– Это документ! Давай-давай!.. фиксируй!..
Но как раз в этот момент в поисковом “глазке” видеокамеры кадр замигал и потух – сел аккумулятор.
– Ах черт!..
Но главное успели снять.
Обратный путь занял немного времени, да и страх все же подгонял – два друга успели до наступления темноты к автобусу. Им даже пришлось в селе Батьковщина подождать с полчаса, покуда наберется народ с белыми мешками из-под сахара (везут в город картошку и морковь) и рюкзаками, в которых возятся поросята и куры.
Вечером Петр Платонович позвонил знакомой журналистке с ТВО, Галке Харцевич, та приехала, усатая, веселая, и, быстро накурив в квартире, отсмотрев видеокассету, заорала во все свое воронье горло, что завтра же вечером, блин, в самое золотое время, блин, покажет ошеломленному городу сенсацию – эту попытку взорвать хранилище ОЯТ при полном отсутствии бдительности со стороны хвастливого и могучего Минатома...
10.
Он еще спал, когда зазвонил телефон – не слишком ли рано, в половине восьмого? Да и воскресенье, черт побери. Воскресать, подниматься с каменного дна сизого океана еще нет сил – за вчерашний день устал, и опять-таки все эти мерзости ожидают...
Ни свет, ни заря – наверное, неугомонная Люся...
Телефон умолк и снова зазвонил. Это уже серьезнее. Не Наталья ли? А может быть, пресса? Если Галка Харцевич уже успела растрепаться по городу о великой провокации Попереки...
– Слушаю.
– Я из телефон-автомата, – послышалось из трубки. – Ты у себя?
Голос женский, приглушенный. Кто же это?!
– Да я, я... – наконец, узнаваемо замурлыкала Соня. Софья Пантелеевна Кумкина-Поперека-Кошкина... и как ее теперь... Копалова. Странно, что ей надо. – Ты один?
Надо было ответить “нет”. Но что-то остановило. Может быть, у Тумбочки со Сластями есть любопытная информация.
– Я сейчас подъеду...
Прибраться в квартире? Нет. Она из мира чиновников, долго тут не задержится. Коммунисты клинья бьют? Велели передать, что публикация не по их вине? И теперь предложат свою крышу?
Но одеться-то надо. Не в трусах же встречать женщину, если даже она твоя первая жена.
Натянув брюки и накинув рубашку, еще босой, он отпер дверь – так быстро явилась Соня. Видимо, звонила из телефон-автоматной будки внизу, возле гастронома.
– Пливет... – слегка шаловливо прошептала Соня, все еще играя в маленькую девочку. – Не ждал?
Ах, Тумбочка со Сластями Внутри. Всему свое время. Наше с тобой времечко ушло, улетело через форточки и коридоры общаги, где царствовали запахи жареной картошки и дешевых одеколонов. Ах, ты и сейчас пахнешь сладкими духами... но не чрезмерно ли?
Она подставила губки дудочкой – все как бы играя, как бы сюда забежала просто так, пару слов сказать по старой дружбе. Но столь рано просто так в гости дамы к одинокому мужчине не приходят. Да и под плащиком с меховым подкладом у нее белая блузка, через которую всякие прелести просвечивают.
Оглянулась, потом очень серьезно, исподлобья посмотрела на Попереку:
– Ты, конечно, удивлен. Да, я многим рискую, придя к тебе... но мой муж сейчас, несмотря на воскресный день, на планерке... а я как бы поехала в юротдел завода... я же консультант на алюминиевом... Но я не побоялась, пришла сказать тебе, чтобы ты поостерегся, не делал в эти дни резких движений. Как бы презрительно восприми удар. Люди уважают силу.
– Резкие движения я только с тобой иногда в постели себе позволял... – хмыкнул Поперека, наливаясь веселой злостью и желанием выпнуть ее под жопку. – Что еще, мадам Коллонтай? Вы с этим явились?
Она обиделась. Она, видимо, прежде чем прийти, серьезно подумала. У нее и любимое выражение было всегда: мне надо подумать... Так вот, подумав и придя, она, кажется, недоумевала, почему же Поперека не радуется ее приходу, не благодарит, на коленях не стоит?
– Странно, – только и пробормотала Соня. – Очень даже странно с твоей стороны. Я для тебя теперь совсем чужая?
“А кто же ты”, – хотел резануть Петр Платонович, и вдруг ему стало неловко. Он никогда женщинам не мстил, с женщинами не позволял себе быть хамом.
Только раз ее обидел при людях, когда в университете на вечере бальных танцев (ах, эти танцы! Не уходят из памяти, почти как первый лазер!) он, Поперека, стройный, верткий, как юла, отплясывал под аплодисменты с одной девицей с физмата и получил специальный приз – магнитофон, по тем временам гигантский приз, который он тут же отдал партнерше... а они с Соней были уже муж-жена. И вот она, низенькая, косолапая, подрулила к своему любимому:
– Станцуй и со мной... – он смутился. Это было бы ужасно смешно. Impossible. И он, оскалясь, буркнул. – Дома, дома, в темноте... чтобы никто не видел...
А ей так хотелось пройтись с ним перед всеми по паркету актового зала. Смертельно обиделась, насупилась, как карась.
Точно, как сегодня. И Поперека, пожалев ее, что ли, не долго думая, обхватил пышную, жаркую, и понес к постели – она же для этого пришла? Впрочем, она не сопротивлялась... только когда уже были нагие, вместе, замурлыкала, как в девичестве.
– Зачем ты меня бросил? Я бы тебе помогала... я этих людей хорошо знаю, я бы советы давала...
Как ей объяснить, что ЭТИХ ЛЮДЕЙ она узнала уже позже. И кажется, сообразив это, принялась шептать ему в волосатую грудь:
– Но я тебе буду, буду помогать... ты такой горячий... неосторожный... Мы ведь оба с тобой патриоты? Ведь ты патриот? Ты как Гарибальди...
– Гори-балда?
– Перестань паясничать!
– Это вы паясничаете над паюсной икрой... ладно, прости...
...Когда она ушла, Петр Платонович, морщась, открыл окно нараспашку – чтобы выветрился запах ее дурманных духов.
Телефон долго молчал. Но вечером, когда по телевизору показали документальные кадры, снятые вчера на секретной территории Рабиным, грянули звонки. И Поперека с мстительной усмешкой, почти равнодушно поднимал трубку.
– Да-с?
Были люди, которые его упрекали за эту детскую опасную шалость. Были те, кто хохоча, кричали: молодец! Люся восторженно визжала в трубку, декламируя сочиненные ею стишки:
– В вашу атомную ГЭС Поперека наш залез!
Сын позвонил:
– Ты, папа, глупый. Ты никогда и депутатом не будешь. – Но не верит Петр Платонович, что сын говорит это всерьез – насчет глупости. Сложный мальчик. Может быть, даже восхищается.
И уже поздно вечером в трубке задышала Соня. По мере того, как она говорила, ее голос менялся – становился то жестким, комсомольским, звеняще-стальным, то дрожал и слабел.
– Как ты мог?.. Запомни... я к тебе не приходила... Ты – чужой, ты всю жизнь поперек... Ты враг! Ты хуже врага, потому что ты наш... Ты никого не любишь... ты над всеми смеешься... Я к тебе не приходила... прощай.
11.
В понедельник, судя по всему, в городе среди начальства началась паника. Рабин слышал по радио, что администрация области собрала совет безопасности.
Утром во вторник вышел номер “Дочери правды”, где огромными буквами по первой полосе шли строки: ПОПЕРЕКА ХУЖЕ ШПИОНА!
Напечатали и фотографию, сделанную, видимо, с экрана телевизора: у бетонной стены – некий груз с проводами и часовым механизмом.
А в большой областной газете “Красносибирская звезда” об инциденте в Атомном городе появились всего семь строчек: “Как сообщает наш корреспондент, известный физик-эколог Поперека П.П., в прошлую субботу с целью проверить уровень охраны Красносибирска-99, прошел в секретную зону через лес возле с.Батьки и оставил возле “мокрого хранилища” ОЯТ муляж бомбы”.
Петр Платонович ожидал чего угодно: что его вызовут куда-нибудь, в ФСБ или прокуратуру, или прямо в лаборатории арестуют, но его не трогали. Телефон разрывался от звонков, и сотовый, если включить, тут же начинал мурлыкать, как Соня в юные годы, но звонили в основном доброжелательно расположенные к нему люди – врачи из группы “Зеленый крест”, молодежь из независимого экологического движения. Но кто-то проорал в трубку и такие слова:
– Тебя ЦРУ за сколько купило, падла?! Ты, курва, может, нарочно отвлекаешь, пока твои кореша настоящую бомбу подложат?..
По городу пронесся слух, что помимо муляжа Поперека оставил, но не заснял, конечно, на видеопленку настоящую мину – она была брошена через забор на территорию хранилища. И будто бы не взорвалась лишь потому, что ударилась о кирпич и детонатор отлетел...
Наталья позвонила:
– Петя. Я что хотела сказать. Ложись ко мне... я имею в виду – палату ВИП. Пусть думают: у тебя горячка... не тронут...
– Что?! Думаешь, я их боюсь?!.
– А если и решат, что испугался, – спокойно продолжала врач, – тем более перестанут ожидать от тебя очередных шалостей. Хватит же, Петя! Квиты. Они тебя – ты их.
Своим звонком она застала его в лаборатории. Был четверг. Нужно было работать, работать. Удовлетворенный тем, что он доказал городу, что не помер, и хоронить его рано, Поперека дописывал статью для женевского журнала. Мы вас, гады, на чистую воду выведем. Вы думаете, нас можно втихаря добивать сбросами в реку... Война Минатому!
