Тогда все строили капитально, с расчетом на то, что по стенам жилища рано или поздно будут лупить дубины мускулистых приматов окрестных пустынь и лесов. Стены должны были выдержать натиск и позволить своим обитателям вволю и со вкусом поохотиться на пришельцев – пока несут очередную кружку пива и пока еще не потухла трубка. К сожалению, в наше достаточное время таких вот домов-крепостей осталось уже немного: изобильная сырость в период сезона дождей медленно, но верно делает свое дело и потом – термиты! Термиты, черт бы их побрал!
Но этот дом… Всюду – заметна заботливая рука. Широчайшая дверь из досок, окованных фигурным железом, заперта на чудовищный, начищенный до блеска висячий замок. На обломке огромной стрелы, в незапамятные времена впившейся в стену слева от двери, – аккуратно свернутая веревка. И – тишина: ни у дома, ни на ближайшем пространстве табачных плантаций – ни души, и окна дома тоже не подают признаков жизни.
Мы с Лиззи присели на песок.
– Кто такой Леклер? – спросил я. – Ты не знаешь?
– Ты же куришь его сигары!
– Ах, ну да! – Я вытащил деревянный ящичек с сигарами и взглянул на выжженную на крышке надпись. – Ну конечно же!.. Вот, значит, ты какой, Леклер… Однако, он прилично, должно быть, табачища снимает со своих плантаций! – Я достал «беретту». – Странно, куда он его девает и почему у нас все лавки до сих пор не завалены продукцией Леклера? И отчего мы не слышали никогда ни имени такого: Жан-Жак Леклер, ни названия: «Компания колониальных товаров»? Нет ли в этом злодейского умысла? Странно. – Я поднял оружие и стал палить в воздух, в перерывах между выстрелами выкрикивая:
– Хозяин! Эй, хозяин!
Расстреляв все патроны, я было вытащил новую обойму, как вдруг Лиззи, отличавшаяся прекрасным слухом, подняла палец вверх:
– Сюда что-то едет!
– Прекрасно! – кивнул я и извлек пиво. – Нас услышали.
Дальше произошло следующее.
Шум мотора, едва различимый вначале, перерос в рев – рев поистине вулканический! – после чего из-за дальнего угла забора, со стороны моря, вывернул армейский запыленный грузовик повышенной проходимости.
Вздымая песок и сверкая многочисленными фарами, грузовик на всех парах подлетел к дому и бешено взревел сиреной. Около двери экипаж со скрежетом остановился, окутался песчаной пылью, и оттуда, из пыли, донесся полный воинственности голос:
– А вот я вас!!!
И тут же из пыльного облака решительно выступил высоченный господин в пробковом шлеме и джинсовой куртке на голое тело; куртку распирала могучая волосатая грудь, в волосах сверкал бриллиантами крестик; ниже были грубые брезентовые шорты со множеством карманов и с патронташем вокруг пояса. Из одного кармана свисала удивительнейшая по толщине серебряная цепь, кончавшаяся надо полагать, вполне достойными ее часами; потом следовали толстенные волосатые гетры в полосочку и высокие ботинки со шнуровкой и на шипах (прямо как у Люлю Шоколадки!). Лицо господина производило несомненное впечатление: круглая красная рожа с драматическим носом, бравыми, почти гвардейскими светлыми усами и огромным ртом, в углу которого торчала толстая сигара. Сигара дымилась. В вооружение господина входил тяжелый корейский дробовик «USAS-12» восьмого калибра и с круглым магазином на двадцать восемь патронов – я аж позеленел от зависти: такой пушкой в режиме автоматического огня можно ухреначить половину поезда с роботами! – револьвер системы «Элей», тоже весьма достойный с точки зрения калибра (справа на боку) и немалый нож с оплетенной видавшим виды шнуром рукоятью (слева). Сей эпический герой – он оказался выше меня почти на голову, вот уж истинно: большое пришло! – приблизился, величественно покачивая зажатым в волосатой лапе дробовиком, с нескрываемым достоинством посмотрел на нас сверху вниз, свободной дланью отер обильный пот со лба и промолвил:
– Уф… А я-то думал…
– А что, собственно, вы думали? – поинтересовался я, доставая еще одну бутылку пива и протягивая ее джентльмену с винчестером.
– Не употребляю, – он отвел мою руку. – Я решил, что снова приехали эти мерзавцы на своих вонючих танках. Выстроили тут занюханный фанерный городишко и думают, что им уже все можно.
Он неспешно прошествовал к дому, отпер замок ключом, висевшим на одной цепи с часами, и скрылся за дверью.
– Какой интересный господин, – сказала Лиззи. – Люблю таких!
А интересный господин тем временем появился снова – он вынес три шезлонга, несколько зеленых бутылок с красными этикетками, блюдце с лимоном и стаканы.
– Я вижу, вы из метрополии, – заявил он, расставляя шезлонги и жестом приглашая садиться. – Бросьте вы ваше пиво! Отдайте его даме. Вот напиток настоящих мужчин! – Господин потряс в воздухе одной из принесенных бутылок. – Эрготоу. Экспортный вариант, пятьдесят шесть градусов, без обмана! – Оделив всех присутствующих напитком настоящих мужчин, хозяин поднял свой стакан (тот казался игрушкой в его ручище). – Имею честь рекомендоваться – Жан-Жак Леклер. Хозяин и владелец этих угодий.
– Дэдлиб. Сэмивэл Дэдлиб. А это – Лизетта Энмайстер.
– Можно просто Лиззи, – ввернула последняя.
– А! – вскричал Леклер и вылил водку в рот. – Вы – инспектор полиции, я про вас в «Абракадабре» читал. Говорил же я – вы из метрополии. Как там Кисленнен?
– А вы знаете Жака? – невинно спросил я, хотя что-то мне подсказывало, что Леклер еще как знает Жака Кисленнена, владельца реликтового трактира «Три кружки». В ответ Леклер возмущенно вскочил и, жестикулируя стаканом, горячо заговорил:
– Как то есть: знаю ли я Жака?! Да кому же еще знать Жака, как не мне! Да ведь это мой родной брат! Правда, младший, – добавил он и сел.
– Да-да, я что-то слышала об этом, – вступила Лиззи. – Мне как-то Жак говорил, что у него есть брат и что он-то и выращивает виноград, из которого потом делают знаменитые вина, наполняющие погреба его трактира!.. Ах, это божественный нектар! Неужели вы и есть тот самый волшебник, который их производит?
– Ну… волшебник, это сильно сказано… – неожиданно покраснел Леклер. – Но, по существу, вы правы, это я…
– И «Кисленнен Рислинг номер семь»?
– О! Это моя гордость! – Тут Леклер звучно шлепнул себя по ляжкам. – Да что ж это я?! Сей минут, мэм, сей минут. Все будет! – И он снова скрылся в доме.
– Вот здорово! – сказала Лиззи, доставая свой любимый фотоаппарат. – Встретить в этой дыре родного брата Кисленнена! Здорово! К тому же, он – местный.
– Да, и что-то говорил о танках, – добавил я.
Из дома вырвался Леклер, в правой руке безо всякого напряжения держа ящик с бутылками, и в полном восторге приблизился к нам.
– Как я, оказывается, рад, что вы приехали!.. Мэм! Позвольте мне рекомендовать вам откушать сии напитки! Уведомляю сразу, что их еще нет в продаже в метрополии! – Леклер ухнул ящик на песок, потом огляделся по сторонам, резво умчался за угол дома и возвратился оттуда с катушкой для электрокабеля на плече – деревянная катушка имела в диаметре, наверное, метра три. Поставив катушку рядом с шезлонгами – «Ничего, что я вот так, по-простому?» – Леклер водрузил ящик на этот импровизированный стол и стал по одной извлекать бутылки:
– Это вот «Рислинг номер семь», о котором вы спрашивали, а это девятый и десятый номера. А вот – новинка, красное вино «Каллипсо», непременно попробуйте!
– А почему «Каллипсо?» – спросила любознательная Лиззи, пока я с помощью совершенно антикварного стального штопора откупоривал бутылку. Леклер задумчиво оглядел ящик, потом обернулся к Лиззи:
– Да видите ли… Вообще-то сначала я хотел назвать это вино «Арторикс» – по имени этого местечка, но теперь никак не могу этого сделать.
– Отчего же? – спросил я, наливая Лиззи вино. Жак в свою очередь налил себе и мне «Эрготоу» (распространилась проникающая в мозг вонь) и провозгласил тост:
– За благополучное знакомство. Очень приятно видеть друзей моего драгоценного братца.
Мы выпили.
Не могу сказать, чтобы я очень обрадовался огненной струе, устремившейся по моему пищеводу на встречу с желудком, однако… если не нюхать, то – должен признать: в напитке, именуемом эрготоу, определенно что-то есть.
Жак придвинул блюдце, на котором лежал исполинский лимон, выхватил великанский нож и в мгновение порубил цитрусовый на поразительно тонкие ломтики. Поставил блюдце передо мной. Я угостился.
– А вы?
– О нет, благодарю. Я не закусываю.
Лиззи, откинув с глаз свою замечательную челку, прошептала в изнеможении:
– Изумительное вино!
Леклер просиял, поиграл довольно губами и продолжил экскурсию по винам:
– Вот еще новинка – «Агата Блю», превосходное терпкое вино, я сам даже иногда балуюсь, под дичь. Сэм, откройте даме.
– Тоже хотели назвать его «Арториксом»? – коварно спросил я, принимая бутылку.
– Да, да, в чем там дело? – оживилась Лиззи.
– Да видите ли, друзья… Я обосновался в этом местечке давно. Ращу себе кардамон всякий, другие специи, недавно, вот, сигарами занялся, а немного подальше, вот у той горки и на ее склонах, помещаются мои виноградники. Хозяйство старое, налаженное. Место тихое. Никто со времен варварских войн меня не тревожил… И тут – на тебе! Видели ли вы паршивый городишко, вон там, Арториксом называется? Так вот, именно в нем все дело. – Мы, настоящие мужчины, снова выпили эрготоу. Лиззи же в полном экстазе тянула второй бокал «Каллипсо» (бывш. «Арторикс»).
