– Вы позволите навестить вас еще раз? – Спросил Адам, когда девушка вышла его проводить до ворот. – Скажем, завтра?
Джилли выдержала паузу, словно бы обдумывала ответ, сама втайне радуясь, что Адам спросил о визите первым, а то она и сама готова была предложить ему «зайти как-нибудь».
– Завтра я буду занята, к сожалению. – И в словах Джилл не было ни капли кокетства или желания поддразнить кавалера, она и впрямь собиралась уехать на остров Треско с утра, по работе. – Но вот в пятницу я буду очень рада вас снова увидеть. До встречи, мистер Адам.
– До встречи, мисс Джилл. – Коротко поклонился молодой человек и, сунув зонт подмышку, скрылся за калиткой. Девушка, повинуясь необъяснимому импульсу, выглянула наружу, ожидая увидеть либо паромобиль, либо спину Адама, направляющегося в город пешком, с удивлением обнаружила, что он уже успел отъехать от дома на новеньком, блестящем велосипеде. Джилл, привстав на цыпочки, замахала ему, привлекая внимание.
– Мистер Адам!
Он обернулся, и она крикнула вслед:
– Приезжайте на велосипеде, у меня тоже есть, прокатимся вместе!
Он кивнул и улыбнулся, а затем, чуть подпрыгивая на ухабах, покатился с горки. Джилл прижала руку к груди, ожидая почувствовать, как внутри замирает сердце, или колотится быстро-быстро… Но ощутила ровное биение. «Почему же тогда я чувствую себя так, будто лечу?» – подумала она.
Жак, подливая кофе патрону, оглянулся на звук входной двери.
– Вернулся наш Казанова, – сообщил он. – Позвать?
– Позови, – не отрываясь от газеты, ответил Яков.
Когда Адам вошел, Шварц отложил чтение и испытующе уставился на молодого человека, стоящего в дверях гостиной.
– Зонт я забрал. – Сказал Адам, снимая шляпу. Жак протиснулся мимо него, ухмыляясь так, будто задумал какую-то пакость.
– Хорошо, – кивнул Яков. – Прогулялся?
– Да. Мы с мисс Джилл ходили к маленькой бухте. Пили чай. То есть, сначала пили чай, потом гуляли.
– И как она тебе? – С подозрительно невинным видом поинтересовался Жак, устраиваясь рядом с хозяином, затем заглотил пирожное целиком, игнорируя хмыканье Якова. – И я говорю не о бухте, а о мисс Джилл.
– У нее богатое воображение, – улыбнулся Адам.
– И все? – Жак покосился на патрона. Яков ободряюще взглянул на секретаря, и тот пожал плечами, словно бы не понимая, какого ответа от него хотят добиться.
– И все… – Шварц чуть сдвинул брови и снова развернул газету. – Иди, Адам. Я позову, когда понадобишься.
Дождавшись, пока за молодым человеком закроется дверь, Жак, покрутив по часовой стрелке чашку на блюдце, проворчал:
– И зачем ты это устраивал? Проверить хотел?
– А что если и так? – Взгляд Якова быстро скользил по строчкам, лицо было невозмутимо.
– Одним свиданием ничего не докажешь.
– А кто сказал, что оно будет только одно?
Жак уставился на хозяина и не сводил с него глаз до тех пор, пока Яков, вздохнув, не отложил газету. Он с легкой усмешкой встретил взгляд Жака, и чуть приподнял бровь.
– Тебе ведь есть, чем заняться, mon ami?
– Как раз нечем. – Парировал Жак. – Я три дня не спал, пока мы двигатель собирали, и теперь надеюсь на некоторое количество выходных. Сегодня вечером отосплюсь, а завтра…
– Что завтра?
– Я вот подумал, чего ради мы сидим дома, как мыши в норке? Я так скоро забуду, как солнце выглядит, стану бледным, как моль. Да и тебе не помешает отвлечься.
– И куда ты предлагаешь пойти? Остров не особо богат на развлечения. Разве что взять билет на пароход до Бреста, но там все те же порты и склады, в основном. А мне Остров покидать надолго не стоит, после сегодняшнего – особенно.
– Зачем нам Брест… – отмахнулся Жак. – На набережную пойдем. Приехал парк развлечений. Карусель, колесо обозрения, метание ядра…
– Ты обмельчал, смотрю, и стал весьма непритязателен в прожигании жизни. Ну да ладно. Будет тебе карусель.
Визит седьмой
На острова пришла осень. Впрочем, она не сильно отличалась от лета – стало прохладнее, поднялись ветры, и только. Теплое течение Гольфстрима, обнимавшее архипелаг, смягчало климат; снег здесь видели крайне редко.
Карл Поликарпович все реже навещал своего друга Якова – совершенно неожиданно он оказался загружен делами финансовыми, связанными с тем, что чайник с часами становился все более популярен, даже можно сказать – вошел в моду по всей Европе и даже дальше. С легкой руки Шварца агрегат этот назвали «Сцилла», и, то ли из-за экзотичного названия, то ли потому что вещь действительно была полезная, заказами Клюева завалили так, что он едва ли видел в делах просвет, не ожидая передышки до самого Рождества. Раз или два он зашел к Якову, да и то, обсудить картинку на рекламном буклете, а после сидел безвылазно в своем кабинете, строча письма, или налаживал дела на фабрике. Он даже пристроил к производству своего младшего брата в Санкт-Петербурге, на чьем попечении до этого вяло доживала свой век старая мастерская Поликарпа Ивановича. Теперь ее оборудовали по последнему слову техники, и Влад Поликарпович Клюев с энтузиазмом взял на себя обеспечение рынка Российской Империи. В той, кстати, намечались некие политические перемены, как сообщил Влад в письме – Николай Второй отрекся от престола в пользу брата, Георгия Александровича. Но Карл Поликарпович уже был в курсе этих новостей, узнав из газет, что Николай Александрович покинул столицу, отправившись с семьей в Крым, в надежде поправить здоровье цесаревича, а тем временем Георгий Первый, провозглашенный Императором Всероссийским 19 сентября 1916 года, практически сразу же совершил перестановки в Государственном совете, поставив во главе Столыпина, которого для этого уговорил вернуться с заслуженного отдыха после покушения 1911 года. Иностранная пресса, каковую на Остров доставляли ежедневно, а в особенности английская, пророчила Российской Империи путь Великобритании – то есть конституционной монархии. «Тем более что теперь обоих монархов зовут Георгами», – пошутила «Морнинг Стар». Карл Поликарпович шутки не оценил, даже после того как, воспользовавшись карманным словарем, проверил свой перевод. Он, несмотря на занятость, стал-таки подтягивать свой английский, а, чтобы не зубрить бесцельно, читал англоязычную прессу. И странно, новости об Империи не настолько сильно взволновали его, как он мог бы сам вообразить. Прошло всего три года с того дня, как он переехал сюда, на Остров, а уже вести о таких глобальных событиях дома воспринимаются, как повод попрактиковаться в переводе. Куда больше Карла Поликарповича сейчас занимали дела часовые – собственно, ради них он и выкраивал время для языка: большинство из заказчиков по-русски не говорили. Настасья Львовна относилась с пониманием. И гордилась мужем, и было чем – дела шли в гору, успех следовал по пятам, так сказать – Клюев уже готовил эскизы первой марки электромобиля, и кончики его усов все время задорно торчали вверх, но… В самой глубине души он, как и всякий русский человек, наделенный «нутром», чуял, что есть какая-то закавыка в том, что происходит. Беспокоило его то ли ощущение, будто его подхватило ветром и несет, пусть и в нужном направлении, но помимо его воли; то ли все просто происходило слишком быстро. Однако, получив хмурым октябрьским утром письмо с гербом Совета Представителей, на котором в центре красовалась шестеренка, через которую проходила молния, Карл Поликарпович не обрадовался, а наоборот, насторожился. Он аккуратно вскрыл конверт ножом, вдумчиво поерзал в мягком кресле кабинета, что располагался на втором этаже фабрики, и только после этого развернул лист бумаги.
«Многоуважаемый К. П. Клюев, – гласил текст письма, вкрадчиво рассыпая в начале множественные заверения в уважении, – … решением Совета от 20 сентября, в связи с освобождением места в Совете для представителя от Российской Империи… – Тут Карл Поликарпович заерзал сильнее. – … был выбран и единогласно утвержден Шварц Я. Г., изобретатель, ученый-физик, неоднократно доказавший как свою научную ценность, так и приверженность идеям развития и гуманизма». Клюев нахмурился, не совсем понимая, зачем его-то об этом оповещать, но тут дочитал до конца: «… согласился принять, с условием присутствия на заседаниях Совета господина Клюева К. П., с правом совещательного голоса, как человека, сведущего не только в науке, но и в финансовых аспектах научных открытий, а также политических последствиях оных. Основываясь на вышеизложенном, мы рады Вам сообщить…» и так далее, и тому подобное. Карл Поликарпович еще раз перечитал письмо. «Вот так пошутил, – подумал фабрикант, припоминая тот давешний разговор с Яковом, – а оно вон как высунулось. Впрочем, новости, конечно, хорошие…».
И не только хорошие, решил Клюев, а требующие обсуждения со Шварцем, причем безотлагательно. По самому худому разумению, его хотя бы поздравить надо, отметить назначение, да и поблагодарить не мешало бы, хотя Карл Поликарпович с трудом себе представлял, чем он будет заниматься на заседаниях Совета. Клюев спрятал письмо в карман жилетки, надел сюртук, поверх него – пальто шерстяное, толстое, так как на улице было холодно, даже для здешнего начала октября; нахлобучил котелок, взял перчатки, трость и отправился вниз, через фабрику к главному выходу, намереваясь поймать извозчика.
