ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Лукка? — раздался голосок сестры. Стояла уже середина ночи, но, похоже, она еще не ложилась. Как и верная дворцовая прислуга. Их всех разбудили его ночные телефонные звонки. Сейчас они готовы выполнять его приказания.
— Да, Реджина.
— Только не говори мне, что ты не возвращаешься домой! Тебя не было почти два месяца. Я уже, как могла, успокаивала родителей.
— Ты настоящий друг. Окажи мне еще одну услугу.
— Лукка...
— Scusimi, сага[6]. Не говори, только слушай. Это важно. Сейчас половина пятого. Через три часа вертолет должен ждать нас в аэропорту Ниццы. Нам нужна секретность, так что встретимся за завтраком на борту самолета.
— Но...
— Пока ни о чем не спрашивай. Я полночи работал, и у меня есть всего несколько часов до приземления самолета, чтобы чуть-чуть поспать. На все твои вопросы я отвечу при личной встрече. Ciao.
Лукка повесил трубку. Теперь, обо всем позаботившись, можно и отдохнуть. Положив телефон на столик возле постели, он перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку, чтобы поспать хоть остаток ночи.
— Ваше Высочество?
Сквозь волны подступающего сна он услышал голос стюарда и застонал.
— Ну, что там?
— Вы просили разбудить вас в семь часов.
Лукка нахмурился, затем посмотрел на часы. Он проспал уже три часа? Как это могло случиться?
— Принцесса Александра еще не встала?
— Если и встала, то из своей спальни не выходила.
От мысли, что он увидит Алекс, Лукка почувствовал прилив адреналина и окончательно пробудился.
— Прежде чем мы приземлимся, попросите ее зайти ко мне.
Стюард кивнул и вышел.
Приняв душ и побрившись, Лукка открыл платяной шкаф.
— Желтовато-коричневый костюм, думаю, с коричневой шелковой рубашкой. Галстука не надо, — пробормотал он себе под нос после недолгого раздумья.
Пять минут спустя он вошел в салон и обнаружил, что Апекс сидит возле окна и пьет кофе.
— Buongiorno, Александра.
— Buongiorno. Come va[7]?
Наверное, спросила у стюарда, как сказать. Ему понравилось, что она уже делает попытки изъясняться на его родном языке. Когда-нибудь она заговорит бегло.
— Va bene. Grazie[8]. — Его взгляд поймал шелковую блузку мандаринового цвета и серые хлопчатобумажные брюки. У нее превосходный вкус. Большинство его знакомых итальянских женщин не были такими высокими. И ни в одной из них не было такой безыскусной искушенности. Поймав себя на том, что с удовольствием рассматривает ее, он налил себе кофе и сел напротив.
— Как спали?
Она неосознанным женским жестом убрала волосы с виска.
— Наверное, так же хорошо, как вы.
Хохотнув, он глотнул горячий кофе.
— Если мы всегда будем откровенны друг с другом, у нас не возникнет проблем.
Появилась надпись «Пристегните ремни».
— Вы раньше бывали в Европе?
— Нет.
Они оба пристегнулись.
— Завидую вам, ведь вы все увидите впервые!
Как только они подрулили к остановке, Лукка позвонил кому-то по телефону. Алекс чувствовала: как в самолете, так и вне его разворачивается бурная деятельность.
Шаги по коридору отвлекли ее внимание от иллюминатора. Ее ухо уловило женский голос.
Стюард вкатил на тележке завтрак. Вслед за ним вошла женщина, которая никак не могла быть матерью принца.
— Лукка... — воскликнула очаровательная незнакомка, бросившись к нему. — Она была высока ростом, с копной блестящих черных кудрей и фигурой не хуже, чем у Джины Лоллобриджиды.
Это и есть женщина, которую он любит? Сверкнув темными глазами, он бросился к ней и заключил ее в объятия.
- Реджина! - пробормотал он.
При виде того, как Лукка обнимает это соблазнительное тело, одетое в ультрамодный полосатый топ и темно-синие с белым брюки, Алекс застонала про себя. Хотя она и обещала себе помогать им обоим, но не ожидала, что так разволнуется.
У нее на глазах происходило нечто очень личное. Женщина плакала навзрыд. Слезы, казалось, текли из ее души, да и почему нет? В конце концов, разлука, должно быть, тяжела для них обоих... Даже Алекс, в словарном запасе которой было всего с десяток итальянских слов, могла сейчас сказать, что Лукка мурлычет ей ласковые слова. Внезапно она почувствовала непреодолимое желание, чтобы ее полюбили так же.
Стюард продолжал сервировать завтрак, не обращая ни малейшего внимания на встречу влюбленных. Алекс хотелось бы оставаться такой же безразличной.
-Реджина! Я хочу тебя кое с кем познакомить! - Лукка перешел на английский.
С бешено колотящимся сердцем Алекс развернулась и оторопела: красивое лицо и влажные глаза незнакомки, глядящие на нее, были точной копией Лукки в женском варианте.
Это его сестра!
Алекс накрыла волна облегчения.
— Позволь представить тебе княжну Александру Карлайл Григори. Александра, я хочу представить вам мою единственную сестру, принцессу Реджину Скьяпарелли Витторио.
— Как поживаете? — одновременно спросили обе женщины и обменялись рукопожатиями.
Озадаченный, полный любопытства взгляд Реджины не шел ни в какое сравнение с изумленным выражением лица Алекс. Пытаясь прийти в себя, она сделала ошибку и взглянула на Лукку.
Его глаза были настолько радостными, что Алекс поняла: он, наверное, думает о свободе, которую наконец получил. Очень скоро он отправится к своей возлюбленной и скажет ей, что теперь нет никаких препятствий для их взаимоотношений...
— Реджина, я хочу, чтобы ты первой узнала, что Александра согласилась стать моей женой!
Карие глаза Реджины изумленно смотрели то на Алекс, то на Лукку.
— Это правда? — запинаясь, спросила она, словно боясь поверить словам брата.
— Бог свидетель, — торжественно ответил он.
Глаза Реджины загорелись, и она чуть не задушила Алекс в своих объятиях.
Сестра Лукки снова зарыдала, но, похоже, теперь это были слезы радости за брата, который наконец нашел долгожданную жену. Все эти годы Реджине приходилось видеть боль Лукки... Сейчас она неправильно поняла ситуацию, но это было неважно.
Поверх плеча Реджины Алекс посмотрела в глаза Лукке. Они благодарили ее. Она улыбнулась ему, давая понять, что он может быть уверенным в ее дружбе. Он улыбнулся ей в ответ. Мгновение было настолько прекрасным...
Наконец Реджина отпустила ее.
— Простите, - сказала она, вытирая глаза. - Какой сюрприз!
— Я никогда не знала, что значит иметь сестру, — призналась Алекс. — Теперь у меня есть вы.
Реджина мягко засмеялась, но весь ее вид свидетельствовал, что она сгорает от любопытства.
