такими же приторно-голубенькими обоями. Кроме четырех стульев, телевизора и доски на стене, больше в комнате не было ничего, даже портретов благонравного старичка-корейца. Валера остановился у доски, все сели на стулья, всё, как и должно быть на лекции.
Держа в руках три фломастера красного, синего и черного цвета, Валера уже открыл рот, как Сингапур со знанием подсказал:
— Сначала было слово.
Валера терпеливо пропустил это.
— Бог создал человека по образу и подобию своему, — как на экзамене, с расстановкой и, даже с выражением, начал он, записывая красным фломастером на доске слово «Бог» и обводя его в овал; далее он написал «М» и «Ж». Сингапур хихикнул. Валера торопливо подписал «ужчина» и «енщина» и тоже обвел их в овал. Ниже он записал «душа» и «тело», и их в овал заключил. — У человека есть душа и тело, — комментировал он.
— А разум? — влез Сингапур.
— И разум тоже.
— А его, почему тогда в кружок не записали? — поинтересовался Сингапур. Валера растерялся, слово «разум», вероятно, не вписывалось в схему его доказательства.
— Разум… он вообще, — быстро соображал он, — разум, он… неотъемлемая часть, он подразумевает собой… Вы дальше всё поймете, — наконец, нашелся он, быстро записывая на доске слова «красота», «совершенство», «доброта», и проводя от них черточки к слову «душа»; к «телу» же он подсоединил «секс», «сон» и «еда», комментируя уже ни так вкрадчиво и размеренно: — Душа человека постоянно стремиться к красоте, доброте и совершенству, — фломастером он указывал на записанные слова, — а тело — к сексу, сну и пище. Мы не можем хотеть есть и спать постоянно. Насытившись и отдохнув, наше тело уже не требует пищи. Душа же постоянно стремится к совершенству: мы всегда хотим быть чище, добрее, наша душа стремиться к красоте, так как красота спасет мир. И преподобный Мун создал учение «Объединения», в этом учении он рассказывает людям, что нужно быть добрее и стремиться к красоте и совершенству, ибо такие люди — стремящиеся к совершенству угодны Богу и найдут спасение. Мужчины, стремящиеся к совершенству, встречают женщин, стремящихся к совершенству, и создают совершенные семьи, где рождаются дети, которые, по примеру своих родителей, также стремятся к совершенству, становясь, таким образом, угодными Богу. Когда дети, выросшие в любви и стремлении к совершенству, доходят до возраста мужчин и женщин, они так же вступают в брак с такими же, выросшими в любви и стремлении к совершенству, мужчинами и женщинами и, в свою очередь, создают совершенные угодные Богу семьи и…
— И так далее, — прервал его Сингапур. — Здесь всё понятно: в своем роде мичуринцы, этакие селекционеры. Голубая кровь, — Сингапур, и все, невольно следуя его взгляду, глянули на обои. — Истинные арийцы. Что ж, здесь все логично. Согласен. Ну что ж, давайте дальше, — подбодрил он, уже с трудом заставлявшего себя улыбаться Валеру. И Лиза, до этого с благоговением слушавшая лекцию, теперь настороженно заглядывала на Сингапура, вальяжно рассевшегося на стуле.
— Мне трудно будет вам объяснить, если вы и дальше будете себя так вести — так… — он не договорил, вздохнул, сосредоточенно посмотрел на Сингапура и, видно, крепко взяв себя в руки, произнес: — Если вы хотите узнать истину, — он сделал значительную паузу, — то должны дослушать меня до конца и не прерывать подобными возмутительными, (наконец нашел он слово), репликами.
— А вы знаете истину? — в который раз, и уже совсем придурковато посмотрел на «лектора» Сингапур, даже прищурился и подался вперед, что бы поближе рассмотреть такого человека.
— Да, знаю, — последовал ответ.
— Это, замечу вам, любопытно, даже я бы сказал архилюбопытно. И в чем же она? Даня, глянь, если я не ошибаюсь, она в нашем пакете.
Данил демонстративно заглянул в пакет, где наготове стояли две бутылки красного крепленого вина, и утвердительно кивнул.
— По-моему вам все это не интересно, — опустил руку Валера. Он устал и видимо хотел уже распрощаться.
— Отнюдь, — возвысил голос Сингапур, — только вы забываете, что перед вами не обиженные жизнью, уволенные с работы работяги, перед которыми вполне достаточно вырядиться в костюм, улыбаться, и, с умным видом, нести им ересь о душе и теле напрочь лишенных разума, думающих, где бы чего пожрать, а удовлетворившись, стремящихся к красоте и совершенству под бубны и песнопения типа: Хари рама, Харя в раме. А потом, как псы, рыскать по городу в поискать совершенной суки, оттрахать ее в угоду Господу и наплодить таких же угодоподобных. И всё в шоколаде. Главное, что он свободен, и вправе выбирать — креститься ему до или кастрироваться после. Главное он сам, свободный, всё понявший и осознавший, что во всем виноваты попы — к смирению его призывающие. А нате вам, выкусите, а не смирение! Теперь у него новая вера, понятая и принятая, теперь он бетмен, даже круче — альтист Данилов. Нет — дантист Корнилов. Нет — еще круче — бабтист Вавилов. Потому что в себя главное поверить, и первое — костюм! и галстук! и улыбаться! — главное улыбаться. И прямиком в бизнес-класс, где научат, как правильно гербалайф всяким, таким же, впаривать. И вот он уже с новой верой, в новом синем костюме, белой рубахе и при зеленом галстуке в горошек, ходит по городу, лыбиться, как гуимплен, и втюхивает всем и каждому коробки с утюгами и фенами или открытки с мессией с кроликами и оленятами, или фломастера в помощь детям Германии. Я к чему всё это. Вы хоть когда с людьми общаетесь, различайте — ху из ху. Перед вами сидят два раздолбая студента, вовсе не обиженные жизнью и знающие, что голубую рубашку, желтый галстук и костюм жуткого мышиного цвета, с белыми носками к черным мокасинам с Черкизовского рынка, может напялить или колхозник на свадьбу племянника, или менеджер низшего звена, который уверен, что в таком клоунском наряде, он будет выглядеть если не солиднее, то умнее. Вы обмолвились, что логически можете мне объяснить веру и даже любовь, что само по себе полная бредятина. Но раз так, то валяйте. Но знайте главное, — Сингапур сбавил обороты. Валера, ошалевший, остолбенело замер, не известно к чему готовый. — Я ни сколько не желаю оскорбить вас в вашей, уверен искренней, вере, но и вы постарайтесь понять меня. Я искренне хочу разобраться, чем ваша вера истеннее, и главное, меня сразило слово логика. Так давайте ее и придерживаться, а не окучивать нас тут общими словами, как нравственность и совершенство. Вы не депутат, а мы не электорат. Согласны? — он с неподдельным вниманием и, даже какой-то внезапной, покорностью уставился на лектора. Неизвестно
