Уилл вытаращил глаза:
— То есть вообще ушел?
— Да.
— Ты расстроена?
— Мы прожили вместе почти двадцать лет. — Она поднялась и вновь обняла сына. — Прости, милый.
— Ты не виновата.
— Думаю, виновата. Или это он так думает, что, в общем-то, ничего не меняет.
Уилл царапал ногтем вощеный молочный пакет.
— Ты все еще любишь его?
— Конечно.
Мальчик прикусил губу. У Руфи защемило сердце при виде того, как тщательно он старается скрыть от нее, что очень огорчен.
— Наверно, он решил, что одному ему будет лучше.
— А как же я? — У мальчика задрожал подбородок. — Я же его сын.
Руфь заплакала:
— Уилл, родной мой!
— Мы прекрасно ладили, пока ты была в Англии. Я думал, он меня любит.
— Он любит тебя. Любит. Он ушел не от тебя.
— Сначала Джози, теперь папа, — надтреснутым голосом выговорил мальчик. — Почему? Чем мы провинились? — Он начал всхлипывать. — Какие несчастья ждут нас дальше?
— С несчастьями покончено, Уилл. Отныне наши дела будут идти только в гору. — Она обняла сына и прижала к себе. — И может быть, через какое-то время твой отец поймет, что с нами ему жить веселее, чем одному.
— Он сказал, что мы отремонтируем шлюп, — произнес Уилл, чуть не плача. — Сказал, что мы займемся им весной.
— Ремонта шлюпа никто не отменял. Он не перестал быть твоим отцом только потому… что ушел.
Вдвоем, мать и сын, они стояли, обнявшись. Наконец Уилл вытер рукавом лицо.
— Не плачь, мама. Мы с тобой не пропадем.
Неожиданно на Руфь навалилось столько работы, что она едва поспевала. Выдохшаяся, она приходила домой и слушала сообщения Пола, оставленные на автоответчике, но не перезванивала ему. Руфь жила словно на автопилоте, мечась между домом и работой, причем дом, сознавала она, отошел на второй план. Удачный исход дела Макленнана все расценивали как ее личную победу. Боб Ландерс намекнул, что готовит ей очередное повышение.
Тревога за здоровье Уилла несколько улеглась. Его бледность Руфь объясняла чрезмерно быстрым ростом. Он вытягивался буквально на глазах: рукава рубашек едва прикрывают локти, брюки не достают до щиколоток. Поведение его тоже изменилось, но Руфь убеждала себя, что ее сын таким образом пытается совладать со стрессом.
Буквально за одну ночь Уилл вдруг стал неуправляемым и несговорчивым, начал отвечать враждебностью на все, что бы она ни делала. Руфь всячески старалась наладить их существование без Пола, старалась сглаживать острые углы, но Уилл отказывался помогать ей в этом.
Однажды, возвратившись домой с работы, она застала сына у телевизора. Вместо того чтобы делать уроки, он смотрел повтор сериала «Звездный путь»; коврик был усыпан попкорном.
— Уилл, — вспылила она, — почему такой беспорядок?
— Что? — Мальчик огляделся. — Наверно, нечаянно опрокинул миску.
— Так убери. И выключи телевизор. Мы ведь договорились: никаких передач, пока уроки не сделаны.
— Но это же учебный фильм, — запротестовал мальчик.
— Не говори глупостей. — Руфь взяла пульт и выключила телевизор.
— Ты что делаешь? — возмущенно вскричал Уилл.
— Не надо держать меня за дуру.
— Но ведь в этой серии они попадают в двадцатые годы. — Он схватил пульт и включил телевизор.
— Уилл, выключи немедленно.
— А я хочу досмотреть фильм. Ты думаешь только о себе. Неудивительно, что папа ушел.
— Довольно! — Руфь повысила голос.
Мальчик встал и с угрожающим видом шагнул к матери.
— Но ведь это правда. И ты прекрасно знаешь, что я прав.
— Выбирай выражения. — Руфь вытащила вилку из розетки. — И иди делай уроки.
— Противная стерва.
Руфь схватила сына за руку и воскликнула гневно:
— Не смей так разговаривать со мной.
Руфи казалось, что ее жизнь разваливается окончательно.
Бурча что-то себе под нос, Уилл поплелся в свою комнату и не выходил из нее до тех пор, пока Руфь не позвала его ужинать. Плюхнувшись на стул, он с минуту посмотрел на лазанью с овощами и отодвинул тарелку.
— Разве ты не голоден? — обеспокоенно спросила Руфь.
— Как волк. Но от этого меня мутит. — Он взял из хлебницы булочку и намазал ее толстым слоем масла.
— Уилл, я вчера весь вечер провозилась на кухне, чтобы приготовить ужин на сегодня. И это при том что у меня была с собой куча работы. Ешь.
— Меня стошнит.
— Ешь! — закричала Руфь. — Ешь, Уилл, или я возьму ложку и начну кормить тебя, как маленького.
Мальчик вытаращился на мать:
— Что ты сказала?
— Я сказала, Уилл, что буду кормить тебя с ложечки, как маленького. И я не шучу. Я устала от твоих выходок. Пожалей меня! Я знаю, ты скучаешь по отцу. Мы пережили тяжелый, очень тяжелый год…
— Я не виноват в том, что он ушел.
Это она уже проходила. Вот так же враждебно смотрела на нее Джози. И снова между ней и ее ребенком разгорается ненависть. Руфь закрыла глаза и досчитала до десяти.
— Я больше так не могу, Уилл. Ты ведешь себя так, будто на дух меня не выносишь.
— Может, и не выношу.
— В таком случае перебирайся жить к отцу.
Уилл швырнул на стол нож.
— Как же мне все надоело! — закричал он. — Все.
— Что тебе надоело, Уилл? Расскажи. Я ведь тоже не железная. У меня тоже душа болит, не только у тебя. Я понимаю, тебе очень тяжело. Правда, понимаю. — Она судорожно вздохнула и заплакала, закрыв лицо ладонями.
Уилл, казалось, растерялся.
— Эй, успокойся, не плачь.
— Прошу тебя, не надо отыгрываться на мне, пожалей хоть немного. Пожалуйста.
— Прости, мам…
— Я ведь стараюсь, как лучше. Ты, наверное, не веришь, но я действительно стараюсь.
— Я верю. Прости. — Уилл потянулся к блюду со спагетти и положил себе на тарелку большую порцию. — Не сердись, ладно?
— Я же просила вытащить выстиранное белье из машины и сложить его, — как-то вечером неделю спустя сказала Руфь.
Между матерью и сыном наладилось некое подобие взаимопонимания, но атмосфера в доме оставалась напряженной, постоянно маячила опасность взрыва, хотя Уилл и старался держать себя в руках.
— Помню. — Мальчик лежал на диване в гостиной. — Просто очень устал после школы.
— Ты и вчера устал, так что даже грязные тарелки в посудомоечную машину составить не смог. Уроки сделал?
— Нет еще. До сих пор не могу пошевелиться.
— Ездить с отцом в Суитхарбор ты не устаешь.
— А мы в прошлые выходные не ездили. Остались у него дома, чтобы не напрягаться. Посмотрели футбол по телику.
— В твоем возрасте так сильно не устают.
— А что ты хочешь, когда в школе нагружают будь здоров, да еще тренировки? А в свободное время — ансамбль.
— Может, тебе отказаться пока от ансамбля?
Уилл пристально взглянул на мать:
— Нет.
— Ты ничего от меня не скрываешь?
Уилл помолчал и наконец признался неохотно:
— Я в последнее время не очень хорошо себя чувствую. Меня рвет, суставы болят.
У Руфи чаще забилось сердце. Неужели он употребляет наркотики?
— Я слышала, твой приятель Дэн Бакстер пристрастился к наркотикам.
— А я-то тут при чем?
— Уильям, обещаю, я не стану ругать тебя, если ты скажешь, что тоже пробуешь эту дрянь.
— Я не пробую.
Руфь покачала головой:
— Но у тебя ужасный вид. Глаза ввалились, аппетита нет.
— Ты меня послушай, мам. — Уилл устало смежил веки. — Я не употребляю наркотики, ясно? Папа говорит, я просто очень быстро расту, вот и все. Он такой же был.
Руфь решила пока что удовлетвориться этим объяснением. Измотанная, с тяжелым сердцем, она принялась готовиться к очередному рабочему дню.
На следующее утро, войдя в комнату сына, чтобы поторопить его в школу, она застала его в постели.
— Вставай, Уилл. Подъем. Мы опаздываем.
— Кажется, я не могу встать, — отозвался мальчик.
— Всем так иногда кажется.
— Но я правда не могу.
Руфь рассмеялась:
— Боишься контрольной по математике? Твоя уловка не удалась. — Она сдернула с сына одеяло. — Поднимайся.
— Мам, я не симулирую. Просто у меня жуткая слабость.
Руфь поняла: Уилл не притворяется. Она пощупала ему лоб:
— Температуры нет.
— Честно, мама. Я не из-за контрольной. — В его глазах вдруг блеснул страх. — Я… я не знаю, что со мной.
Руфь смотрела на сына, кусая губы. Не опасно ли оставлять его одного? Она могла бы быстренько съездить в офис, перенести деловой обед на другое время и к полудню быть дома. Но если он и впрямь не может даже с кровати подняться…
Она позвонила помощнице:
— Я немного задержусь, Марси.
— Надеюсь, ничего серьезного?
— Сын заболел. Свяжись, пожалуйста, с Джимом Пинкусом. Узнай, может ли он перенести десятичасовую встречу.
— А как быть с «Бейкер индастриал»?
