По моей просьбе он перевел знаки, вырезанные на обломке статуи и, с невероятной легкостью, дал мне самые подробные сведения относительно народа, из которого состояло государство и от которого остались в настоящее время только одни развалины.
Да, эти сокровища существуют! Да, они зарыты в подземельях громадной пагоды. И я хочу, чтобы эти сокровища принадлежали Парижским Волкам!
Все молчали, восхищенные и побежденные уверенностью Бискара.
— Я уже вам сказал, — продолжал он, — я не хочу, чтобы Волки были преследуемы в этом старом обществе, в котором они задыхаются. Мир будет наш! Богатство даст нам могущество! С сокровищами короля кхмеров мы устроим там, по ту сторону морей, необыкновенное государство, могущество которого будет так велико, что никто не будет в состоянии сравниться с нами! Государство преступников, каторжников! Оттуда мы распространимся по всему миру, но не лицемерно, не прячась во тьме, а открыто, как победители! Мы будем армией зла, армией преступления!
Мы объявим войну людям! Мы будем народом-мстителем, который заставит людей забыть их ложные добродетели и лицемерные законы!
Понимаете ли вы, что я, Бискар, ваш король, создам вам неприступное убежище, откуда вы броситесь в мир, чтобы опустошить его! У нас будет своя торговля, флот, арсенал! С нашим золотом мы будем презирать сильнейших, мы подкупим всех, мы поднимем сыновей на отцов, злодеев на святош!
Мы призовем к себе всех разбойников, которые, преследуемые, как дикие звери, бросают обществу бессильные угрозы и падают под его ударами. Пусть они придут к нам, и мы дадим им оружие!
Я хочу, чтобы царство зла было ужасным для всех народов! Этот ад, который создало их воображение, я хочу осуществить на земле!
Поняли ли вы меня? Согласны ли вы помочь мне исполнить эту гигантскую задачу? Отвечайте! Готовы ли вы?
— Да! Да! Мы готовы! Ура, Бискар! Да здравствует царь зла!
— Хорошо! О! Я не сомневался в вас! Вы верите мне и вы правы! Но я еще не все вам сказал.
Внимание удвоилось.
— Прежде всего мы должны овладеть этими сокровищами. Я нуждаюсь в вас. Надо совершить убийство! Человек, нашедший два обломка статуи, владеет важной бумагой, скажу даже более, необходимой. Это та бумага, на которой написаны указания, как найти третий обломок статуи. Эксюпер уверил меня, что этих обломков всего три. Смысл, заключающийся в неполной надписи, уже переведенной, — продолжал Бискар, — состоит в том, что сама статуя, поставленная в известное положение, должна своей тенью точно указать место, где спрятаны сокровища. Значит, нам необходим третий кусок. Бумага, указывающая, где он, должна быть вырвана у того, кто владеет ею. Надо убить его.
— Мы убьем его, — сказал один Волк.
— Его имя? — спросил другой.
— Я назову его, когда придет время. Мне надо сделать последние распоряжения, так как я хочу, убивая этого человека, до жизни которого мне мало дела, закончить другое, поважнее. Вы знаете о существовании «Клуба Мертвых», таинственного общества, которое осмелилось бороться с нами. Я хочу уничтожить его, прежде чем мы оставим Францию.
— Что бы ты ни захотел, что бы ты ни приказал, — сказал один из Волков, — мы твои и всюду последуем за тобой!
— Благодарю! Теперь, когда вы знаете мои планы, я вам приказываю быть осторожными! Малейшая беспечность может погубить наше дело!
— Ты позовешь нас, когда будет надо!
— А до тех пор — молчание! Спрячьтесь в ваши берлоги, как дикие звери, готовые броситься по первому сигналу! Сидите там, пока не получите мой сигнал! А теперь идите и не забывайте моих приказаний, не забывайте, что король Волков трудится для всех!
Своды подземелья в последний раз огласились криком: «Да здравствует Бискар!»
Через несколько минут подземелье снова погрузилось в обычный мрак и тишину.
4
РЫЦАРСКИЙ ПОДВИГ
Оставим на некоторое время «Короля Волков» и его мрачные планы и возвратимся к тому, кто, преследуемый его ненавистью, забывал в восторгах безумной страсти несчастья своей прошлой жизни.
Мы говорим о Жаке де Шерлю.
С той минуты, как Изабелла впервые сказала Жаку: «Я люблю тебя!», молодому человеку казалось, что он живет в каком-то сне.
Действительно, эта женщина обладала каким-то адским могуществом. Ее дыхание было опьяняющим. Ее поцелуи убивали душу и тело, как те яды Борджиа, которые убивали в человеке сознание своего собственного «я».
И Жак не сопротивлялся.
Он не знал, где он, куда стремится. Он падал все ниже и ниже, не сознавая глубины пропасти, в которую летел.
Его совесть молчала, ум спал.
Он ни о чем не задумывался. Он жил, не зная даже, что это за жизнь. Кроме того, Изабелла удаляла его от света.
Жак был ее добычей. Она взяла его. Он принадлежал ей. Она говорила, что любит его. Эта чисто физическая страсть казалась ей возрождением.
Как все куртизанки, она забыла свое прошлое. Отравительница герцога де Торрес считала себя порядочным человеком. Она забыла Марсиаля, в котором ее любовь убила всякое желание жить. Забыла сэра Лионеля, который застрелился у ее ног, и тело которого она презрительно оттолкнула своей маленькой ножкой.
Для нее все прошлое, настоящее и будущее заключалось в одном слове: «Любовь!», в одном имени: «Жак!».
Ее дом казался не самым безопасным.
Она тайно купила маленький очаровательный дом в Булонском лесу, и в несколько дней, благодаря огромным деньгам, этот дом превратился в очаровательное гнездышко любви.
Она перестала быть скупой, или лучше сказать, ее скупость изменила свой вид. То, что она хотела теперь сохранить во что бы то ни стало, сокровище, которое она свято берегла, был ее любовник, Жак.
А Жак ничего не видел и не понимал более, даже голос оскорбленной добродетели умолк в нем. Он лишь чувствовал возле себя эту женщину. Он лишь дышал сладострастной атмосферой, которой она была окружена.
Для него тоже прошлое уже не существовало.
Честные мысли рабочего канули в это прошлое, как и негодование оклеветанного, как и гнев оскорбленного. Помнил ли он хоть свое имя? Почему его звали графом де Шерлю? А Манкаль? А Волки? А «Поджигательница»? А Дьюлуфе? Все они казались какими-то тенями, теряющимися во мраке.
Вся его жизнь заключалась в улыбке Изабеллы, все будущее — в ее поцелуе.
Он не хотел никуда выходить. Вся жизнь для него замыкалась в этом доме, атмосфера которого была, казалось, пропитана опьянением.
Иногда он ложился на софу перед окном, глядя в парк. Устремив глаза в одну точку, он ничего не видел, ни о чем не думал.
Тогда Изабелла на цыпочках подходила к нему, клала ему на голову свои прелестные, точно выточенные из мрамора руки, и, наклонившись, целовала его.
Он вздрагивал, будто прикосновение этой руки было языком пламени, потом оборачивался и принимал ее в свои объятия.
Однажды, это было в полдень, Изабелла уехала из дома. Он даже не думал спрашивать ее, куда она отправляется. Разве она не была полной хозяйкой в доме? Кроме того, ее отсутствие, хотя он сам не сознавал этого, было для него облегчением.
В этот день он был рассеян более, чем когда-либо.
Лежа на своем обычном месте, он бездумно смотрел вдаль.
Весна уже наступала.
Солнце ярко светило. Дорога вилась точно шелковая лента.
Вдруг вдали показались две черных точки.
Жак следил за ними с равнодушием ребенка.
Вскоре точки стали увеличиваться.
Это были две лошади, скакавшие галопом.
Две молодые девушки, лица которых еще нельзя было различить, погоняли их хлыстами.
Вдруг одна из лошадей начала беситься.
Сначала она пыталась сбросить наездницу, но когда это не удалось, понеслась вперед бешеным галопом.
Девушка закричала. Смерть казалась неизбежной, если она не усидит в седле.
Что произошло тогда в душе Жака?
Он мгновенно распахнул окно, выскочил в сад и бросился на дорогу.
Взбесившаяся лошадь неслась на него. В одно мгновение Жак очутился перед ней и схватил за узду.
Девушка страшно вскрикнула.
Жак был опрокинут, но его руки не выпустили узды.
Лошадь потащила его. Жак продолжал держаться, но он чувствовал, что слабеет. Вдруг лошадь неожиданно остановилась. Она была укрощена.
Жак встал, бледный, с выступившим на лбу холодным потом.
— Ах, благодарю вас! Вы спасли мне жизнь! — воскликнула юная всадница.
Но вдруг она отшатнулась.
Жак вовремя успел подхватить ее. Теперь изумился он.
Жак узнал ту, которую видел у постели умирающей «Поджигательницы»!
Он спас от смерти Полину де Соссэ!
Он видел ее только одну минуту, когда вне себя от горя, вынужден был склонить голову перед обвинениями умиравшей, но он бежал именно потому, что не хотел краснеть перед ней, не хотел сбивчиво объяснять, почему среди разбойников и убийц были те, кто роковым образом связались с его именем.
