Я юркнула на главную лестницу, остановилась на мгновение, пытаясь вслушаться в их разговор. Но в бормотании мужчины и женщины ничего нельзя было разобрать, словно и они разговаривали на тарабарском.
Вздохнув, я решила, что на сегодня секретов с меня хватит – не в каждую тарелку стоит кидать свою щепотку соли. Крадучись, я поднялась до этажа с апартаментами мсьё. За несколько секунд, пока миновала пролёт, ещё больше протрезвела, словно побывала под ледяным душем. Дрожа, я добежала до третьего и уже ступила в коридор, ведущий к винтовой лестнице, как вдруг всё тело заломило, словно откуда-то сзади, исподволь подкрались боли. Они были разными: тянущими, колющими, ныли и ломали. В голове ухнуло, и начал расплываться туман, будто меня огрели туго набитой подушкой. Я обернулась.
Опираясь о притолоку, в дверном проёме стоял Этьен. В шляпе, подштанниках и с голым торсом, обмотанным бинтами. Ноги его подкашивались. На пол с плеча Этьена съехало что-то чёрное. Наверное, плащ.
Качаясь, сын лекаря поднял на меня глаза:
– Снова ты… ведьма…
«Мерзавец последний, – подумала я. – Его только не хватало».
– Костюм великолепен. Сегодня танцы у дураков? – не удержалась я от смешка. Впрочем, весёлым он не вышел, потому что мне стало совсем туго: казалось, под глазом всё вспухло, в висках начало стрелять, в плечо, руку, бедро и бок тонким лезвием вонзилась боль. Святые угодники! Я готова была поклясться, что сейчас из воображаемых ран на самом деле хлынет кровь.
– А ты чего на шабаш не полетела? Метла сломалась? – процедил Этьен и рухнул.
Я громко ойкнула и схватилась за перила, чтобы не упасть тоже. Слабость навалилась на меня, я еле удержала подсвечник. Второпях задув огарок, я выронила его и уцепилась обеими руками за поручни. Надо было собрать всю волю, чтобы броситься прочь и позвать лекаря. Я оторвалась от перил, но убегать не стала. Напротив, приблизилась к Этьену, подтягивая правую ногу, на которую едва могла наступить. Чуть не плача, я опустилась на четвереньки возле молодого человека. Этьен попытался подняться, но его раненая рука соскользнула, и он бессильно откинулся на тёплое дерево пола.
– Чёрт побери! Если ты решила переспать со мной, то выбрала не самый удачный момент. Приходи завтра, – выдавил из себя он, пытаясь превратить гримасу боли в усмешку.
Даже в темноте его лицо было белым. Моё, наверное, тоже.
«Господи, какой отвратительный тип», – подумала я и, собравшись с духом, дотронулась ладонью до распухшего кровоподтёка на скуле.
– Я хочу помочь, – произнесла я и втянула в себя обжигающую красную лаву.
Глава 9
Я тут же пожалела об этом, потому что стало ещё больнее. Этьен дёрнул головой, чтобы стряхнуть мою руку, но раскалённая ладонь словно прилипла к его коже.
– Чёрт! Что ты делаешь?! – воскликнул он. – Прекрати!
– Потерпишь, – прошипела я сквозь зубы, понимая, что стоит разжать их, и я заору на весь дом. Я положила вторую ладонь Этьену на грудь.
Мои руки затряслись от кончиков пальцев до плеч – словно по венам текла не кровь, а расплавленное олово с тысячью крошечных железных шариков, ощетинившихся острыми колючками. Они безжалостно драли всё изнутри и переносили недуги из тела Этьена в моё. Хотелось прекратить, но из непонятного упорства я продолжала впитывать. Привыкшие к темноте глаза различали, как тает опухоль, как быстро затягивается ссадина, как она покрывается корочкой и тут же, потеряв её, зарастает новой кожей…
Испуганный, ошарашенный Этьен хотел отползти, но лишь бился под моей рукой, словно пришпиленный булавкой жук.
Я не знала, могу ли парой прикосновений исцелить его полностью, но вряд ли этот наглец позволит мне накладывать руки поочерёдно на каждую рану. А потому с ещё большей настойчивостью я мысленно проговорила: «Я хочу помочь! Помочь!» и почувствовала прилив сил. Сын лекаря выгнулся в судороге и обмяк.
Вдруг я увидела какое-то другое тело Этьена, прозрачное, полностью повторяющее контуры обычного. Оно мерцало сине-фиолетовым светом, который проваливался в чёрные дыры реальных ран. Я зажмурилась. Светящееся тело не исчезло. Боль переполнила меня и потекла наружу, разъедая слезами и пóтом кожу. Выносить дольше эту муку было невозможно. Горло сжалось.
Всё прекратилось внезапно, будто кто-то залил водой огонь. Я с трудом разлепила глаза. Без единого следа побоев на лице, без шишки на лбу Этьен спал, свесив голову набок.
Теперь я точно знала, как чувствует себя избитый, израненный человек. Никому бы не пожелала такого! Впредь буду сдержаннее. Я прошептала пересохшими губами:
– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen[2].
Надо заставить себя подняться и уйти. Я попыталась встать, но не смогла и в изнеможении упала к Этьену на грудь. Ни руки, ни ноги меня не слушались. Я лежала, будто выжатая после стирки тряпка, и слушала мерное биение чужого сердца. По полу сквозил ветерок, а от сына лекаря шло живое тепло. Он вовсе не казался сейчас ни мерзким, ни злым, и безмятежно, по-мальчишески посапывал. Сомнений не оставалось – он здоров.
А я… я не могла пошевелиться. Если всё-таки встану, надо всерьёз подумать о шалаше в лесу. Лекарь наверняка не простит ослушания, ведь он ясно приказал: Этьена не лечить. Говорят, где-то в горах есть пещеры. Там нет людей, и можно будет жить. Разведу костёр, грибы буду собирать, ягоды. Может, стоит семенами запастись, посажу что-нибудь…
* * *
– Эй! Эй! – кто-то тряс меня за плечи. – Проснись! Эй!
Я разодрала глаза. В сером свете подо мной плясало недоумённое лицо Этьена.
– Эй! – повторил он, приподняв меня со своей груди и удерживая на вытянутых руках.
Вместо слов я выдала невнятное мычание.
– Ты что здесь делаешь? – снова встряхнул меня сын лекаря. – Ты чего на мне разлеглась?
– Не трясите, – хрипло выдавила я из себя. – Не груша…
– Слезь с меня! Поднимайся! – потребовал он и грубо отшвырнул меня.
Я опрокинулась на спину, как чучело, набитое соломой, и шмякнулась затылком об пол.
– Ай, полегче.
– Какого чёрта? – Этьен сел. – Вставай и убирайся.
Мои попытки встать оказались бесплодными. Похоже, я выглядела как барахтающаяся в кувшине с молоком жаба – все болело, и тело совершенно мне не подчинялось. На меня накатила обида. Нет, лекарь был тысячу раз прав – этот наглец не стоил даже трети моих страданий. Глядишь, хоть чему-то бы научился. В рёбрах тоскливо ныло, ломило в спине. Вчерашние травмы Этьена еще давали о себе знать, но валяться на полу перед полуголым негодяем было крайне унизительно. Только бы не разреветься!
Хмуро и недоверчиво Этьен наблюдал за моими жалкими потугами.
– Чёрт, ты пьяна в стельку? Или притворяешься? Какой шарман!
– Не пьяна и не притворяюсь, сударь! – зло одёрнула его я, понимая, что ещё немного и снова перестану себя контролировать. Кто знает, к чему это приведёт? Потолок обрушится или в окно влетит коршун и оторвёт ему голову? Сейчас бы меня устроило и то, и другое. Нет, нельзя. Он не стоит моего гнева. Он просто неотёсанный грубиян, каких много. А я такая одна! Я набрала в грудь воздуха и строго сказала:
– И прекратите чертыхаться. Лучше помогите добраться до кровати. Я не могу встать.
Этьен вдруг обратил внимание на то, что едва одет, и… покраснел.
О, Боже! Неужели таким хамам знакомо смущение? Если бы положение не было столь плачевным, я бы гомерически расхохоталась.
Он непонимающе покосился на меня, посмотрел на свои босые ноги, на голые руки, снова на меня, и присвистнул:
– Постой. Неужели я?.. Неужели мы с тобой?..
– Конечно, нет, сударь! – я стиснула зубы и опять попыталась опереться на руку. Нечеловеческие усилия, и удалось-таки подставить локоть, чтобы чуть-чуть приподняться. Со всей возможной жёлчью я заметила: – Иначе меня бы вырвало. Вы видите на себе следы рвоты?
Брови Этьена изумлённо взметнулись, в поиске оной он опустил голову и осмотрел свою грудь.
– А что за бинты? И чья на них кровь? Зачем их намотали на меня?
Я молчала. Этьен продолжил возмущённо рассуждать:
– И вообще, какого чёрта я здесь делаю? Интересно, что за дрянь мне подсыпал подлый хотельер? Последнее, что я помню – бокал Монтаньё в гостинице. Постой, и ты там была, принесла ему что-то. Уж не папаша ли передал подлецу Живазу снотворного порошка, чтобы заманить меня домой? Признавайся!
Его взгляд снова разгорелся недобро.
«Чудесно! Он ничего не помнит. А самомнения хватит, пожалуй, на всех фаворитов короля вместе взятых».
– Да вы, сударь, ещё и глупы, – презрительно сказала я. – Не ищите в других причины своих безумств. Вы сами всему причина. А, знаете? Подите прочь. И если хватит совести, позовите Женевьеву или Софи, чтобы помогли мне подняться.
Я отвернулась и принялась гордо рассматривать покрытый многодневной пылью паркет. Судя по звуку, Этьен встал и шагнул прочь.
