пыток в плену, я рвался домой, на родину, к семье, и был безмерно рад, когда наступил день нашей отправки из Франции. Я ехал без всяких угрызений совести и даже немного бравировал французскими наградами. Но дома случилось то, чего я не ожидал… Носить французские награды мне тогда не довелось…
Виктор Иванович умолк. Подавив охватившее его волнение, он сделал энергичный жест рукой и твердо произнес:
— Ладно. Не будем сегодня вспоминать о том, что безвозвратно ушло в прошлое… После полной реабилитации мне вернули все: и награды, и документы, и военное звание…
Я, кажется, уже говорил, что до войны окончил в городе Горьком техникум общественного питания. Сейчас работаю по своей специальности — здесь, в Омутнинске, в городском торге, заведую общественным питанием.
Что еще сказать вам? Очень хотелось бы повидать Люкаса и всех друзей, вместе с которыми был в маки и сражался во Франции. Вот было бы у нас разговоров! Думаю, что со временем наша встреча состоится…
Мы попрощались.
С того дня прошло года три с лишним. Как-то я получил от Виктора Ивановича письмо, в котором он сообщал, что провел свой летний отпуск в Грузии, встречался с боевыми друзьями по партизанской борьбе во Франции. И далее он подробно перечислял, что ему удалось там обнаружить:
«Собрал в подлинниках 29 фотодокументов, несколько статей из французских газет 1944 года, говорящих о наших партизанских действиях. Ряд товарищей написали свои воспоминания. В музее института истории при Академии наук Грузии хранятся все документы, вывезенные нами в период репатриации, два Красных знамени — батальона и полка, врученных нам трудящимися города Тулузы, награды и наградные листы погибших товарищей, французский фильм о наших партизанах, полковая печать и весь архив нашего полка партизан».
В следующем письме, которое пришло спустя несколько месяцев, Виктор Иванович сообщал, что в Москву приехали из Парижа Розан и Надин Рубакины — внуки известного русского писателя и библиографа. Они привезли фотографии В. И. Козлова и О. С. Ишхнели, снятые в ту пору, когда они возглавляли партизанский полк.
Документы и фотоснимки — и из Грузии, и из Парижа — Виктор Иванович передал в общество «СССР — Франция» для Гастона Лароша — члена ЦК Французской компартии, работавшего над книгой о движении Сопротивления и участии в нем советских граждан. Но, к сожалению, жизнь Лароша оборвалась преждевременно, и закончить книгу он не успел.
ДИВЕРСАНТЫ В ХАЛТУРИНЕ
Подводы пришли в город поздно вечером.
Погода стояла морозная. Сани-розвальни, визгливо скрипя полозьями, пересекли по льду реку и на углу повернули направо. Улица уходила круто в гору. Не по-зимнему легко одетые подростки на подъеме один за другим выскочили из саней, разминая онемевшие от стужи ноги, принялись дурачиться, в шутку тузить друг дружку кулаками. Конвойные в белых широкополых шубах-борчатках остались сидеть в розвальнях.
Улица тонула в полумраке. Лишь тускло светили керосиновыми лампами мохнатые от куржевины окна приземистых домишек, стоявших особняком один от другого.
Одолев подъем, подводы еще раз взяли вправо, к высокому берегу реки. У глухих темных ворот остановились. В обе стороны от ворот простирался такой же темный и глухой забор, за которым виднелись вторые этажи каменных зданий старинной кладки.
Ворота растворились, пропустили подводы с внезапно притихшими ребятами и захлопнулись.
Один из конвойных направился в кабинет начальника колонии. Вручая старшему лейтенанту пакет, с усмешкой сказал:
— Привезли пополнение. Держи ухо востро, товарищ начальник, таких субчиков у вас еще не бывало!
— Что за субчики?
— А! Прошли все: и огонь, и воду, и медные трубы!
Начальник колонии старший лейтенант Палладий вскрыл пакет и, взяв первый попавшийся в руки листок, прочел вслух:
— Фролов Петр Яковлевич. Рождения одна тысяча девятьсот двадцать восьмого года. Деревня Колюзино Смоленской области. Русский. Направлен начальником второго отделения второго отдела управления контрразведки «Смерш» Белорусского фронта двадцать пятого января сего года… Та-ак!
Взял следующий листок:
— Сидоренко Владимир Кузьмич. Того же года. Коптинеево Смоленской области…
Палладий читал и откладывал бумажки в сторону:
— Пучков Владимир… Гуров Павел… Румянцев Валентин… Все — одного поля ягоды! — Заметив вошедшего в кабинет старшего воспитателя Копейку, мужчину невысокого роста, худощавого, распорядился: — Вы как раз кстати, Афанасий Маркович, принимайте новичков!
— Кто такие, из шпаны или покрупнее? — поинтересовался Копейка.
— Нет, эти особого сорта. Направлены из фронтовой полосы контрразведкой. Следовательно, и присмотр за ними, и подход к ним потребуются особые.
В глубоком раздумье возвращался в тот вечер домой Афанасий Маркович Копейка. Вспомнилось, как мобилизовал его еще в молодые годы комсомол на борьбу с беспризорностью, послал работать воспитателем в детскую трудовую колонию, расположенную в местечке Бровары под Киевом. Сколько через его руки прошло ребят, сколько ему довелось повидать юных искалеченных душ! Всякие встречались: и взломщики, и карманники, и мелкие аферисты, и только что сбившиеся с пути, засыпавшиеся на первой краже, и просто беспризорные, не совершившие никаких преступлений.
Привозили их из Киева и из других городов Украины, грязных, до синевы на коже истощенных, нелюдимых. В колонии отпаривали грязь, мыли, чистили. Чистили не только кожу, но и души. Из колонии выходили в большую жизнь жизнерадостные, полные задора юноши, владеющие различными специальностями, готовые горы свернуть. Уж на что тяжелым был рецидивист Збытковский, и к его характеру нашел верные пути Копейка.
Афанасий Маркович вспомнил его последнюю кражу. Возвращаясь из города, куда он был послан с поручениями от колонии, Збытковский очистил сумку у кондуктора трамвая. В тот же день Копейке стало известно об этой краже. Но, зная гордый и упрямый характер Збытковского, он не стал его спрашивать напрямую, а при удобном случае завел разговор издалека. Вот, мол, есть такие люди, которые легко клянутся в чем угодно и еще легче нарушают свои клятвы. И верить им нельзя ни на грош. «Так что ты это учти, намотай себе на ус, — сказал Афанасий Маркович воспитаннику. — Когда выйдешь отсюда и будешь жить самостоятельно, вполне возможно, что придется встретиться с такими людьми. Тогда и мой совет тебе сгодится».
Разбитной, всегда находчивый Збытковский растерялся и не знал, что сказать. Намек воспитателя он понял и позднее, закончив работу в мастерской, попросил отпустить его на несколько часов по личным делам из колонии. «Если очень нужно, сходи, я тебе доверяю. Знаю, что ты меня не подведешь», — сказал Афанасий Маркович Збытковскому. Тот убежал обрадованный. Деньги кондуктору он вернул…
Много хлопот было с Збытковским. Но не зря. Добрый вышел хлопец, оправдал надежды… А как же быть с этими? Какой-такой к ним нужен особый подход?
В Броварах
