Самогонку пьет, как не в себя. А напьется — кол в руки берет да дочку начинает вокруг дома гонять! Дочка-то, та еще дура, что замуж за такого пошла, да мне ж от соседей стыдно.
— А чего в исполком пошла? Может, надо в милицию сходить?
— Так он, зять-то, сам милиционер. Ходила к начальнику, тот к комиссару отправил. А комиссар грит: пьет, мол, твой зять не на службе — сама разбирайся. Пил бы на боевом посту, отдали бы под трибунал, за дис… за дескре… — запуталась тетка, пытаясь выговорить незнакомое слово. — Ну, за дистрацию органов власти. А на службе пьяным не замечен. Будь коммунистом, другое дело — вызвали бы на партсобрание, строгача влепили. Вот, может, этот начальник поможет.
— А чем он помочь-то сможет?
— Коли начальником поставили, обязан помочь. Мне, главное, чтобы зять пить перестал. Или чтобы пил, но дочку вокруг дома не гонял.
— А если не поможет? — спросил Иван, потешаясь в душе над теткой.
— Пойду выше, — отрезала тетка. — Если надо, до самого товарища Троцкого дойду!
— Эх, тетка, без толку ты по начальникам ходишь, — встрял в разговор солидный мужчина, по виду — нэпман. — В таком деле никто не поможет. Думаешь, они твоего зятя от пьянства отучат?
— А что делать-то? — плаксиво отозвалась баба. — Я уже Николаю-угоднику не одну свечку ставила, Ксюшеньке-петербурженке молилась, не помогает! Вот пусть власть расписку с зятя возьмет, что пить не будет!
— А сама-то куда смотришь? Поговорила бы с зятем-то, — посоветовала "купчиха".
— А то я не говорила?! Так он меня подальше посылает, по матушке.
— Ну, так и шла бы себе, — лениво обронил нэпман.
— Куда шла? — растерялась жалобщица.
— Да туда, куда зять посылал, — заржал нэпман.
— Ах ты, зараза! — заорала тетка, но из дверей вышел унылый мужик, которого заставили отрабатывать гужповинность. Видимо, начальник ничем не утешил бедолагу.
Николаев уже настроился, что тетка будет долго изливать душу, но та, на удивление, быстро выскочила и пошла, что-то бормоча под нос. "Ну, точно, к Троцкому пойдет жаловаться!" — развеселился Иван, едва не пропустив очередь. В распахнутую дверь уже пытался втиснуться толстый нахальный мужик.
— Ну-ка, товарищ, — твердо ухватил Иван наглеца под локоток. — Моя очередь.
— Да я… — оттопырил брюхо здоровяк.
— Ты-ты… — улыбнулся Иван и ткнул указательным пальцем толстяка в брюхо, отчего тот ухнул, как проколотый пузырь, и выпустил воздух.
Николаев аккуратно отодвинул наглеца в сторону и прошел в тамбур, между коридором и кабинетом, где сидела худосочная барышня в жеваной блузке, долбившая одним пальчиком по клавишам "Ундервуда".
"Могли бы начальнику пофигуристей девку найти", — посетовал Иван.
— Мне к Алексею Курманову, — улыбнулся он худосочной, как улыбаются несчастным и обездоленным.
— Вы, по какому вопросу к товарищу Курманову? — спросила пишбарышня.
Отчего-то заробев, Иван торопливо сказал:
— Товарищу Курманову передайте — друг его фронтовой, Николаев Иван. Мы с ним вместе в империалистическую воевали.
— Сейчас доложу, — подавила барышня зевок и скрылась. Вернувшись, строго сказала: — Товарищ Курманов вас примет. Но у вас, товарищ, пять минут! — Приоткрыв дверь в коридор, сообщила очереди: — Товарищи, на сегодня прием закончен. Через двадцать минут у товарища Курманова важное совещание. Завтра, завтра приходите, товарищи…
"Ну и ну!" — подумал Иван, торопливо проходя в кабинет. Вдогонку ему кто-то завистливо выматерился. Хотел обернуться, но не стал. Нехай завидуют, сволочи!
В небольшой комнатке, заставленной шкафами с растопыренными дверцами, из которых выпирали папки и бумаги, за огромным столом сидел человек в солдатской гимнастерке и старательно писал химическим карандашом в самодельной тетради.
— Здравия желаю, господин-товарищ младший унтер-офицер! Старший унтер-офицер Николаев в ваше распоряжение прибыл! — шутливо доложил Иван, распахнув объятия: — Здравствуй, Леха!
— Здравствуйте, товарищ, — сухо отозвался старый друг, не отрывая глаз от писанины. — Садитесь.
— Леша, это ты? — нерешительно спросил Иван, присев на краешек стула. Вроде по фигуре и по лицу — он.
— Алексей Николаевич, — поправил Курманов и, подняв-таки взгляд, сказал: — Слушаю вас внимательно!
Ивану показалось, что ему принародно плюнули в лицо. Немного помешкав, встал, надел фуражку:
— Извините, товарищ. Думал, друга своего фронтового повидаю, да обознался. Похожи вы с ним, — криво усмехнулся, добавив: — Были похожи.
Повернувшись, пошел к выходу, но в спину ударил голос:
— Постойте, товарищ.
Ивану обида застила глаза так, что хотелось не то плакать, не то морду кому-нибудь набить, ногой открыл дверь кабинета.
— Да постой ты, — схватил его за руку начальник отдела управления. — Сядь!
Курманов с трудом усадил Ивана на стул и сел рядом.
— Иван Афиногенович, не сердись! Пойми, я на службе. Значит, тут я тебе не фронтовой друг Леха Курманов, а Алексей Николаевич, товарищ Курманов, ответственный работник. А ты для меня не старослужащий Иван Афиногенович, что премудрости воинской наставлял, от фельдфебеля защищал, а товарищ Николаев. Понял, Афиногеныч?
— Так точно, товарищ Курманов, понял, — глухо ответил Иван. — Разрешите идти?
— Да ничего ты не понял! — подскочил Алексей. — Я как начальником стал, ко мне с прошениями идут — не брат, так кум, не кум, так сосед. Тому справку выправить, чтобы от налогов освободили, этому земельки бы прирезать, тьфу. А откажешь — обижаются! Как так, Лешка Курманов, нос задрал выше Ивана Великого, для родичей с соседями расстараться не хочет?! Не серчай, а? — просительно посмотрел начальник отдела на старого товарища, обнимая его за плечи. — Я с этой службой сам скоро с ума сойду.
— Да ладно, — примирительно сказал Иван. — Я понимаю. Сам начальником в трансчека служил, знаю, каково оно — отказывать. Но не боись, Алексей Николаич — мне от вас ничего не надо. Терпеть не могу просить.
— Помню, — с уважением кивнул Крманов, перебираясь обратно за стол. — Ты, извини Иван Афиногенов, дел у меня завал. Как-никак начальник управления административных органов. В подчинении — губмилиция, уголовный розыск, лагерь исправительный. Почитай, кроме ВЧК — ну, ГПУ теперь, все силовые структуры. Каждый день жалобщики табунами идут. Вон, тетка пятый раз пришла на зятя жалобиться. А я что сделаю? На службе парень в рот водки не берет, пьяным никто не видел.
