убранной комнате, вся в белоснежных кружевах, а напротив – старшая. Вся в темном, мрачная, для которой счастье сестры что нож острый. Наверняка дома родители уже махнули на нее рукой, а перед тем многократно упрекнули, что не сумела заставить ни единого парня постучаться с предложением руки и сердца… Так что, если ради крыши над головой и надежного куска хлеба находился желающий взять в жены «засидевшуюся», его принимали с большим почетом.
Во многих губерниях сохранялась традиция, чтобы младший в роду не покидал родительского дома. Кто позаботится о стариках, когда они сами не смогут выходить в поле? Коли сын был младшим, он вел в дом жену. А если младшей оставалась дочь, то ей выпадало унаследовать родительское имущество и свить свое гнездо там, где она сама качалась в колыбели.
Была еще традиция, чтобы младший ребенок оставался жить в доме со своими родителями. Если требовалось, то в самом буквальном смысле слова прописывали на бумаге, кто и чем должен заниматься. Какими правами обладает и в каком случае с него спрос.
А вот привычная для европейского обывателя история, когда совершались браки между кузенами и другими родственниками (король Людовик XIV был двоюродным братом своей супруги, Марии-Терезии, король Испании Филипп IV вторым браком взял в жены пятнадцатилетнюю племянницу, родственником английской королевы Виктории был ее муж, принц Альберт; впрочем, продолжать можно бесконечно), вот такая ситуация на Руси была практически невозможной.
Браки с кузенами считались кровосмесительными. Троюродное родство, родство через жену или мужа тоже не одобрялось – два брата не могли взять в жены двух девушек, приходившихся друг другу родными сестрами.
Таких правил придерживались с самых древних времен:
«Поляне бо, – свидетельствует летопись, – своих отец обычай имут кроток и тих, и стыдение к снохам и к сестрам, и к матерям и к родителям своим, к сверовем и к деревем велико стыдение имеху»[8].
В старинной песне о том, как молодец пытается найти себе суженую, есть такие строки:
Ой сестрица, ой сестрица!
Если бы ты была чужая девица,
То была бы суженою по моему нраву,
По моему вкусу,
И не скакал бы мой конь
В чужую волость!
То есть, несмотря на всю невероятную красоту сестрицы, молодцу ничего другого не остается, как отправляться в дальние дали, искать невесту где-то еще. Ведь с «сестрицей» союз невозможен!
Безусловно, исключения случались. И тайные браки, и бегство с последующим венчанием у священника, которому предварительно заплатили, встречаются и в нашей истории. В XVIII веке две сестры из рода Бутурлиных вышли замуж за двух братьев из рода Долгоруких. Один брак был оформлен надлежащим образом, второй стал тайным. На протяжении многих лет его удавалось скрывать, и даже рожденных в нем детей выдавали за отпрысков другой пары. Все вскрылось, когда дети остались сиротами (умерли их названые родители) и могли вот-вот отправиться к дальней родне на воспитание. Тогда-то настоящим матери и отцу пришлось во всем сознаться императрице Екатерине II. На их счастье, она простила пару. Но, не забудем, дело происходило в XVIII столетии. Несколькими веками ранее такая ситуация могла сложиться в исключительном случае – священники просто не обвенчали бы беглых без благословения их родни. А если бы тайный брак все-таки состоялся, то после огласки его бы расторгли, а нарушителей церковных законов отправили бы в монастыри, с вечным запретом когда-либо венчаться.
Поэтому в былине про Соловья-разбойника момент кровосмешения – еще одно доказательство «поганого характера» этого персонажа. Илья Муромец в какой-то момент задает вопрос разбойнику: почему так выходит, что все его дети похожи один на другого, словно две капли воды. И Соловей отвечает: потому что он женит своих сыновей на своих же дочерях. Поступать таким образом мог только нечестивец, человек, не принявший веру. Отринувший все законы человеческого существования. Настоящий злодей.
Дать разрешение на брак с человеком в непозволительной степени родства представитель церкви мог лишь в том случае, если по-другому просто не получалось создать семью. Очень сложная ситуация с демографией сложилась в Сибири в эпоху ее освоения. Невероятные, огромные территории были населены столь скудно, что первопроходцам практически некого было брать в жены. Тогда устраивали семьи и с местными женщинами-язычницами, которых предварительно обращали в православие, и с каторжанками, сосланными для исправления. Даже в городах, постепенно выраставших в Сибири, населения было не так уж много. В конце концов практически все становились друг другу родней. Тогда-то и начали обращаться к священникам с просьбой поженить кузенов: неоткуда взять невесту! В таких условиях неохотно, но шли навстречу.
Родство до четвертой, иногда до пятой ступени, было препятствием для вступления в брак. Не имели право венчаться и связанные духовным родством: например, крестные отец и мать. Эта догма встречается не только в православии, но и в католицизме. Кумовья приравнивались к таким же родственникам, оттого семьи, которые присматривались друг к другу с планами обвенчать своих детей, не стремились идти в крестные друг к другу.
Не было возможности создать законную семью и с иноверцами. Во времена Ивана Грозного немало татар приняли православие и взяли русские имена. В противном случае путь к карьерным вершинам был для них заказан. Ни одно уважающее себя семейство не отдало бы дочь замуж за мусульманина.
Крестились многие, но только про князей Юсуповых ходила легенда, что для них переход в православие стал проклятием. Веками говорили: у Юсуповых в каждом поколении будет оставаться только один сын. Даже если судьба подарит им нескольких, все умрут, кроме одного.
Случилось так, что потомки Юсуфа-мурзы, хана Ногайской орды, перешли на службу к московскому государю. Проявляя гостеприимство, когда в их дом пожаловал патриарх Иоаким, Абдул-мурза накрыл богатый стол. Среди яств стоял и гусь, которого православные не могли вкушать из-за поста. Почувствовавший себя оскорбленным патриарх рассказал обо всем государю, Федору Иоанновичу (сыну Ивана Грозного). Ну а тот, в свою очередь, немедленно приказал лишить Юсуповых всех должностей. Исправить ситуацию можно было только одним способом – немедленно креститься. Абдул-мурза стал называться Дмитрием, но из-за своего вероотступничества на его голову обрушилась кара в виде проклятия.
Любопытно, но вера в это проклятие прочно укоренилась в сознании князей. Дошло до того, что в конце 1820-х княгиня Юсупова объявила мужу, что прекращает с ним супружеские отношения, потому что «не хочет рожать мертвецов». На тот момент наследник уже был и волноваться о продолжении династии не приходилось. Оттого-то
