Форма входа
Книга онлайн » Документальные книги » Публицистика » Газета День Литературы # 122 (2006 10) - Газета День Литературы
Читем онлайн Газета День Литературы # 122 (2006 10) - Газета День Литературы
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Как на что? На право проживания.
— Это, прошу прощения, где?
— В границах России. В куче пшеницы, даже на свалке мусора.
— А где мне жить, русскому-то? Я же в политику не вмешиваюсь, а скандалю лишь в собственной голове. Кого это сугубо личное обстоятельство может беспокоить? Никогда не думал, что в новой России могут быть такие ограничения. Я научился скандалить в самом себе еще при коммунистах. Да-с, я именно так выворачивался, потому что другого пути тогда не было. Воспаленный разум рвался наружу, но с большим трудом удавалось прятать его в собственной голове. Они-то разрешали. Или лучше сказать: не запрещали. А что, теперь уже нельзя? Странный какой-то, пожалуй… — тут он на минутку задумался и уже радостным тоном добавил, — даже чудесный закончик. Да-с! В нем истинная гражданская добродетель видна. В самой патетической форме! Великолепная энергетика чувствуется. Что-то похожее по существу можно встретить в Старом Завете. Правда, на другой манер. И даже как бы не об этом, но все о том же. В этих историях ярко изображены картины подавления сознания самым причудливым образом. Выстроена неправдоподобная для современных стереотипов программа разума. Сарра позвала в постель к мужу Аврааму Агарь, родившую ему Измаила. Рахиль, законная супруга Иакова, уложила на собственное ложе прелестницу Валлу, родившую Иакову двух сыновей, Лия уговорила Зенфу подарить эротическое наслаждение своему суженому. Многие известные дамы той давней эпохи — Иудифь, Эсфирь, Далила, Суламита, Мариамь, Ребекка и другие приводили к своим мужьям самых обаятельных женщин, всячески способствуя чувственному обогащению супругов. Они не только заботливо клали в постель к своим благоверным юных красоток, но с гордостью воспитывали их детей, поддерживали обольстительность этих женщин, одаривали их кремами и благовониями, обставляли быт шиком. Такие поступки считались высшим проявлением супружеской любви. Апофеозом преданности! В вашем новом законе проглядывает что-то подобное. Надо так горячо любить власть, чтобы приносить ей себя полностью. Без малейшего остатка для инакомыслия. Мне безумно нравятся исторические "заказы", кардинально меняющие сознание, перестраивающие всю человеческую программу. Возьмите большевиков: каким замечательным талантом надо было обладать, чтобы за ничтожный срок внедрить в ментальность масс, что убить отца, мать, брата во имя торжества политических целей — высочайшее людское предназначение! Да-с! На разум можно влиять самым замечательным образом. Или вспомните кровавые походы крестоносцев, костры инквизиции, печи концлагерей, разгул терроризма в современном мире. Чем примитивнее сознание, чем ниже интеллект, чем больше проповедует он банальности; чем громче звучит требование неукоснительного подчинения массового сознания, тем с большей готовностью принимаются обществом подобные перемены. Люди с такой прытью предаются наслаждениям, будто стоят на пороге кремации. С таким остервенением обогащаются, будто им дарована вечная жизнь. С такой скоростью глупеют, будто чей-то магический голос нашептывает: "Счета в банке неудержимо растут лишь у олухов!" Это что, не звенья одной цепи? Это ли не вмешательство в нашу программу самым замечательным образом? А почему я должен быть в стороне? Вы говорите, закон? Хочу его изучить, чтобы пользоваться им по-своему. Когда же вышел этот волнительный указ? Или вы действуете без циркуляров? По наитию?
— Уже года два, как он был опубликован в "Российской газете". Ты болтун, господин Химушкин, и эта примечательная черта выдает в тебе одиночку. А они сегодня совершенно не в моде. У каждого из нас есть выбор: ты вправе поступать по своему усмотрению, ополчиться на себя или на весь мир, а я не должна вникать в суть твоего скандального разума. Мои поступки будут вызваны путаницей в твоем сознании, неясностями ума. Придется, ссылаясь на букву закона, использовать его против тебя, но на благо тебя самого. Нынче знания дорого обходятся, Семен Семеныч, а людям не хватает на самое главное.
— Но что все же главное для человека?
— Я не справочная служба. Наймите знающих людей, и многое станет ясно.
— Значит, мой ум не способен понять главного? Может быть! Я постоянно упрекаю себя в этой слабости. Действительно, никак не могу понять, почему римляне бесплатно кормили стаи гусей в благодарность за то, что те спасли Капитолий. И свою благотворительность оставили на скрижалях истории, как образец высокой культуры. А на своих пиршествах с удовольствием ели гусей из предместья Рима. Или греки в знак благодарности за воздвижение храма Гекатомпедон выпускали из загона ослов, которые помогли им в строительстве, на вольные пастбища. Жутко гордились этим и слагали предания о своем душевном благородстве. Хотя в других провинциях держали ослов на замке и нещадно эксплуатировали. Или египтяне, хоронившие волков и кошек в священных местах, бальзамировали их тела, соблюдали траур и возносили свои высокие поступки в молитвах. А погибших в битвах воинов оставляли в поле на съедение хищникам. Полководец Кимон устраивал пышное погребение лошадям, завоевавшим победу в беге колесниц на Олимпийских играх, но перебил не одну тысячу коней персидских всадников и сотни тысяч воинов. А мы, русские, построили мавзолей душегубу Ленину и свято храним его мощи, а сами клянем национальное прошлое. Да-с! Многое мне совершенно непонятно. Вы правы! Правы! Я готов смириться, отказаться от привилегий скандалить в собственной голове, подкопить денег, что брать уроки и общаться с умными людьми.
— Да-да! Впрочем, я не настаиваю.
В этот момент Тарас Ярославович накрыл господина Химушкина плотным слоем витовакса. Розовый фунгицид слабо пах ванилином. Семен Семенычу тут же показалось, что он попал в кондитерский цех, в мир чудесных запахов, аппетитных изделий и изумительных форм. Захотелось сладкого: бисквита, шу, эклера, нуги, марципана, крема. Неожиданные наваждения на какое-то время отвлекли его от беседы с госпожой Несыкайло и погрузили в новые фантазии. "Пока все идет совсем неплохо, — пронеслось в голове, — новые ощущения пьянят, побуждают еще глубже окунуться в неизвестный пласт жизни, вдохновляют. А все прежнее, столичное, заплесневелое, червивое вызывает возрастающее отвращение. У меня приличное образование, поэтому позволяю себе самые смелые сентенции. Разумеется, недостатки той жизни, в которых я сейчас себе так искренне признаюсь, могут быть и достоинствами. Все зависит от программы разума, представлений о мире, в который хочется или не хочется окунуться с головой. Теперь я стал приверженцем идеи внутренней бесконечности, поиска жизни не вне, а в самом себе. Посредством углубления в мир собственных представлений я с превеликим удовольствием начну связывать несвязываемое и пересекать непересекаемое. Мои первые опыты обновления бытия новыми формами могут стать соблазнительным примером для последователей. Нет и не может быть ничего более восхитительного, чем умиротворение собственного сознания. Сейчас во мне нет ничего, кроме восторга перед предстоящим путешествием в неведомое. Как это здорово — заглянуть в самые отдаленные уголки сознания, отрешиться от мира, проползти по изнанке жизни, застрять в печени, скатиться из ануса в клозет, переселиться в червя, в акулу! Спрятаться в жемчуг, чтобы постоянно касаться женской груди, стать вшой, прижавшейся к губам вагины, пчелой, собирающей нектар на альпийских лугах. Проникнуть в пояс шахида, от взрыва которого льются реки слез, проснуться пшеничным зерном. И так жить, наслаждаться, скандалить в собственной голове, а считать себя обычненьким человечком, которому в реальной жизни постоянно приходится ограничивать себя в выборе желаний!" Тут на какой-то момент он остановил поток нескончаемых мыслей, казалось, обдумывая признания, потом вдруг вспыхнул и громко удивился: "Традиционное существование агонизирует под игом вещизма, глобального нашествия попсы и секса. Не хочу возвращаться в Москву, в прогнивший мир воинствующей слабости духа и незыблемости капитала. Не хочу возвращаться в Химушкина! Нет, нет, нет, я не Семен Семенович! — вдруг прокричал он. — Я что-то совсем другое! Сейчас пшеничное зерно, и очень недурно себя чувствую, затем вешалка в женском гардеробе, теснящаяся между нарядами. А может быть, еще и лампочка, освещающая собственное безумие?" Этот вопрос так и остался невыясненным, потому что Семен Семеныч почувствовал на себе, как аграрий деревянной лопатой начал довольно энергично перемешивать семена с ядохимикатами. Оболочка господина Химушкина покраснела, желтый цвет пшеницы стал алым, на какое-то время ему даже показалось, что он вовсе потерял себя. Потом вдруг подумал, что никак не может являться субъектом, достойным пристального наблюдения глазами соседних пшеничных зерен. "Кто такой человек? Кто такой Химушкин? Тьфу! Тьфу! Передо мной совсем другой мир! И Семен Семенович меня совсем не интересует! Как он вообще может увлечь разум? Тьфу! Нет, моим мозгам нужно чего-то совсем другого. Почему я так заволновался? — тут же мелькнуло у него. — Неужели я сам себя так страшно напугал? Ведь я уже не столичный житель! А может быть, я предчувствую, что начнется что-то необыкновенное и неожиданное? Видимо, сейчас Сандалов протравливает нас химией, но по логике после этого он начнет сеять, и я впервые окажусь в сырой земле. Это что, меня настораживает или увлекает? А если я не взойду? Если доза химии окажется выше нормы и отравит меня до смерти? Какой новой субстанцией я окажусь? Аграрной, рыхлой землей для посева? Глиной для кирпича или керамики? Песком для стекла или пляжа? Где эта дама Несыкайло, у нее бы спросить, как там с нормой протравки? Я вот смотрю на моих соседей. Одни ну совсем красные, другие вроде розовые, а те, которых едва коснулся фунгицид, выглядят бледно-желтыми. Может, обтереться об нижних соседей, чтобы сбросить с себя толстый слой химии?" — "Эй, Наталья, где вы? Посоветуйте, как поступить, каким лучше выглядеть? Красным, розовым или бордовым? Кто подскажет?" — прокричал Семен Семенович. Не дождавшись ответа, господин Химушкин пролез почти к дну ванны и стал старательно обтираться о своих бледненьких соседей. Именно тут его подхватил черпак фермера и, словно с американских горок, бросил с ветерком в небольшой мешок. Семен Семенович вскрикнул от боли: коленки покрылись ссадинами, в пояснице заломило, рот заполнился пшеницей. Пакостное ощущение взбудоражило до нельзя. Он сплюнул, отдышался, простонал, а странные видения продолжали посещать его. На первый взгляд, они были ребяческие, и тем не менее в них можно было бы обнаружить любопытные мысли самого удивительного свойства. Ведь, по существу, Семена Семеновича никто, собственно, не знал, ни одна душа не заглядывала в сокровенные тайники его разума, а, значит, заподозрить можно было практически все. Особенно учитывая богатое воображение нашего русского народа, гораздого на дерзкие выдумки и падкого на все невероятное. Действительно, куда податься: в незначительные чиновники, в разночинные капиталисты, в нищие, разбросанные по всей России, или в смутьяны извращенного разума? Для многих эти вопросы наитруднейшие, всю жизнь тычутся человеки по сторонам, без заметного успеха и обретения собственной столбовой дороги. Смешно и любопытно: но наш чудаковатый столичный житель давно определился в избранном пути, шаг за шагом проникал в его тайны, не чувствуя себя потерянным, более того, даже утверждаясь в своем отчаянном выборе. Ругань и критику себе вослед никогда не слыхивал. А тут с незнакомой дамой такие чудеса: "Отберем лицензию на проживание". Как это понять? Впрочем, тут он замешкался, опять простонал, и застрял в чем-то другом. С трудом, через плотную мешковину, Семен Семенович стал напряженно наблюдать за работой коренастого агрария, без опасения быть обнаруженным. Того протравка семян сильно занимала. В какой-то момент фермер даже бросил лопатку и стал смешивать пшеницу с химией руками. Так получилось, что несколько раз он тяжело заехал Химушкину то по уху, то по ушибленной пояснице. От сильной боли Семен Семенович аж ахнул. Он поймал себя на том, что хочется дать пинка или даже в глаз этому Сандалову. "Москаль поганый, спiлкуется зi мною, як нiби я стара пiдбора, — мелькнуло в его голове, — в другий раз обернусь в мiсцеву суддю, щоб дати цъому фермеру один мiсяць арешта в пiдвалi з пацюками.”
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Газета День Литературы # 122 (2006 10) - Газета День Литературы бесплатно.
Похожие на Газета День Литературы # 122 (2006 10) - Газета День Литературы книги
- Об отношении православия к русской народности и западных исповеданий к православию - Иван Аксаков - Публицистика
- Хроника абсурда- отделение России от СССР - Виталий Воротников - Публицистика
- Газета День Литературы # 115 (2006 3) - Газета День Литературы - Публицистика
- Газета День Литературы # 103 (2005 3) - Газета День Литературы - Публицистика
- Стояние в Вере - Митрополит Иоанн (Снычев) - Публицистика
- Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - Коллектив авторов - Политика / Публицистика
- Литературная Газета 6249 ( № 44 2009) - Газета Газета Литературка - Публицистика
- Литературная Газета 6248 ( № 44 2009) - Газета Газета Литературка - Публицистика
- Литературная Газета 6250 ( № 46 2009) - Газета Газета Литературка - Публицистика
- Газета День Литературы # 60 (2001 9) - Газета День Литературы - Публицистика