Но смогут ли они понять? Достаточно ли я вложил в написанное? Должен ли я оставить в стороне зимы в городах, весь идиотизм моего ареста, расчистку снега в деревне, чувство безысходности и понимание того, что жизнь может измениться только в худшую сторону? Должен ли я описывать свои галлюцинации, настолько живые для меня в то время и настолько невыносимые сейчас? Должен ли я исхитряться и, подражая некоторым книгам, писать примечания?
Не существует способа решения всех этих проблем. Компромиссы рушатся подобно старым мостам. По одну сторону - вечная мысль, по другую беспокойное кровоточащее тело. Наверное, лучше всего придерживаться стиля триллеров, которые я нашел в куче старых книг, придерживаться тела. Мысль сама о себе позаботится, как это и должно быть - она не страдает, подобно телу, и может выжить. А если я не смогу ей больше сопротивляться, то возникну снова, стану своим собственным редактором и комментатором.
А теперь попробуйте представить мои чувства: я лежу на ворохе одежды, а сверху на меня глядят оборванные люди. Они молчат, я тоже. Мой мозг ошеломлен ощущением потери руки. Наконец, подошел вожак Странников.
Лица у Странников были тощие, иссеченные недоеданием и нуждой. На этих лицах читалась решимость вырвать у жизни ту малость, какую еще можно вырвать. Женщины, низведенные голодом и грубой одеждой почти до бесполости, выглядели ничуть не мягче мужчин. В комнате был полумрак, но я отчетливо видел эти лица.
Лицо вожака было несколько иным. Его отличали истощенные линии аскетизма, пылающие скрытым пламенем страсти. Раньше я не улавливал разницы между выносливостью и стойкостью, но как только увидел этого человека, понял - вот пример духа, который превратил страдания в нечто прекрасное. И еще я понял, что могу ожидать милосердия.
Он шагнул вперед и липкой лентой заклеил порез на моем комбинезоне.
- Ты болен, друг, - сказал он. - Ты что-то бормотал. Подними стекло и позволь нам взглянуть на тебя. Ты ландсмен?
- Я должен вернуться назад, я еще успею. Иначе меня ждет карцер или Газовый Дом.
- Тебе лучше остаться с нами, - ответил он.
- Мы не можем отпустить его, Джесс. Он видел нас. Теперь он тоже Странник.
Джесс! Это был Джесс! В деревнях, когда говорили о Странниках, постоянно произносили это имя. Для ландсменов оно означало надежду, для охранников - смерть. Его жизнь являлась легендой, за его голову была назначена большая награда.
Джесс сказал:
- Мы тоже когда-то были ландсменами, но мы убежали. Мы обрели свободу и сейчас не признаем ничьих приказов, кроме своих собственных. Ты останешься с нами?
- Куда убежали? - вздохнул я. - Бежать некуда.
- Об этом мы расскажем позже. Сначала скажи ты. Ты с нами?
Я опустил глаза. Заданный мне вопрос был не из тех, на который можно ответить свободно. Ответ мог быть только положительным, вернуться в деревню мне бы не позволили.
- Я остаюсь.
- Нам пригодится его трактор, - заметил кто-то.
- Нет, - возразил Джесс. - Его выследят по колее. Люди больше всего любят охотиться, в остальном они почти бесполезны. Как тебя зовут, друг?
- Ноул Ноланд.
- А меня просто Джесс. Мы, Странники, образуем братство. Как бы мало мы ни имели, мы поделимся с тобой.
- Мне знакомо твое имя. Я слышал его в деревне.
- Хорошо, Ноул. А теперь иди и заведи свой трактор. Направь его в сторону фермы, потом прыгай и возвращайся к нам.
Я опустил лицевое стекло, ощущая недоверие Странников. Молча повернулся, прошел через своеобразный тамбур из мокрых одеял. На развалины уже опускался вечерний смог. Двое часовых, удобно устроившись на камнях, спокойно наблюдали за мной. Я забрался в кабину трактора, завел мотор, медленно выехал из-под навеса и развернулся в направлении фермы.
О жизни Странников я знал лишь то, что она была невообразимо трудной. Если я прямо сейчас вернусь в деревню, то смогу отделаться одной неделей в Газовом Доме. Газовый Дом - это фабрика, через которую проходит весь урожай перед отправкой в город. Продукты там очищаются от ядов, а сами яды выпускаются в воздух. Работа не была там особенно тяжелой, но каждая неделя в ядовитой атмосфере стоила года жизни.
Газуя двигателем, я обернулся и увидел полдюжины голов и столько же винтовок. Я находился в пределах досягаемости, и меня запросто могли пристрелить. Не раздумывая, я закрепил педаль газа и выпрыгнул из кабины. Трактор, набирая скорость, удалялся по капустному полю.
- Ты все же не так хитер, как мне показалось, - сказал я Джессу, когда вернулся в развалины. - След трактора отлично виден.
- Мы скоро уйдем отсюда. Как только стемнеет. А пока поешь с нами. Теперь ты Странник.
Суп оказался овощной водой, а мясо было говядиной. Видимо, они украли корову из стада за несколько миль отсюда. Весь скот выращивался на стилбестроле, так что мясо было просто кашицей, в которой напрочь отсутствовали жизненно важные микроэлементы. Сам стилбестрол являлся канцерогеном, но планета не имела выбора - уже давно исчезла пища, которую предки называли чистой.
Еда была плохой, но компанию я обрел хорошую.
Теперь изгнанники держались со мной легко и непринужденно, как со своим. В отличие от меня, все они, включая Джесса, были неграмотны.
Не могу сказать, что я полностью стал одним из них. Я пробыл с ними слишком мало, но жизненный опыт и навыки выживания, которые я приобрел, мне пригодились. И ощущение свободы, поначалу меня даже испугавшее, вскоре вошло в мою кровь навсегда.
Как только еда была доедена, Странники собрали свои вещи и, вытянувшись в цепочку, ушли в темноту. Я тоже поднялся, но Джесс меня остановил.
- Хочу спросить тебя, Ноул, - произнес он. - Самая большая опасность для нас не враги, а болезни. К нам приходят разные люди, многие больны, но некоторых мы вынуждены заворачивать. Пищевые отравления нас не пугают, но с туберкулезом и другими инфекциями нам не совладать. Когда ты был без сознания, ты что-то кричал. Расскажи мне о своей болезни, Ноул.
Я опустил голову, пытаясь подобрать слова. Я стыдился своей болезни.
- Если у тебя что-то с головой, это не страшно. У многих из нас головы не в порядке.
Тихим голосом я начал говорить:
- Это отравление. Я отравился еще ребенком в сиротском приюте. Доктор сказал, что у меня поражена часть мозга и сетчатка глаза. Он назвал это мерцающей скотомой, кажется, говорил что-то еще, но я не запомнил. Из-за этой болезни я и попал в ландсмены. У меня была галлюцинация прямо на улице, я вышел на проезжую часть, а автобус был вынужден выехать на тротуар. Меня арестовали и направили в деревню.
Джесс мягко произнес:
- Ты должен стать одним из нас. В этом твоя надежда выжить. Если не предашь, если станешь Странником душой и сердцем, то сможешь взять себе женщину, а мы будем заботиться о тебе. Истинный Странник никогда не предаст и не оставит в беде друга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
