– Не смею вас больше задерживать, – с улыбкой сказал безопасник. Протянул руку, потрепал Найда по голове. – А ты чего дёру дал, парень?
– Вы такие страшные, я испугался, – мрачно ответил Найд.
Владислав совершенно искренне рассмеялся.
– Верно, мы такие. Доброй ночи, господа и дамы. Не забудьте передать нам всё, что вы для нас собрали. Макаров, собери у коллег плоды их неурочной работы!
Уже возле самой машины я не выдержал. От резких слов, учитывая присутствующего Найда, сдержался. Но все-таки сказал:
– И ты так это спустишь, Михаил?
– Если не заметил – уже спустил, – ответил кваzи.
– Но ты мог все-таки попытаться…
Михаил очень натурально вздохнул:
– Чего ты хотел, Денис? Чтобы я тряс бумагами и корочками, поругался с человеческой госбезопасностью, но все-таки оставил при нас собранные улики? А потом мы помчались бы в какую-нибудь тайную лабораторию? И вот все отношения испорчены, коллеги Владислава висят у нас на хвосте, министра поднимают с кровати, он орёт в телефон на Даулетдинову, та берёт нас за шкирку… Ради чего? Ради бесполезных улик? Мы ничего не нашли. Верно, Анастасия?
– Верно, – поддержала его эксперт. – Я приключения люблю, но не дурацкие.
– Зачем по пустякам-то ссориться? – как-то очень взросло рассудил Найд.
Я поднял руки.
– Хорошо, хорошо, хорошо. Мы сдались.
– Мы не сдались, Денис, – сказал Михаил. – Мы узнали, что этим делом интересуются в самых высоких инстанциях. И убедились, что ничего не упустили при первом осмотре.
– Мальчики, хватит ссориться, – попросила Анастасия. – Вы меня до дома не подбросите? Я недалеко живу, в Марфино.
– Только Михаила с сыном вначале завезу, – сказал я. – И хоть в Марфино, хоть в Митино… А вас на Переяславку, Михаил?
Кваzи удивлённо посмотрел на меня. Я ухмыльнулся и пояснил:
– Там служебные квартиры, сам когда-то жил. Садитесь.
Михаил сел рядом, Найд с Анастасией на заднее сиденье. Я вёл машину и слушал их разговор.
– Давай знакомиться, – предложила девушка. – Меня можешь звать просто Настя.
– Меня – Найд.
– Это, наверное, значит «найдёныш»?
Всё-таки удивительное поколение. Я бы постеснялся так в лоб спрашивать, тем более ребёнка. А Найд к вопросу отнёсся как к должному.
– Точно. Меня папа нашёл, когда был апокалипсис. Ну, тогда он мне папой не был, конечно.
– Понятно, – сказала Анастасия, словно человеческие дети, воспитанные разумными мертвецами, – самое обычное дело. – Так, значит, вы живёте в Питере?
– Зимой в Питере, а летом в деревне, в Репино.
Я покосился на Михаила. Тот сидел спокойно, бесстрастно слушая разговор.
– А там не страшно?
– А я один не хожу, – объяснил Найд. – У меня друзья есть, кваzи.
– Мальчишки? – Голос Анастасии дрогнул.
– Ну, мальчишки… и девчонки. Им на самом деле уже много лет, но они… ну…
– Понимаю, – мягко сказала Анастасия.
Я чуть сильнее, чем надо, нажал на тормоз, машина резко затормозила перед светофором. Сказал:
– Извините.
– Мне тоже очень жаль детей-кваzи, – сказал негромко Михаил. – Беда не в том, что они не развиваются физически, хотя это тоже печально. Но они, как и взрослые кваzи, односторонни. Как правило, им интересны только детские занятия. Игры. И это та вечность, к которой они приговорены.
– Никто не доказал, что вы будете существовать вечно, – заметил я.
– Конечно, Денис. Конечно. Но мёртвые не стареют.
– В этом доме? – спросил я, останавливаясь.
– Пятнадцатый, – кивнул Михаил. – Да, здесь. Спасибо, напарник. Найд!
– Сейчас! – отозвался Найд. Он что-то показывал Анастасии на планшете. – Вот наш клан. «Не-мёртвые», через дефис. Ты не думай, у нас там полно живых. Я, ещё один мальчишка из Калуги, дядька из Варшавы…
– Найд, я не очень люблю танковые сражения, – рассмеялась Анастасия. – Но спасибо…
– Да ты попробуй!
– Найд! – громче повторил Михаил. Открыл дверцу, выбрался из машины. Протянул мне руку.
Я молча пожал горячую ладонь.
Как бы там ни было, этот старый мёртвый полицейский спас человеческого ребёнка. И значит, он оставался моим коллегой. Даже в смерти.
Некоторое время мы ехали молча, потом Анастасия спросила:
– Вы с ним поладили?
– Нормально работает, – ответил я.
– Да я про другое, Денис. Все знают, что вы восставших не любите.
– Он – кваzи.
– Конечно, это совсем другое дело, – сказала Анастасия. То ли серьёзно, то ли с иронией. Не поймёшь их, молодых.
Жила Анастасия в старом, наверное, ещё при Советском Союзе построенном доме. Большой тихий двор, в беседке сидела компания молодёжи, слышался негромкий смех и разговоры.
Я остановил машину, заглушил мотор.
– Спасибо, Денис, – сказала Анастасия. – А то мой кот заждался.
– В смысле – животное? – уточнил я.
– Знаете, а вы мне иногда напоминаете кваzи, – сказала Анастасия, помолчав. – Да, домашнее животное, породы кошачьих. Я одна живу, мама и брат… они отдельно.
– Хорошо, когда кто-то есть, пусть даже отдельно, – сказал я. – Извини, хотел пошутить, а вышло глупо.
Анастасия улыбнулась.
– А хотите выпить чая?
Я подумал секунду и кивнул:
– Да. На самом деле – очень хочу. А вы тоже хотите?
– Давай на «ты»? – предложила Анастасия. Посмотрела мне в глаза. – Да, хочу. Давно уже.
Я открыл бардачок и достал термос. Открутил крышку, налил чай.
– Давай на «ты». Держи! Только стакан один куда-то затерялся, придётся по очереди.
– Нет, – сказала Анастасия дрогнувшим голосом. – Ты все-таки не кваzи. Ты какая-то особая порода, Денис Симонов.
Она открыла дверь и вышла из машины. Я посидел, глотая тёплый чай и глядя на дом. Вот зажегся свет – на пятом этаже.
– На работе я пью только чай, – сказал я вслух, завинтил термос обратно и завёл машину.
Не стоит ждать от жизни слишком многого. Тогда меньше придётся разочаровываться.
Глава третья
Актёр и Приют
Михаил стоял у внутреннего барьера и внимательно смотрел на тёмные башни Химок. Большинство домов давным-давно стояли с выбитыми окнами, потемневшие и облупившиеся. Но кое-где в рамах поблёскивали стекла. Я знал, что ночами там даже горит свет.
Барьер на МКАДе двойной. С внутренней стороны дороги и с внешней. Поначалу по МКАДу даже не ездили. Тогда он был ещё не именем собственным, а аббревиатурой. МКАД – Московская кольцевая автодорога.
Потом, когда всё более-менее устаканилось, движение по двум полосам всё-таки открыли. В основном для грузового транспорта, ну и по спецпропускам. Режиму безопасности это не мешало, наоборот. Я слыхал, что пару раз какие-то особо ловкие восставшие проникали за внешний барьер – и их с удовольствием размазывали по асфальту водители грузовиков.
Но последнее время на московский периметр никто не нападал. Поселения кваzи за МКАДом задерживали восставших и отводили в резервации. Впрочем, пулемётные гнезда на вышках, сооружённых на фундаментах старых надземных переходов через МКАД, остались. И пограничники с собаками – тоже.
Но сами барьеры, которые второпях сооружали из решёток и колючей проволоки, превращать в неприступные стены не стали. Не оказалось в этом нужды. Так что через двойные решетчатые заборы, между которыми лежали десять полос автодороги, прекрасно просматривалось Замкадье – обитель кваzи и восставших.
Ну и некоторых особо упёртых людей.
– Там, в Химках, большая община, – сказал я. – К примеру, в тех двух высотках, видишь? Начиная с пятого этажа – все жилые. У них и электричество от Москвы подведено. И по отдельным зданиям тоже есть общины. Живут как-то. От восставших отбиваются помаленьку, помощи не просят. Ну и там старая трасса на Питер и к аэропорту, хорошо, что рядом люди живут…
– Я знаю, – сказал Михаил. – Мы приглядываем за этой общиной. Восставшие чуют людей и идут к Химкам со всех сторон. Мы их перехватываем. Всем польза – восставшие попадают в резервации, нам меньше хлопот с поисками, Москве – меньше нападений.
– То есть вы ловите восставших на жителей Химок? Как на живца? – поразился я.
– Ну да. Мы за всеми человеческими общинами в провинции приглядываем и помогаем. По мере сил.
Я неохотно кивнул. Разумная политика, что спорить.
– Мне кажется, что сейчас эти барьеры работают в большей мере в обратную сторону, – предположил Михаил. – Не позволяют людям выходить наружу.
– Ну зачем же кому-то выходить из безопасного города? – деланно удивился я.
Михаил искоса посмотрел на меня, сказал:
– У людей разные интересы. Говорят, некоторые выходят из Москвы и устраивают сафари. Охотятся на восставших. Не слыхал?