лайма рухнула на свое место, он же поднялся на ноги и навис над ней, словно ворон над раненым воробушком. Она подняла на него полные муки глаза:
– Неужели некому выполнить задание, кроме меня?!
– Решительно некому. Женщина, чью роль вы должны сыграть, обладала одной отличительной чертой – у нее были необычайно красивые ноги. Вот эти-то ноги в сочетании со знанием языков и стали причиной того, что мы остановились на вашей кандидатуре. В качестве переводчика вас могла бы заменить только профессор Кошкодамская-Бряббе, но ей восемьдесят один год и ее нижние конечности давно потеряли товарный вид.
– Послушайте, Борис Борисович, – голос Лаймы уже дал слабину. – Я ведь могу не справиться… Я не готова…
Дубняк распрямил плечи, поднял повыше подбородок и торжественно сказал:
– Лайма, ваши ноги нужны родине.
– Хорошо, – выдавила она из себя, понимая, что, раз на нее пал жребий, ее так или иначе заставят выполнить задуманное. Разве сможет она противостоять государству? Ей заранее не оставили никакого выхода.
– Под вашим командованием будут находиться еще два человека, – выстрелил в нее Дубняк очередной порцией информации. – Иными словами, вы возглавите спецгруппу, которая должна охранять очень важную персону. Иностранца.
Лайма хотела что-то ответить, но от неожиданности икнула. Она возглавит спецгруппу?! Будет отвечать за безопасность важного иностранца?! Это какой-то параноидальный бред. Нет, этого не может быть. Какой-то фарс, розыгрыш!
Однако Дубняк стоял тут, рожа у него была весьма противная, и его слова совсем не походили на розыгрыш.
– А… А что я скажу своему жениху? – выдавила она из себя. – Бабушке? Тете? Лучшей подруге, наконец?
– Ничего не скажете, – отрезал Дубняк. – Вам придется вести двойную жизнь, так что приготовьтесь к трудностям. Через два часа за вами заедет машина. Человека, который будет вас сопровождать, зовут Вадимом. Он отвезет вас на конспиративную квартиру, где вы познакомитесь со своими подчиненными. А потом вам огласят цель операции, и вы втроем сможете обсудить детали.
