Я был с ним в его смертный час. Тогда он, ранее не замеченный в увлечениях бесперспективными древностями, подозвал меня и рассказал о том, что в Москве, около ста семидесяти – ста восьмидесяти лет назад, жил один человек. Фамилия его была Брюс. Он занимал высокие государственные и военные посты, был приближен к царю. Но самое главное, старик сказал, что тот увлекался наукой и сильно в этом деле преуспел. Старик умирал у меня на руках, поэтому не буду приводить здесь все те небылицы, которые он мне преподнёс. Самое главное, что мне тогда запомнилось, и что сегодня кажется достижимым, это то, что Брюс оставил после себя обширную научную библиотеку, но особенно ценную книгу он спрятал в строении, где некогда работал. В той самой Сухаревой башне, среди камней которой я хочу найти эту книгу.
Несмотря на то, что остатки разума быстро покидали старика, я склонен верить если не всем деталям, то сути его рассказа. Как оказалось, его далёкий предок служил у Брюса и рассказывал о том, что видел. Предок был грамотный, к праздным размышлениям не склонный. Безусловно, здесь мне пришлось верить старику на слово. Когда я сказал ему о том, что уважаю его, но не верю, не желаю быть льстецом, пусть и у кровати умирающего, он достал из-за пазухи ладанку, в которой была плотно закрытая склянка с тёмной жидкостью. Сказал, что это его семейная реликвия, но наследников у него нет, поэтому он передаёт её мне. Когда я спросил у него о том, что за жидкость в склянке, он ответил, что с её помощью можно оживлять мёртвых. Он спокойно относился к собственной кончине, и когда я спросил его, почему бы ему самому не спастись, он ответил, что жидкости той уже почти двести лет и годна она лишь на то, чтобы возвращать жизнь мелким тварям.
Старик умер, склянка долго лежала у меня в кармане. Однажды, я тогда дежурил в обсерватории, я наткнулся на склянку. Нас тогда одолевали мыши, с которыми помогали справляться несколько кошек. Одна из кошек имела привычку выкладывать добычу на дорожке перед входом в обсерваторию. Зная об этом, я подобрал одну из мышей. Та, совершенно точно, была уже давно не жива, успела окоченеть. После того, как я полил мышь из склянки, она начала дёргаться, чихнула, после чего сбежала. Тогда я понял, что старик, в целом, говорил правду.
То, что Брюс был царским учёным, ничего не значит. Учёный-человек может быть политически безграмотен и даже вреден, но знания всегда приносят пользу. Увидев, на что способен состав, я вспомнил, то, что считал предсмертным бредом старика. Он говорил о лечении болезней и о бессмертии, об изготовлении золота из простых металлов, о предсказании погоды и чтении мыслей на расстоянии. Ключом ко всему была книга, предположительно хранящаяся в башне. Только подумай, как мы шагнём вперед, если получим хотя бы секрет производства золота? О другом молчу.
Ну, привет!
И. Ст.
15 июня 1934 г.
Здравствуй!
Письмо получил. Жаль, что в башне так ничего и не нашли. Надо проверить всех, кто там был. Возможно, Каганович не уследил. То, что вы все мне пишете о человеке, одетом в старинный царский кафтан, которого там видели, считаю кознями врагов. Их надо найти и наказать.
В любом случае, поиски мы продолжим. Кроме того, нужно разобрать архивы. Если этот царский учёный и правда так хорош, нам не помешает ознакомиться хотя бы с тем, что осталось в его бумагах и записях.
Привет!
И. Сталин
«Я вроде бы читал, что и московское метро строилось по планам Брюса», – подумал Семён. «Если письма это подлинные, сомневаюсь, что Сталин думал лишь о благе молодой страны. Не удивлюсь, если на самом деле он, как та воскресшая мышь в обсерватории, хотел победить смерть», – Семён перевернул страницу и продолжил читать.
Глава 10. Любовь и смерть, мечты и сны
Восхищение. Вежливая форма признания чьего-либо сходства с вами самими.
Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»
Бригадир развёл руками, Василий понял, что тот ничего определенного сказать не может. Василий заглянул в подвал, увидел, что завал уже разобрали, рабочие возились внутри.
– Я вижу, уже вошли, так в чём там дело, как думаете? – Василий решил вытянуть из бригадира всё, что можно.
– Василий Евгеньевич, да честно говоря, неясно, что там. Пол проломлен изнутри. Такое ощущение, будто снизу, из-под земли, его чем-то выдавили.
– Ну знаете, это случилось утром, был сильный удар, весь дом задрожал. Может это газ?
– Нет, не думаю. Если бы в подвале рванул газ, тогда разрушения были бы другие. Подвал-то почти что глухой, замкнутое пространство, боюсь, как бы дом от этого не разрушился. Нет, здесь что-то другое. – бригадир пытался понять что же произошло в подвале, но по его растерянному виду было ясно, что всё, что всё, что у него есть – это догадки.
– Пойдёмте в кухню, пока ваши работают, выпьем по чашке кофе и вы мне расскажете что другое может проломить метровый слой бетона. Я вот только загляну в подвал, а вы пока кофеварку включите. – Василий решил, что в более спокойной обстановке бригадир разговорится, кроме того, ему хотелось самому оценить масштаб разрушений.
Бригадир кивнул и пошёл в кухню включать кофеварку. Он хорошо знал этот дом.
Василий спустился в подвал, заглянул внутрь. В полу зияла дыра. Похоже было, что ни одной целой посудины в его лаборатории не осталось. Металлические стеллажи искорёжены, большой рабочий стол перевёрнут и завален кусками бетона, стулья изломаны. Уцелели лишь печь, система отопления, да раковина с водопроводным краном у стены.
«Так я и думал, придётся всё заказывать, ну да ладно, это, в сущности, ерунда. Главное – понять что здесь случилось и сделать так, чтобы это не повторилось. А если бы я здесь был? Мало того, что меня бы искалечило, так и работу бы загубило», – думал Василий. Он прошёл в кухню, бригадир налил две чашки кофе.
– Вадим, я вот посмотрел на это всё, мне кроме газа ничего в голову не идёт. Если у вас есть идеи на этот счёт – расскажите.
– Нет у меня идей. Тут знаете, если взять этот пролом в полу, я похожее уже видел, но только не в таких масштабах.
– И что это было? – Василий решил, что любая догадка не окажется лишней.
– Ерунда, в общем-то. Бывает, делают асфальтовую дорожку, в парке, например, а место как следует не подготовят. Щебня сэкономят, да и асфальта тоже. Там корни деревьев близко к поверхности и через время один из корней этот асфальт снизу и прорвёт. Еще если под асфальтом грибы разрастутся, похожая картина. Но это редко бывает, обычно, когда работают как попало, чуть ли не на голую землю асфальт кладут.
– Да, непохоже, чтобы у меня в подвале гриб какой вырос. А если и так, ведь он же не мог исчезнуть?
– Вот и я о чём, не знаю я что там случилось.
– Ладно. Мне нужно, чтобы там порядок был. Как скоро справитесь?
– Да как вам сказать, тут моей бригаде на неделю делов.
Василия такой долгий срок никак не устраивал, поэтому он, справившись у бригадира о стоимости работ, предложил дать вчетверо больше, если сделают до завтрашнего вечера. Тот от подобного предложения отказаться не смог, в итоге решили, что сегодня поработают допоздна, а завтра в семь утра продолжат.
Василий сделал несколько звонков, заказал нужное ему химическое оборудование, реактивы и зарылся в бумаги. Он отбирал материалы, с которыми должна будет работать София. Сейчас его больше всего интересовали несколько документов пятнадцатого века. Уже глубокой ночью он распрощался с рабочими, запер подвал и без сил рухнул в постель.
Та половина, на которой спала его жена, так и оставалась застеленной шёлковым покрывалом. Василий провёл рукой по этому покрывалу, нежная ткань мягко скользила под пальцами. Она напомнила ему бархатистую кожу Дианы, только шёлк был холодным и безжизненным, а тело Дианы откликалось на каждое его прикосновение. Против его воли в памяти воскрес образ из прошлого, которое казалось таким далёким. Этот образ заставил Василия сжать зубы, он хотел отогнать его. Прекрасные воспоминания, которым никогда не суждено повториться, ранят больнее, чем любое зло из прошлого. Но Василий был уже во власти потерянного счастья.
Шёл второй месяц после их встречи. Они уже поняли, что созданы друг для друга. После того, как пошло время первого лёгкого недоверия, после того, как каждый из них осознал, что такая удача выпадает не каждому, они искали любой возможности побыть вместе.
Он вспоминал один отель, куда они сбежали, каждый от своей повседневности, в объятия друг друга. Он пришёл в условленное место раньше. Задёрнул шторы, выключил свет и зажёг свечи. Когда она появилась в дверях, он, едва сдерживаясь, повесил на ручку табличку «Не беспокоить». Потом дверь захлопнулась. Они принадлежали только друг другу. Их губы слились. Он, сбросив вместе с её и своей одеждой груз забот, отнёс её в большую ванную комнату. Там был устроен целый бассейн, в котором они легко поместились вдвоём. Его руки в мыльной пене, его губы под струями прохладного душа, обласкали каждый изгиб, каждый выступ и каждую ложбинку её горячего тела. Тело отзывалось на его прикосновения, как скрипка на движения смычка виртуоза. Она не могла сдержать стоны. Иногда она замолкала, и тогда уже он переставал дышать и чувствовал, как растворяется в космосе. Она была его вселенной. Она была его светлым ангелом, каждый взмах крыла которого дарит грешнику надежду на спасение и вечное блаженство. Она прижималась к нему, они становились единым целым, она хотела испытать на прочность всё, из чего он сделан, хотела узнать о нём даже то, чего он сам о себе не знал. Но это было только начало.
