Майор Бухарцев по кличке Бубу осмотрелся, и, увидев спящих в углу инопланетян сказал:
– А это Мария Максимовна, кто такие Бубу будут?
– Да так, залетные какие—то, – сказала Балалайкина. – В клуб на новогоднюю дискотеку пожаловали с целью приобщения к культурным традициям российской глубинки.
– А документы у этих пришельцев есть, ил без документов они?!
– Судя по их костюмам, документов у них нет, – сказал Коля Крюков.– Тут и спрятать их некуда. Вон тряпки на них какие облиплые – как бабские лосины. Куда ни сунь все выпирает наружу!
– А что это они, Бубу зелененькие?! Не уж— то отравились чем?! – спросил майор, пристально рассматривая внеземной разум» сквозь лупу, словно Шерлок Холмс.
– Ну, так нашей «клюковки» наклюкались! Тут товарищ майор, такое дело, как наклюкаешься, так не только позеленеешь, но и серо— буро малиновым станешь! – сказал Коля Крюков, запихивая в рот соленый помидор.
Он в забытие как—то неловко надавил на него зубами и в этот миг помидор лопнул. Сидящий напротив Санька Зек, в мгновение ока покрылся зеленой помидорной массой.
– Во, майор глянь, Зек у нас тоже зеленый гуманоид! – сказал Крюков и заржал, как кастрированный мерин.
Не скрывая злобы, Зек вытер свою физиономию рукавом и влепил «деду морозу» прямо в красную пробку от заморских духов, которая болталась на резинке вместо носа Крюкова. «Дед мороз» не удержался на табуретке и упал на пол, запутавшись в театральных нарядах.
– Ты Крюков, скотина, – помидоры жрать не можешь! Да я таких как ты, – на зоне…
Майор Бубу, сидевший по левую руку от Зека, стеганул ладошкой по лысой голове Саши Зека, так что у того осыпались латунные фиксы, которые он надевал на народные тожества и гуляния.
– Цыц, урка, бу! Я на тебя, Бубу, сейчас протокол составлю, за нарушение бу, общественного порядка.
– Начальник! Век воли не видать! Крюк первый помидорами брызжется?! Я что ему какой поц, чтобы меня вот так можно изгадить. Вон, всю харю мне рассолом залил – конь германский!
Максимовна услышав от участкового про документы тут же смекнула. Участкового надо брать «за жабры» немедленно. С его помощью она могла решить свои паспортные проблемы и заменить паспорт на новый.
– Что—то мне жарко, – сказала она, скидывая с себя наряд Снегурочки.
Она выкатила перед участковым свои полные сока и любви груди, и томно вздохнула, привлекая к своим «охмуряторам» внимание участкового.
Бубу, искоса поглядывая на выпирающий бюст Максимовны, изначально старался всей душой сопротивляться соблазну, но его сопротивление было не долгим. «Набальзамировавшись», он после второго стакана окончательно сдался и был готов припасть к ее груди. Воспылав к ним любовью, участковый инстинктивно вытянул свои губы в трубочку в надежде коснуться этого великолепия. Максимовна, увидев неуемное желание майора добраться до ее плоти, решила флиртануть ради достижения своей цели.
Подмаргивая бархатными ресницами, она подала майору тайный знак. После чего встала из— за стола и вышла на улицу. Бубу мгновенно клюнул на ее уловки. Ничего не подозревая, через несколько минут, он вдруг возжелал освежиться и вышел следом за Максимовной.
Крюков увидев ухаживания участкового за Балалайкиной, набрал номер телефона жены Бубу и тонким женским голосом сказал:
– Алло Петровна, а участковый дома? Ах, на службе! А это не он часом возле клуба зажимает новенькую завклубом?
Через три минуты майор ворвался в кабинет и хватая полушубок, шапку и планшет с протоколами, исчез, ничего не говоря, словно его и не было.
Следом за ним на крыльцо клуба вышел Крюков. Инженеру предстала картина, которая могла стать достоянием кинематографистов. Жена майора бу— бу, вооруженная деревянной дубиной, гнала участкового домой. Она била его палкой то по голове, то а по ребрам с такой силой, что после каждого удара майор приседал, хватался за поясницу. А после, взбив облако снега, стартонул с такой скоростью, что в мгновение ока исчез в темноте новогодней ночи.
Глава шестая
Как Максимовна участвовала в эротической фотосессии
Зиновий Шнипельбаум был единственным в районе фотографом, способным разрешить Машкины проблемы. В эпоху всеобщей паспортизации населения, пропихнуть в паспортный стол фальшивку, а взамен получить новый документ, не составляло никакого труда. Если за дело брался хитрый парень по имени Зяма – успех был изначально гарантирован.
Новогодние каникулы подошли к концу. Деревня Горемыкино, как подобает российской глубинке, погрузилась в суету колхозных буден.
Максимовна, с нетерпением дождавшись конца праздников, помчалась с самого утра в район к фотографу.
– Что, девушка, желает? – спросил Зяма, вытирая руки вафельным полотенцем с пятнами от проявителя.
– Я к вам вот по какому делу. Мне нужны фотографии на паспорт, сказала Максимовна, просачиваясь внутрь фотоателье.
– Проходим, расчехляемся, готовимся, – сказал Зяма, доставая фотоаппарат.
Максимовна скинув с себя шубку, поправила перед зеркалом волосы и уселась на табурет, стоящий напротив белого фона.
– Как мимолетное ведение, как гений чистой красоты, – сказал Зяма, стараясь приподнять настроение Максимовне. – Так внимание, смотрим на этот пальчик, сейчас вылетит…
– Птичка, – сказала Максимовна
– Птеродактиль сударыня, – ответил Зяма, и нажал на кнопку фотоаппарата.
Сквозь объектив в тот самый миг он увидел на груди Максимовны камень невиданный чистоты и красоты. В его голове мгновенно образовался вакуум, и он подумал той частью мозга, которая не успела съежиться:
– «Бриллиант».
Он навел объектив прямо на «нубирит», стараясь как можно крупнее и подробнее снять это чудо вселенской власти. Камень сиял. Он завораживал. Он был такой чистоты и лучезарности, что сердце Зиновия замурлыкало, от навалившейся на него удачи. Несколько раз фотограф пыхал фотовспышкой стараясь найти нужный ракурс. В тот момент, когда Максимовне надоело, и она уже хотела встать, Зяма сказал:
– Все готово!
– А когда карточки, – спросила Балалайкина.
– Сейчас будут готовы, – ответил фотограф, и подключив фотоаппарат к компьютеру с головой ушел в монитор, редактируя и без того прекрасный образ Максимовны. Его трясло от увиденного как трясет на ветру рябину. Ему хотелось потрогать «нубирит». Хотелось дыхнуть на него и потереть о рукав. Хотелось покарябать ногтем, но он героически перенес этот соблазн, подавляя его в самом зародыше.
Распечатав на принтере фотографии, он подал их Балалайкиной и как бы ненавязчиво, сказал:
– Стразы от Сваровски?
Максимовна удивленно глянула на фотографа и, не поняв его, переспросила:
– Стразы от чего?
Зяма поняв всю глубину отсталости барышни, ответил:
– Девушка, я спросил вас – это у вас стразы от Сваровски? Это такая фирма, которая выпускает бижетерию.
– Нет, голубчик – это лунный камень от Дарта Вейдера, – ответила Максимовна, и рассчитавшись за фотографии, вышла на улицу.
Зяму в этот миг, как будто ударило током. Он выскочил следом за ней и прокричал, боясь упустить шанс:
– Девушка, вы забыли…
Балалайкина обернулась.
– Что я забыла?
Заикаясь и задыхаясь от волнения Зяма сказал:
– Сдачу!
– Вы ж мне сказали сто пятьдесят, я вам сто пятьдесят и подала.
– Я забыл, что сегодня у нас день «любимого клиента». Скидки на фотографии на паспорт пятьдесят процентов.
Балалайкина удивленно хмыкнула и вернулась в фотоателье. Зяма задыхаясь от возбуждения, закрыл входной замок и повесил табличку с надписью – «Технологический перерыв 20 минут».
Он достал из кассы деньги и подал их Максимовне.
– Может барышня эротическую фотосессию сбацаем?! Я могу вам бесплатно портфолио сделать, как на журнал «Плейбой» или еще круче?!
В эти секунду Максимовну озарило. Чудные современные иноземные слова «фотосессия, портфолио» завораживали и в тоже время пугали некогда бывшую партизанку. – А что это за хреновина такая, ваше портфелио? – спросила Машка, заинтригованная удивительным словом.
– Это солнце мое, альбом с фотографиями! Индивидуальные портреты невиданной красоты, отражающие вашу женскую стать! Неизменный, мадам, атрибут при приеме на работу в солидные фирмы Москвы и всей России!
– Это мне обязательно нужно, – ответила Максимовна, – Давай, касатик, трудись над своими портфелями, – сказала она и скинув шубку прошла в фотосалон.
Зиновий Шнипельбаум с трясущимися руками прыгнул к своим тайным закромам и достал дорогой японский фотоаппарат, который был его гордостью и его достоянием. Он включил все софиты и томным эротическим голосом, сказал:
– Раздевайся, детка, Зиновий Шнипельбаум будет из тебя богиню «Плейбоя» ваять!
