– Вы как думаете, старик не будет возражать? – спросила Амелия.
– Думаю, не будет.
– Тогда... – произнесла она.
– Тогда?
– Тогда начали.
Она повернулась к нему, а он обнял её, нагнулся и поцеловал в губы, очень нежно.
И снова вспомнил предыдущий день и Молли. Роджер отстранился от Амелии и посмотрел ей в лицо, а Амелия перевела дыхание, коротко вздохнула, затем загадочно улыбнулась и, пожав плечами, произнесла:
– Мне понравилось.
– И мне.
– Думаете, старик будет возражать, если мы повторим?
– Не думаю, – предположил Роджер.
Они снова поцеловались. Губы у Амелии были влажными. Роджер слегка отстранился и снова взглянул на нее. Амелия пристально смотрела на Роджера своими темно-карими глазами, взгляд которых был серьезным и вопрошающим.
– Похоже не помешательство... – прошептала она.
– Да.
– ...Стоять здесь на этом настиле, под вой ветра...
– Ага.
– ...И целоваться, – закончила она фразу изменившимся, очень низким голосом.
– Да.
– И ещё этот старик смотрит на нас.
– Ничего он не смотрит.
– И на краю света... – Тут Амелия неожиданно Амелия переменила тему. – Я даже не знаю, кто вы.
– Меня зовут Роджер Брум.
– Да, но что вы за человек?
– А что вы хотите знать?
– Ну, сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– А мне двадцать два. – Она сделала паузу. – Потом, откуда знать... – Она не закончила мысль и замотала головой.
– Что?
– Откуда я знаю, может, вы... – Она пожал плечами. – Ну-у, этот... Вы же хотели знать, где находится полицейский участок.
– Да, верно.
– И хотели встретиться с другом, сказали. А потом снова пришли в аптеку, и ни с каким другом не встречались. Вот я и говорю: откуда мне знать... ну откуда мне знать, вдруг вы влипли в какую-то историю?
– Разве я похож на человека, который влип в какую-то историю?
– Не знаю, в какие истории влипаете вы, белые, но я видела много цветных, которые попадали в разные истории. Если ты цветной, то у тебя постоянно неприятности, с самого рождения. Я не знаю, как выглядит белый, у которого какие-то неприятности, не знаю, какие у него при этом глаза.
– Посмотрите в мои.
– Смотрю.
– Ну и что вы видите?
– Зеленые. Нет, что-то янтарное. Нет, не пойму, какие. Что-то карее есть.
– Да, как у матери. Что вы ещё видите?
– Пятнышки. Желтые, кажется.
– Еще что?
– Себя. Свое отражение. Как в маленькой комнате смеха.
– А неприятности видно?
– Нет. Если только я – не неприятность, – ответила Амелия. Потом, помолчав, спросила: – Меня вы к неприятностям не относите?
Роджер снова вспомнил Молли и поспешно ответил:
– Нет.
– Вы уж слишком быстро ответили.
– Не смотрите на меня так, – попросил Роджер.
– Как – «так»?
– Как будто... вы вдруг стали меня бояться.
– Не говорите глупостей. Чего мне бояться вас?
– У вас нет причин...
– Во мне пять футов и четыре дюйма роста и сто семнадцать фунтов веса. В вас – шесть футов девять...
– Шесть и пять, – поправил Роджер.
– Та-ак, и весу в вас – двести фунтов. Вы меня двумя пальчиками можете...
– Во мне двести девять.
– ...Задушить как котенка. Здесь мы на краю света, впереди – океан, позади – заброшенные строения. Так чего ж мне бояться?
– Вы правы, – с улыбкой произнес Роджер.
– Права, – согласилась Амелия. – Вы можете задушить меня, утопить или избить до смерти, и лет десять никто об этом не узнает.
– А то и никогда, – добавил Роджер.
– Ага.
– Правда, вон там старик.
– Да, это кое-какая защита, – согласилась Амелия. – Но он, скорее всего, полуслепой. Я даже начинаю сомневаться, человек ли это. Пока мы здесь, он ни разу не шелохнулся.
– Пойдем отсюда? – спросил Роджер.
– Да, пошли, – ответила Амелия, тут же быстро добавив: – Но не потому, что я боюсь вас. Просто я замерзла.
– Куда бы вы хотели пойти?
– Обратно в город.
– Куда?
– У вас есть крыша над головой?
– Да, есть.
Амелия пожал плечами.
– Думаю, можно было бы пойти туда, отогреться.
– Можно, – согласился Роджер.
Они повернулись спиной к океану и пошли к выходу из парка. Амелия взяла его под руку, потом прислонила голову к плечу, а ему думалось, какая же она симпатичная, он чувствовал на руке её пальцы, которые иногда сжимали её, и ещё он думал о том, что у него никогда в жизни не было симпатичных девушек и что вот эта девушка – действительно хорошенькая, даже очень, но, правда, цветная. Последнее мешало ему. Роджеру было стыдно, что его первая в жизни симпатичная девушка – цветная. Правда, Молли была тоже симпатичная, но понимание этого пришло попозже, не сразу. Это было и в правду занятно: Молли была не с самого начала симпатичной. А эта девушка, эта цветная девушка, которая сейчас опирается на его руку и прислонила голову к плечу, действительно симпатичная. У неё красивые глаза, милая улыбка, хорошие груди и точеные ноги, только вот очень жаль, что она цветная, хотя кожа у неё тепло-коричневого оттенка. Нет, нечего терять голову из-за цветной девчонки, сказал себе Роджер.
– Послушайте, – прервал он молчание.
– Да?
– Я думаю, надо возвращаться, и, может быть... вам надо вернуться в аптеку.
– Что? – не поняла Амелия.
– Я говорю... вам следует пойти на работу во второй половине дня.
– Что? – снова не поняла Амелия.
– А потом я смог бы... м-м... зайти за вами попозже, может быть, после работы, и... м-м... мы, может, смогли бы поужинать вместе, хорошо?
Амелия как вкопанная остановилась на деревянных мостках. Ветер пытался сорвать с неё голубой платок, окутывавший голову и крепко завязанный на подбородке. Девушка взглянула на него недоуменно и отчасти вызывающе. В опущенных руках она держала перед собой сумочку. Некоторое время она стояла не шелохнувшись, сверля его взглядом своих карих глаз.
– О чем вы говорите? – наконец обрела дар речи Амелия. – Я уже сказала хозяину, что у меня головная боль. С какими глазами я сейчас вернусь и что скажу ему?
– Но мы попозже встретимся, – пробормотал Роджер, – поужинаем вместе.
– Вы что, совсем?.. Она не дала вырваться словам, вертевшимся на языке, и только раздраженно вздохнула. Помолчав, Амелия подняла на него глаза и рассерженно спросила:
– Что это, в конце концов, значит?
– Ничего.
– Две минуты назад, когда вы меня целовали...
– Я просто обещал кое-кому...
– Так что вас так напугало? Скажите, я хочу знать. Вам не нравится, как я целуюсь?
– Нравится.
– Тогда что же? А-а, я думаю, вы боитесь, что вас увидят с цветной девушкой? Боитесь привести к себе цветную?
– Не в этом дело.
– Если хотите, можем пойти к нам, в любой момент. Но в нашем доме – только цветные, и там полно крыс, под ногами бегают. И трубы протекают, и проволока торчит...
– Где я остановился, тоже есть крысы.
– Правда, моей матери не понравится, если я, – это слово она подчеркнула, – приведу в дом белого мужчину. Она опять заведет свое, она мне про это все уши прожужжала, ещё когда я была маленькой: «Золотко, берегись этих белых мужчин, они только и думают, чтобы залезть к тебе под платьице и лишить тебя девственности».
– Послушайте, Амелия...
– Но моя мамочка, моя железная мамочка, одного только не знает – что её дорогая маленькая Амелия лишилась этой девственности в двенадцать лет, летом, на крыше дома. И сделал это не белый мужчина и даже не белый мальчик. Это были шесть человек из уличной банды, называвшей себя «Персидские боги». Это были негры, такие большие и черные, каких я никогда в жизни не видела. – Амелия замолчала, потом с горькой иронией добавила: – А моя дуэнья тем летом была на отдыхе, я думаю. Где-нибудь на пляже. В Песчаной бухте, где собираются сливки общества, не иначе. Так в чем дело, Роджер?
– Ни в чем?
– Вы не голубенький случайно?
– Какой?
– Не гомик?
– Нет.
– Тогда в чем же дело?
– Встретимся попозже, вот и всё, – продолжал вилять Роджер. – Просто мой друг... ну, тот, о котором я говорил...
– Да, и что?
– Просто надо встретиться с ним.
– Какой удобный друг!
– Мне надо увидеться с ним.
Амелия вздохнула.
– Надо, – гнул свое Роджер.
Амелия снова вздохнула.
– Пойдемте, пора идти, – сказал Роджер.
– Я дам вам свой домашний телефон. В аптеку я сегодня не пойду. Раз уж сказала, что у меня болит голова.
– Хорошо.
– Вы позвоните мне?
– Да. Да, я думаю.
– Почему «думаю»?
– Потому что я... Амелия, пожалуйста... пожалуйста, не давите на меня. Не давите на меня, хорошо?
– Извините.
– Я постараюсь позвонить вам, и мы вместе поужинаем.
– Ладно.
В метро они почти не разговаривали. Они сидели рядом, и Амелия иногда поворачивала голову и бросала на него взгляд, но он был поглощен мыслями о Молли и о том, что он должен сделать. Да, он должен поступить именно так, другого не дано, глупо даже думать об этом.
