— Уилл. Мой бедный мальчик.
— Сегодня же утром я решилась и сообщила ему результаты анализа. Но он уже и сам обо всем догадался. Попросил меня вывезти его в море. Я знала, что он что-то задумал. По глазам видела.
Скорбь, холодная, как зимнее море, терзала сердце Руфи. Ей не хватало воздуха. Поступок в духе ее сына. В глубине души она всегда этого боялась.
— Он ведь был совсем юный…
— Он не хотел жить. Так и сказал мне сегодня утром. Болезнь измучила его. Он не хотел больше лечиться. Хотел провести здесь последние несколько дней и потом уйти. — В глазах Джози стояли слезы. — Сегодня утром мы разговаривали несколько часов, и я рада этому. Мой бедный братик. Он просто ждал меня, чтобы потом уйти самому.
— Я думала, он хотел провести здесь лето.
— Он хотел умереть здесь, мама. Он сказал, что у него была замечательная жизнь и он знает, что лучше уже не будет.
— Он такой же, как ты, да? Вы оба такие… сильные.
— Мы научились быть сильными у тебя. — Джози положила на стол перед Руфью сложенный листок бумаги.
Руфь развернула его. Буквы расплывались перед глазами.
Мама, папа, не грустите. У меня больше не осталось сил. Я не хочу быть игрушкой судьбы, как несчастная малышка Мишель.
Спасибо за все, что вы дали мне.
Я всех вас люблю. Не плачьте, прошу вас.
Ваш сын,
Уильям.
Руфь представила себе, как его распухшие пальцы с трудом выводили эти слова на бумаге. Ее захлестнуло горе, а потом внезапно снизошел полный покой. Она положила голову на плечо Джози, услышала шаги мужа, почувствовала, как он обнял их с дочерью, и испытала еще большее умиротворение.
Они сидели на скамье и смотрели на море. Вдалеке вырисовывался горб острова Бертлеми, заходящее солнце золотило макушки елей на его вершине. Снизу доносился тихий рокот прибоя. На невидимую им полоску каменистого пляжа набегали волны, облизывали гальку и со вздохом отступали. Над самым горизонтом уже зажглась первая звезда.
Взгляд Руфи был прикован к месту, где она последний раз видела сына. Я родила его, думала она, дала ему жизнь, вырастила его — моего светлого смешного мальчика, — а теперь вот от него ничего не осталось.
— Мама, — заговорила Джози. — Уилл сказал мне, что здесь тебе будет лучше, чем в городе.
— Наверно, он прав, — произнес Пол.
Руфь так долго не находила времени задуматься о счастье. Теперь она робко начала осознавать, что где-то далеко в будущем их ждет тихое блаженство. Когда-нибудь она обретет его. И Пол тоже. И Джози. Все вместе.
— Когда мы считали тебя погибшей, — сказала Руфь, — самым ужасным было то, что я не могла говорить о тебе. Я пыталась убедить себя, что ничего не произошло.
Пол еще теснее прижал к себе жену и дочь.
— Об Уилле мы будем говорить. Будем рассказывать тебе обо всем, что он делал, пока тебя не было с нами.
Руфь смотрела на море. Дочь вернулась, а сын погиб. Отныне всю оставшуюся жизнь, каждый раз поднимаясь сюда, она будет видеть, словно в замедленной съемке, одну и ту же картину: маленький парусник на воде, а в нем крошечные фигурки ее детей. Ее воскресшая дочь. И обреченный сын, медленно сползающий в радушные объятия моря.
Всю жизнь она боялась моря, но до той минуты думала, что утонуть суждено ей самой.
Сюзан Мэдисон
Уроженка Оксфорда (Англия), Сюзан Мэдисон объясняет свой выбор места действия романа — Соединенные Штаты — данью памяти своему первому браку (ее первый муж был американцем) и Теннесси, где она прожила десять лет, воспитывая двух сыновей (их у нее трое). «Мальчикам там было очень хорошо, — вспоминает Мэдисон, — но я ужасно скучала по родине». В итоге она вернулась в Оксфорд, привезя с собой из Америки тайную мечту: «Не будь я писательницей, я выступала бы на сцене в красочных костюмах и развлекала бы своими песнями парней в ковбойских шляпах». Ее новые читатели будут рады тому, что она осталась верна изначально выбранной профессии.
