И все равно, пришел к часовне на полчаса раньше назначенного срока. Сел на ступеньку крыльца, достал бутылку с водой, допил — чтобы не таскать больше в «котомке». Подумал: «Вот сейчас я, возможно, разгадаю одну из тайн, над которой уже шестьсот лет бьются историки». Прислушался к себе — нет, никакого «священного трепета», все буднично. Как будто такие тайны он разгадывает каждый день и уже привык. Необычность ситуации для него была в другом — в том, что сейчас ему предстоит говорить с ясновидящей…
— Доброго дня!
Камилла возникла перед ним неожиданно, как профессор Мориарти перед Шерлоком Холмсом.
— Приветствую, — сказал Чехович, поднимаясь со ступеньки перед дамой. — Ты ведь знаешь, зачем я тебя искал…
— Да, зашифрованный кодекс. Наконец-то кто-то заинтересовался им…
— Нет, это не так. Им все эти годы многие интересовались, но не могли расшифровать. Но не каждому дано вернуться на 600 лет назад, чтобы получить ответ от самого автора.
— Поосторожней, — сказала Камилла вполголоса и приложила указательный палец к губам, — в капелле может кто-нибудь быть. Давай, отойдем к берегу. — Берег действительно был совершенно пуст. Они не спеша пошли по влажной кромке земли в сторону от монастыря.
— Не буду тебя томить и отнимать время — сказала монахиня, — кодекса у меня нет…
— Знаю, — перебил ее Чехович, — но он мне и не нужен. Он выложен в Сети… Ну, в общем, его копия у нас общедоступна и любой желающий может попробовать расшифровать его. Что многие и делают, только безуспешно.
— Рукопись у Иоганна Киршнера, — продолжала Камилла, словно рассуждая сама с собой и не слыша собеседника. — У него она в безопасности, он в дружеских отношениях с епископом Збынеком, и вообще, пользуется большим авторитетом… — Она сделала паузу, и закончила с ударением:
— У них.
— Иоганн Киршнер? Кто это? — спросил Чехович. — Монахиня посмотрела на него с удивлением.
— Один из самых ученых наших мужей. Богослов. Он читал в монастыре лекции по теологии. Я отдавала ему свой первый трактат.
— Для рецензии? — вырвалось у Эдварда. Камилла снова сделала вид, что не услышала.
— Он хорошо отозвался о нем, но посоветовал впредь быть осторожнее. Поэтому следующую свою рукопись я сразу же отдала ему на хранение…
— И зашифровала, — закончил за нее Чехович. — Чтобы подстраховаться? На всякий случай?
— Да.
— А сам текст? — с трудом вздохнув, спросил Эдвард.
— У меня его нет. И ни у кого нет. Его не существует. Но есть ключ, ты его знаешь. Вот он, — и Камилла произнесла медленно, нараспев — как со сцены: «Generatio praeterit, et generatio advenit, terra autem in aeternum stat».
— Начинай с последней фразы кодекса, — добавила она. — Если захочешь все-таки увидеться с Киршнером, он живет рядом с университетом, в доме со львом и арфой над воротами. Прощай, мне пора. — Повернулась и пошла обратно, к монастырю.
Чехович провожал взглядом ее уменьшающуюся фигурку, пока она не слилась с монастырской стеной и не исчезла, словно пройдя сквозь нее. У него в руках был «золотой ключик» к шифру, который шестьсот лет искали и не могли найти десятки ученых. И достался он ему даром — просто по щелчку пальцев. Можно было возвращаться домой — расшифровывать манускрипт, но он еще долго стоял на безлюдном берегу Влтавы. Требовалось время, чтобы переварить свалившееся на него счастье.
Глава 6
Счастье — не кирпич, на халяву с крыши не падает.
Чехович понимал, что это — правильно и справедливо по отношению к тем, кто до него пытался расшифровать манускрипт, но все равно было обидно.
Он много раз видел этот документ, в деталях знал его историю, а после встречи с Аслановым, когда уже готовился отправиться на поиски автора рукописи, подробно изучил работы всех коллег, которые пытались его расшифровать. Он мог прочитать курс лекций о манускрипте Камиллы Анежской — хоть в Петербургском университете, хоть в Гарвардском. Теперь ему предстояло попробовать самому расшифровать его. И ведь у него было огромное преимущество перед всеми остальными коллегами — ключ к шифру, врученный самим автором рукописи. Но…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Символы были очень похожи на буквы, а сам шифр — на текст. Более того, на текст, написанный на кириллице. Многие символы напоминали буквы русского или старославянского алфавита — даже те, «аналогов» у которых не находилось. Чехович знал, что Камилла работала в монастыре переписчицей — почерк был четкий и ровный, соединения между символами — как из сегодняшнего учебника по чистописанию, и если бы не выцветшие от времени чернила и пергамент, можно было бы сказать, что манускрипт похож на современный документ или письмо, написанное от руки.
Но шифр не давался.
Он бился над ним уже несколько дней. Последний лист рукописи состоял всего из трех с половиной строчек, причем, «половина» шла первой, отчего лист выглядел несколько непривычно. Последняя же фраза, с которой Камилла велела начинать, состояла из восьми «слов» и заканчивалась одиноким символом, напоминающим букву «о». И ни по количеству символов, ни по своему ритму не совпадала с ключом из Экклезиаста.
«Золотой ключик» даже не входил в замочную скважину, которой должна была служить эта последняя фраза.
Обманула? Вряд ли. Не было смысла монахине пускать его по ложному следу. В конце-концов, если она не хотела, чтобы рукопись была расшифрована, могла просто отказаться. Нет, скорее всего, здесь какое-то недоразумение, и надо постараться разобраться в нем. Мелькнул в памяти анекдот, заканчивавшийся фразой «чего тут думать — трясти надо»!..
Итак, что известно про рукопись и ее историю? — думал Чехович, сидя вечером в своем любимом кресле, прихлебывая кофе и поглаживая сидящего на коленях кота. Написана в самом конце 14-го века или в самом начале пятнадцатого. Ее автор, монахиня Анежского монастыря в Праге, Камилла, не желая гореть на костре, сразу же зашифровала ее и отдала на хранение своему учителю, ученому — теологу Киршнеру. Иоганн Киршнер, видимо, был действительно известным ученым своего времени — о нем даже была статья в Википедии, довольно большая. Из нее следовало, что через несколько лет после получения рукописи от Камиллы, он умер. После этого манускрипт появляется снова только в 1933-м году — его обнаружил немецкий художник Герхард Клосс в доме, который он незадолго до этого купил. Клосс подарил ее Стэнфордскому университету, где она и находится сейчас.
«Начинай с последней фразы кодекса» — вспомнил он «инструкцию», полученную от Камиллы при прощании. Наверняка знала о том, чем он занимается и была уверена, что этой «инструкции» будет достаточно для расшифровки. Если монахиня не собиралась его обмануть или не ошиблась с ключом, а он был уверен, что это именно так, оставался только один вариант — что-то не так с самой рукописью. Через скольких людей она прошла, прежде чем попасть в Стэнфордский университет?..
— Я — а–у — у–у! — вдруг подал голос Барбаросса, и Чехович понял, что начал рассуждать вслух, как это происходило всегда, когда ему приходилось разгадыаать трудные загадки.
— У каждого из них были свои планы, связанные с ней, и свои цели — продолжал он, уже обращаясь к коту. — Может, кто-то из них изменил манускрипт, а то и вовсе подменил его?..
На этих словах кот вскочил, и пытаясь боднуть хозяина в подбородок, радостно, как показалось Чеховичу, заголосил.
— Свой план, составленный в самом начале, перед подписанием договора с Аслановым, — найти Камиллу и получить у нее либо сам текст рукописи, либо ключ к шифру, я выполнил, но этот план не привел к цели. Что же делать теперь?
Барбаросса рявкнул уже совсем почти по-собачьи, соскочил на пол и закружил вокруг кресла хозяина, продолжая голосить.
— Остается одно — сказал Чехович. — Проследить путь рукописи за все 550 лет, между Киршнером и Стэнфордом. А для начала выяснить, к кому попал документ от теолога — немца. Не хотелось бы тебя огорчать, Барбаросса, но мне снова придется отлучиться. — Кот в ответ протянул долгое, возмущенное «мя-ау». — Но есть и хорошая новость — успокоил его хозяин. — На этот раз, не на метле, а на обычном самолете.
