Девчонка снова останавливается, отпускает мою руку и пристально смотрит мне в глаза.
– Я не собираюсь проверять ценой своей жизни, так это или нет. – Произносит она твердо.
Я развожу руками.
– О’кей. И много у вас таких в Реннвинде, кто доверяет старинным поверьям и боится каких-то древних страшилок?
– В это верит моя мать, а этого мне достаточно. – Вздохнув, говорит Сара.
Похоже, для этой странной девчонки с кучей браслетов на руках действительно важно то, о чем она рассказывает.
– А кто твоя мать? – Интересуюсь я, когда мы возобновляем наш путь.
– Мы – каале. – Доносится до меня голос Сары.
– Цыгане?
– Да. У вас это так называется.
– О, понятно. И зачем ты пришла на кладбище? Тоже повидать кого-то из родственников?
– Мы сжигаем тела наших предков на костре, так что нет.
– О…
Оригинально. Почти как кремация, только в полевых условиях. Ясненько.
– Особый обряд. – Поясняет Сара. – Традиции сжигать умерших в погребальном костре уже много веков.
– Тогда что ты тут-то забыла?
– Мне нужно набрать немного могильной земли, чтобы мама могла послушать ее. – Доносится до меня ее вкрадчивый голос.
– Твоя мать – ведьма, что ли? – Мое горло сковывает льдом.
– Боже, нет! – Девчонка останавливается и смотрит на меня так, чтобы я в полной мере ощутила на себе ее возмущение. – Она – каале, мы все видим больше обычных людей. А моя мать – потомственная ясновидящая нашего рода.
– Та, что гадает на картах и по отражению в стеклянном шаре угадывает судьбу?
Судя по всему, Сара начинает закипать.
– Послушай… – Шумно выдыхает она.
– Прости! – Я вскидываю руки. – Я вовсе не хотела сказать, что не верю в гадания на картах, просто…
– Мы пришли. – Говорит девушка и указывает на надгробный камень, на котором выбиты какие-то буквы. – Остлунд – это же твоя фамилия, да? Значит, ты на месте. Оставляю тебя с дражайшей бабулей, общайтесь, сколько влезет! А я пошла.
Пару секунд я пялюсь на надпись, а затем меня пробирает холод.
– Подожди! – Восклицаю я. – Сара, у меня и в мыслях не было тебя обидеть, поверь!
Она медленно оборачивается.
– Это нормально подвергать сомнению все то, что не доказано наукой, но это не значит, что этого не существует. – Я топчусь на месте, поглядывая то на нее, то на могилу. – Не уходи, пожалуйста, мне тут одной… не по себе.
– Чего ты боишься? – Сара складывает руки на груди. – Покойники же не встают из-под земли, так?
Я медленно тяну носом воздух, а затем шумно выдыхаю.
– Так. В теории. Но я готова выслушать все версии, потому что в последнее время со мной тоже творится что-то странное. И мне хотелось бы получить этому хоть какое-то объяснение.
– Что именно с тобой происходит? – Теперь ей становится интересно, и она подходит ближе.
– Я вижу сны. – Признаюсь я, опускаясь на корточки и касаясь пальцами гладкого надгробного камня. Он холодный и покрыт изморосью. Мои колени медленно погружаются в стелющийся по земле туман. – И они меня пугают.
– Иногда моя мама берется за толкование снов. – Говорит девушка, опускаясь на корточки рядом со мной. – Если хочешь, можешь побеседовать с ней. – Она убирает с мрамора прилипшие сухие листья и тепло улыбается мне. – А вообще, ты права. Вся эта ерунда с хрустальным шаром – это больше психология. Люди приходят поговорить, и мама утешает их, дает советы и напутствия, от которых им становится легче принять какое-то решение. Но она реально видит больше, чем обычный человек. Я знаю это, потому что учусь ассистировать ей.
– И как она видит? Через шар? По картам?
– Карты сами по себе – просто картинки с символами, но в руках медиума они становятся живыми. Мама называет их указующим перстом самой судьбы и относится к ним с почтением: не использует слишком часто, дает отдохнуть. Та колода, которую она бережно хранит в своей шкатулке, досталась ей от моей пра-прапрабабушки Розы.
– А зачем твоей матери кладбищенская земля? – Осторожно интересуюсь я.
– Мама сказала, что чувствует, будто зло пришло в наши края. Она собирается выяснить, что на самом деле происходит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Зло?
Сара уверенно кивает.
– Та девушка, что пропала. Стина. Ты слышала о ней?
Теперь киваю я.
– Говорят, город организовал поиски. – У меня пересыхает в горле. – Двери всех магазинов обклеили желтыми листовками.
– Те, кто пропал, уже не возвращаются. – Глухо произносит Сара. Ветер осторожно перебирает ее темные волосы. – Лес уже забирал нескольких. Это происходит годами, людей периодически находят мертвыми, но теперь… теперь это что-то другое.
– Что значит «лес забирал»?
Девушка переходит на шепот.
– Никто не знает, но мама слышала, что в лесу находили останки убитых: части их тел были развешаны на ветвях деревьев, точно игрушки на рождественской елке. – Она обводит взглядом кладбище. – Начальник полиции это ей сказал. Старший Хельвин.
– Старший Хельвин?
Сара встает, и ее браслеты издают мелодичный звон.
– Отец Бьорна. – Ее бровь многозначительно изгибается. – Того самого, который учится с нами.
– Отец Бьорна – начальник полиции? – Я тоже встаю.
– А его младший брат, дядя Бьорна, – она кивает в сторону церкви, – пастор. Настоятель этой церкви.
Мой взгляд скользит по заросшему мхом серому зданию с крестом, над которым кружит ворон.
– А их отец, дед Бьорна, был городским главой Реннвинда. – Продолжает Сара. – Он умер примерно полгода назад – кто-то напал на него в лесу. Никто не знает, что уж там точно произошло, но в тот же день Кайя, младшая сестра Бьорна, ей шестнадцать, очутилась в больнице и впала в кому. Так до сих пор и не приходит в сознание. – Она вздыхает. – Может, поэтому Хельвин младший и стал таким грубым и агрессивным?
– У Бьорна есть сестра. – Подытоживаю я.
– Да. И, кажется, она нравилась Микке – он ухаживал за ней.
– Микке?
– Ага. Тот самый Микке, что крутится вокруг тебя волчком.
Я краснею.
– И Микке встречался с младшей сестрой Бьорна?
– Не знаю. Но интерес он к ней проявлял. – Пожимает плечами Сара. – В любом случае, Бьорн не допустил бы этого союза.
– Почему? – Хрипло спрашиваю я.
Сара задумчиво жует губу.
– Он оберегал свою сестру. Во-первых, она была слаба здоровьем и совсем не разговаривала. Во-вторых, тяжелое детство: отец у них с Бьорном один, а вот матери – разные. И обе скончались в родах. Так что детей воспитывал в одиночку Хельвин старший. Да, та еще семейка – странная.
– Да уж. – Мне становится трудно дышать.
Оказывается, у нас с Бьорном гораздо больше общего, чем предполагалось.
– Так что неудивительно, что сынок Хельвинов вырос неотесанным и совсем не умеет контролировать свои эмоции. – Морщится моя новая знакомая. – Даже наличие дядьки-священника не сделало из него человека.
– Угу. – Я снова пялюсь на серое здание церкви.
Не сделало человека…
– Нея.
– А? – Ее слова возвращают меня к реальности.
– Ну, так что? Оставить тебя наедине с бабулей?
– Н-нет. – Мотаю головой из стороны в сторону. – Если честно, мы с ней даже не были знакомы. – Бросаю взгляд на выбитое в камне имя «Вильма». – Не представляю, о чем нам с ней разговаривать.
– И губы у тебя посинели. – Хмурится Сара. – Замерзла?
И только после ее слов я понимаю, что дрожу всем телом.
– Похоже на то.
– Идем-ка, нужно двигаться, чтобы согреться. – Она берет меня под руку и увлекает за собой по дорожке. – Шире шаг. – Девчонка трет ладонью мое предплечье. – Давай-ка, расскажи мне, что там с твоей семьей, Нея. Почему ты никогда не видела свою бабушку?
Глава 9
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мы расстаемся с Сарой на перекрестке в двухстах метрах от моего дома. Она уходит в сторону леса, держа подмышкой мешочек с собранной с одной из могил возле церковной ограды землей, а я иду в сторону дома бабушки, прокручивая в голове все услышанное.
