Потому что перед Инсаровым, сидевшим теперь за столом в гостиной Гумилёва, было нечто куда более интересное.
Поэт положил на стол продолговатый футляр из красного дерева, не имеющий каких-либо надписей или декора — если не считать серебряных защёлок. На столе стояла большая лампа, в свете которой рассмотреть коробку можно было во всех подробностях — имей она какие-то существенные внешние подробности. На деле же интерес представляло только содержимое.
— Американский, кажется?
Это был большой револьвер, снабжённый всеми положенными принадлежностями. Довольно старый. Инсаров не особенно разбирался в оружии, но мог предположить: модель — ровесник его верного «Смит-Вессона», но конкретный образец гораздо старше. Ему лет сорок, наверное.
— Американский. — подтвердил Гумилёв. — Colt Single Action Army, модель 1873 года, и год выпуска именно этого револьвера — тот же. Старомодная вещица: одинарного действия, сорок пятого калибра. Если точнее, то .45 Long Colt. Серьёзный патрон! Куда мощнее девятимиллиметрового «Маузера».
— Мой «Смит-Вессон» тоже одинарного действия. К чему стрелять быстрее, чем целишься — я не гусар… Полагаю, ваш «Кольт» отличается не только мощным патроном. Учитывая обстоятельства дела… в нём должно быть что-то особенное, верно?
Гумилёв кивнул. Прежде, чем продолжить, он протянулся к графину — почти такому же, как в поэтическом салоне. От водки Пётр Дмитриевич снова не отказался. В этаком деле без неё, окаянной, не разберёшься…
— Итак, я уже говорил: живыми сдаваться нашим негодяям, некогда моим друзьям, нет никакого резона. Но как вы полагаете, Пётр Дмитриевич: легко ли их убить?
— Ну… если всё дело лишь в запасных жизнях, а не в настоящем бессмертии… труднее обычного, но ничего невозможного. К тому же, пока будет оживать — как раз под белы рученьки его!
Поэт усмехнулся. Надо признать, что улыбка вышла немного зловещей: Гумилёв сидел как раз на границе полумрака гостиной со светом лампы. Та хорошо освещала лишь половину лица и почти гладкого свода черепа. Да, именно «черепа»: на мгновение показалось, будто и не человек вовсе…
— Потому-то я и говорил: без меня вам не управиться, при всём уважении. Судите сами, Пётр Дмитриевич: какой прок от дара Эфраима Фаланда, если всё столь просто? Представим, будто счастливый обладатель выигрыша погиб под завалом в горах. Или утонул, опустившись в трюме корабля на дно глубокого моря. Пусть он оживёт сразу: и что? Вскоре умрёт опять. Никакого толку.
И действительно, о таком Инсаров совершенно не подумал. Не сознательно ли бандит, убивший полицейских у ювелирного салона, задерживал своё воскрешение? Может, поджидал удобного момента, бестелесным духом глядя на всё откуда-то сверху?
— Они могут вернуться к жизни в удобный момент — и вы никогда не отличите окончательной смерти от временной. Вы ведь не знаете, у кого сколько жизней осталось… это могу узнать я. Мне кажется, что могу. Но даже это не очень-то поможет.
— Почему?
— Как вы полагаете, Пётр Дмитриевич: бывший унтер-офицер Российской Императорской Армии, что убил полицейских у ювелирного салона, нынче ходит по Петрограду без половины лица? И половина мозгов его осталась на мостовой — думает оставшейся?
И это тоже казалось нелепым. На сию тему Инсаров, кстати, размышлял ранее — ещё не зная ничего о карточном выигрыше бандитов. Позволяют ли их способности восстанавливать тело?
Гумилёв ответил на ещё не заданный вопрос:
— Тело суть вещь бренная. Не то чтобы они могли в кого-то переселиться после гибели или перенести свою оболочку для воскрешения в совсем отдалённое место… но небольшие фокусы подобного рода моим бывшим друзья под силу. Не только восстановление разбрызганных по улице мозгов. И вот именно поэтому нам, если не желаем потерять много людей и упустить кого-то из бандитов, так необходим этот «Кольт».
Инсаров энергичными жестами кисти дал собеседнику понять: самое время налить ещё. Из горлышка графина донеслись булькающие звуки, прозрачная жидкость заполнила стопки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Рассказывайте же, рассказывайте. — следователь ничуть не скрывал любопытства. — Что с этим «Кольтом»?
— Несколько часов назад я сказал вам, Пётр Дмитриевич: всё началось в Африке…
Гумилёв бережно извлёк револьвер из футляра, с осторожностью развернул его в руках несколько раз, продемонстрировав Инсарову с разных сторон. На вид — оружие как оружие… вроде и ничего особенного. Шестизарядный барабан, старомодная рукоятка в типично американском стиле — облик револьвера сохранял дух Дикого Запада. «Кольт» поэта, в отличие от «Смит-Вессона» сыщика, не мог «переламываться» для быстрой перезарядки: вставлять патроны требовалось по одному, откинув шторку.
— «Я склонился, он мне улыбнулся в ответ, по плечу меня с лаской ударя: я бельгийский ему подарил пистолет, и портрет моего государя». Помните?.. Я написал о подарках, которые преподнёс Аба-Муде. Но умолчал о том подарке, что сам получил от него. Об этом револьвере.
О сколь многом настоящие поэты иногда умалчивают! Из разных побуждений.
— Не имею понятия, как именно «Кольт» попал к пророку из Шейх-Гуссейна. Знаю лишь историю револьвера, которую колдун рассказал. После того, как я выбрался из таинственной гробницы, Николай Гумилёв перестал быть прежним Николаем Гумилёвым. Сам того не ведая, я возложил на себя миссию — очень похожую на вашу. Бороться с Тьмой. Для этой борьбы Аба-Муда меня и вооружил.
— Так какова история «Кольта»?
— Аба-Муда поведал, что это не обычное серийное изделие. Якобы изготовили его специально для ваших коллег из Америки: не полицейских, но борцов с тем, против чего знаменитому Инсарову столь часто доводилось сражаться. То были два брата, фамилию которых Аба-Муда запамятовал, по его словам: но думаю, скорее просто не желал называть. Он рассказал, что в револьвер вложили какое-то могучее заклятие, древнюю индейскую магию. А возможно, даже более древнюю, чем сами индейцы.
— Я, кажется, догадываюсь о сути этого заклинания.
— Совершенно верно. По словам колдуна, из этого револьвера можно убить любого. Или почти любого: может, и не самого Сатану… но вампира, оборотня, беса, даже могучего демона — легко. В Африке я повидал ещё многое, о чём в стихах не писал, и «Кольт» тоже довелось проверить. Так вот: Аба-Муда не солгал, он работает. Он убивает нечисть так же легко, как обычный револьвер — человека. Я абсолютно уверен, что и одарённые Эфраимом для него уязвимы. В один миг отберёт все жизни.
— Что-то вроде серебряных пуль.
— Гораздо лучше, чем серебряные пули. Только вот с пулями-то есть один нюанс…
Инсаров уже заметил, что полость в футляре, сделанная для патронов, наполовину пуста. Ну да, следовало догадаться: всё не так уж просто.
— Изначально при «Кольте» было тринадцать патронов. Сейчас осталось ровно шесть. Ах, Пётр Дмитриевич: если бы вы только знали, как я сейчас корю себя за одну оплошность! Будучи в страшном волнении, я не сообразил спросить Аба-Муду о важнейшем: состоит весь секрет только в самом револьвере или же пули важны в равной степени?
— И правда, досадно.
— Не то слово. Остаётся лишь гадать, что будет, если зарядить «Кольт» обычными патронами сорок пятого калибра — которые у меня тоже есть, конечно же.
Гадать, однако, было бессмысленно. Сейчас (а скорее, с утра) требовалось действовать, без всяких сомнений. Николай Степанович явно понимал это не хуже Петра Дмитриевича и никакого смятения из-за недостатка надёжных боеприпасов не испытывал.
— Что ж, Николай Степанович: хотя бы шесть магических выстрелов у нас будет точно. Полагаю, в стрельбе вы на фронте набили руку.
В конце концов, и бандитов тоже было шестеро.
Глава десятая: в которой история достигает кульминации
Это был большой дом на окраине Петрограда, когда-то давно — довольно богатый, теперь же — совсем обветшалый. Со стороны, если уж и занесло сдуру в такие края, не поймёшь: живёт кто внутри или совсем заброшено. Инсаров знал, конечно: живут. И очень непростые люди.
