Целью национал-социалистов было облегчить развод прежде всего при отказе от деторождения и браков в абсолютных цифрах действительно стало расторгаться больше: в 1933 г. в Германии было заключено 639 тыс. браков и произошло 43 тыс. разводов (коэффициент соотношения 14,86), а в 1939 г. на 774 тыс. свадеб приходилось 62 тыс. разводов (12,48)[75]. К сожалению, отдельных причин бракоразводных процессов статистика не указывает и в целом эти цифры свидетельствуют опять-таки скорее о постепенном следовании общеевропейским тенденциям эволюции семейных отношений в сторону большей свободы обоих супругов и лабильности семейных форм. Всего лишь несколько лет упорных усилий национал-социалистов по консервации традиционной семьи и увеличению рождаемости здесь вряд ли что могли изменить.
Вершиной культа расово чистого материнства и полноценной германской семьи стало присуждение многодетным женщинам с 16 декабря 1938 г. «Почетного креста германской матери» (кстати, во Франции награда для матерей существовала уже с 1920 г.). «Германская многодетная мать должна иметь в германском народном сообществе такое же почетное место как и фронтовой солдат, так как ее служение телом и душой народу и Отечеству равно его службе в грохоте сражений»[76]. Им награждал фюрер, Адольф Гитлер, в «Материнское воскресенье», праздник, введенный в Германии в 1922 г. (с 1934 г. — официальный государственный праздничный день) и отмечавшийся во второе воскресенье мая[77]. Крест присуждался «подлинно немецким по крови» матерям, родившим детей в законном браке (учитывались только живые «арийские» новорожденные без органических дефектов) и имел три степени: «бронзу» для родивших 4–5 детей, «серебро» — 6–7 и «золото» — 8 и более детей. Вместе с наградой следовали льготы в социальном обеспечении, на транспорте и в различных учреждениях. Причем к маю 1939 г., ко дню первого вручения награды, были найдены все многодетные матери (около 3 млн.), вне зависимости от возраста, и пресса была полна трогательных фотографий морщинистых крестьянских бабушек, держащих в руках покрытый голубой эмалью с белым кантом крест с надписью «Немецкой матери» и автографом фюрера на обороте[78]. До сентября 1941 г. было присуждено 4,7 млн. материнских крестов[79].
Неизвестно, сколько времени потребовалось бы национал-социалистам, чтобы воплотить свои расово-демографические цели в реальность, подчинить и деиндивидуализировать окончательно сферу частной жизни людей. Однако приблизительно к концу 1938 г. направленность пропаганды и семейно-демографической политики государства меняется. О безработице речи больше нет, наоборот, появляется дефицит рабочей силы. Отныне рассчитывающие на ссуду при заключении брака женщины не должны немедленно оставлять работу.
В феврале 1938 г. распоряжением рейхсминистра экономики Геринга вводится и так называемый «обязательный год» (Pflichtjahr) трудовой повинности для «незамужней женской рабочей силы» от 18 до 25 лет: закончившие среднюю школу и не поступившие на работу девушки должны были из чувства долга перед «народным сообществом» добровольно, а после начала войны в принудительном порядке отработать от 6 месяцев до года в сельском хозяйстве или помощницами в многодетных семьях[80]. В сочетании с уже провозглашенной в 1935 г. имперской трудовой повинностью всех «молодых немцев обоего пола» эта мера однозначно указывала на вовлечение одиноких молодых женщин в экономику. Более того, в сентябре 1938 г. имперский министр труда санкционирует секретное распоряжение о привлечении женщин на производство в случае мобилизации с гуманно-циничным уточнением, что работа «не должна угрожать источнику жизни нации и ставить под угрозу выполнение задач материнства»[81].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Свои коррективы внесла война, отбросив законотворчество национал-социалистов в сфере семьи, материнства и ограничения интересов женщины лишь семейно-домашними заботами практически к его исходному пункту. Только успев повернуться лицом к семье и материнству, нацистская пропаганда без труда поменяла приоритеты, переориентировавшись на призыв к женщинам вернуться в производственную и профессиональную сферу в гораздо больших масштабах, чем ранее.
Уже с августа 1939 г. постепенно начинает вводиться рационирование продуктов питания. Продолжительность рабочего дня для женщин возросла до 10 часов, ночные работы не разрешались теперь не с 22 до 6, а с 24 до 5 часов[82]. В различных министерствах и ведомствах принимается большое число подзаконных актов и распоряжений, конкретизирующих и определяющих этот процесс, который уже не остановить. Материальные соображения наряду с пустившим определенные корни национал-патриотическим воспитанием способствуют лояльности самих женщин. Стоит напомнить восьмой вопрос из печально знаменитой речи Геббельса о «тотальной войне» перед тысячами собравшихся в берлинском Дворце спорта 18 февраля 1943 г.: «Вы хотите, особенно сами вы, женщины, чтобы правительство позаботилось о том, чтобы и немецкая женщина отдала все свои силы ведению войны и везде, где это только возможно, встала в строй, освободив мужчин для фронта и тем самым помогая своим уже воюющим мужьям?»[83] Тысячеголосое «Да! Да!» было ответом…
Тем не менее нацисты не упускают из виду и расовые цели: в середине войны, в мае 1942 г., они принимают «Закон о защите работающей матери»[84], который устанавливает различные льготы для кормящих матерей, гарантирует шестинедельный отпуск до и после родов, ограничивает сферы занятости беременных женщин и т. п. Рождаемость в силу объективных причин упала и потребность в подобных мерах по охране труда женщин была крайне высока, вызвав к жизни их законодательное оформление государством.
Реальные последствия изменившейся государственной политики по отношению к семье и женщинам во время войны не столь наглядны. В предшествующий период женщинам из рабочего класса и частично из других слоев так и не удалось добровольно-принудительно уйти в семью, доля работающих женщин за весь период существования национал-социалистического режима стабильно держалась около отметки в 35 % от занятых в экономике, с началом войны она медленно растет на доли процента[85]. Девушки и молодые женщины обязаны были участвовать в противовоздушной обороне городов, хотя после начала массированных бомбардировок и вызванного ими хаоса это все чаще теряло смысл. Но главное, что от женщин вновь потребовалось — и не добровольно — принять на себя ответственность за семью в тяжелейших условиях военного времени, заменить мужчин и вынести их потерю. Авторитарная семейная модель национал-социализма, не выдержав проверки временем, была сломана до основания.
Организация повседневной жизни берлинской буржуазной семьи в 30-е г.г
По материалам воспоминаний, авторами которых в основном являются берлинские дети и подростки 30-х г.г., буржуазная семья из средних слоев в Берлине обычно состояла из отца, матери и одного-трех детей. Необходимо отметить, что семьи, проживавшие в Берлине в третьем-четвертом поколении, были в меньшинстве по сравнению с «мигрантами» из других областей Германии, что подтверждает факт мобильности населения на рубеже веков и активные миграционные процессы в столице[86]. Кормильцем в семье был отец, по профессии служащий какого-либо государственного учреждения, частной фирмы или банка, мелкий предприниматель, юрист, врач, учитель гимназии, преподаватель университета и т. п. Мать, обладая определенным уровнем образования, вне зависимости от количества детей обычно не работала[87], но в тяжелое время могла в виде исключения поддерживать семью рукоделием или работой в бюро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
