каких сил потребовалось Валере, что бы он сдержался. Бледный стоял он у доски во все время этого… монолога, до красноты сжимая в кистях фломастеры. Данил, крепко расставив ноги, запустив обе руки в пакет, железно обхватил горлышки обеих бутылок, готовый вскочить и выхватить их. Лиза, та просто обмякла на стуле, лишь нервно сглатывала и мертво уставилась взглядом в доску, где были аккуратно записаны и обведены в овал, слова «Бог», «душа», «совершенство»…
Валера улыбнулся… вернее, заставил себя улыбнуться, оправил серого цвета костюм, из-под которого предательски выглядывала ярко-голубая рубашка, и зеленый галстук в белый горошек, поправил галстук. Вздохнув, он осторожно смерил взглядом Сингапура, покорно сидевшего на стуле, и сказал:
— Вы очень сложный человек. Бог вам судья. Я продолжу свою лекцию, с одним условием — вы будете слушать, и, пожалуйста, держите свои эмоции в руках.
Сингапур покорно кивнул.
Сняв крышку с красного фломастера, Валера закрыл его, снял крышку с синего фломастера, поднес фломастер к доске, опустил руку.
— Что вы хотите услышать? — наконец спросил он.
— Ваш преподобный Мун — мессия, так?
— Да.
— Вот и объясните мне логически, почему именно он мессия.
Лицо Валеры преобразилось. Уверенно поднес он красный фломастер к доске и написал слово «Бог», заключив его в овал, заговорил всё увлеченнее и увереннее, и тем увлеченнее и увереннее, что теперь Сингапур сидел смирно и смиренно слушал, лишь изредка воротя скучающее лицо к окну, за которым тихо, в тревожном вечернем свете затаились березы.
— После того, как Бог создал землю и эдемский сад, он создал человека — Адама и Еву, — рассказывая, Валера аккуратно рисовал человечков символизирующих Адама и Еву, деревья, символизирующие райские кущи, на одном дереве нарисовал кружочек, символизирующий яблоко, нарисовал змея. Подробно рассказывая историю грехопадения, он проводил стрелки от змея к Еве, от Евы к Адаму. — …Ведь съев это яблоко, они прикрыли свои срамные места, как ребенок, без спросу съев варенье, прикрывает то место, которым он согрешил, а именно свой рот. И Бог изгнал их из рая, изгнал потому что любил их, — как мать наказывает своего ребенка — наказывает любя…
Сингапур все чаще заглядывал за окно, уже ерзая на стуле, все еще, терпеливо слушал. Рассказывая, Валера изображал зло черным фломастером, добро — красным, все остальное, вроде Адама, Евы и прочих их отпрысков — синим. Валера рассказывал об убийстве Каином Авеля, объясняя, что все зло сконцентрировалось в Каине и в его потомках. Сингапур слушал. Слушал он и как Исаак родил Иакова, как Иаков родил Исаака. Валера аккуратно записывал имена всех потомков Адама и Евы, деля их на добрых и злых, записывая первых красным, вторых — черным. Наконец он дошел до пришествия Христа… Вот уже подобрался к нашему времени, как красный фломастер вдруг кончился. Невозмутимо, Валера стал изображать добро синим; рассказывая, как много зла скопилось за это время и как все стали ждать второго пришествия мессии, которое, по всем признакам, уже состоялось, просто люди, по своей привычке, не признают пророка в своем отечестве и…
— И главное! — не выдержал Сингапур. — Главное — причем здесь ваш Мун? Он что и есть этот самый мессия?
— Да.
— Да с чего вы это взяли?! Вы грозились логически это доказать. Факты. Пошли по пунктам, а то мне все это, кто там кого родил, осточертело. Во-первых, — Сингапур поднял руку и загнул мизинец.
— Первое доказательство, — внушительно произнес Валера. Выдержал паузу. — Преподобный Мун непорочен.
— В смысле? А как же… — Сингапур сделал движение рукой в ту, большую комнату, где висели портреты старичка.
— Нет, вы не правильно поняли, — снисходительно заулыбался Валера, Лиза, к слову, тоже. — Непорочен — значит, у него до брака не было женщин, а в браке есть лишь одна — его супруга.
— Что, и всё??
— Нет, он создал свое учение «Объединения».
— Это про мичуринцев? — ляпнул Сингапур.
Валера побагровел.
— Ладно, оставим ученье в покое, вернемся к первому, — успокаивающе Сингапур выставил ладони, — С чего вы взяли, что он непорочен?
— Я знаю это, — твердо произнес Валера.
— Да с чего вы это знаете, вы, что со свечкой у его кровати стояли, тенью за ним ходили, с чего вы это взяли??!!
Валера сосредоточился, и привел просто убийственный аргумент:
— Если за стенкой, в той комнате, стоит стул, а вы его не видите, то это же не значит, что его нет?
— Вот и приехали, — усмехнулся Сингапур. — Вы мне что, предлагаете слепо поверить в непорочность вашего многодетного старичка?
— Никакой слепой веры, — нервически воскликнул Валера, — это истина, преподобный непорочен.
— Да с чего?
— Я знаю!
— А я знаю, — яростно парировал Сингапур, — что этот ваш Мун — гомосексуалист со стажем педофила — я это знаю, как и то, что за стенкой не стул, а тумбочка, и что вы здесь все кретины в голубых рубашках!
И вновь какой-то меломан, живущий как раз, за этой самой стенкой, за которой должен быть или стул или тумбочка, на всю, на весь двор врубил «Уматурман».
— Девушка Прасковья из Подмосковья за-за-занавескою плачет у окна. На-на-на-на-на-на-на. На-на-на-на-на…
— Убью! — прорвалось сквозь это нескончаемое «на-на-на». Схватив стул, Валера занес его над Сингапуром, как Лиза, заглушая «Прасковью», дико завизжала. Валера замер. Сингапур нырнул в сторону. Стул рухнул где, только что был Сингапур, и Сингапур слева, с разворота всадил Валере в печень.
— Стоять на месте, на месте стоять, иначе рискуешь ничё не понять, — по-реперски сурово доносилось из-за стены — «Уматурман» читал о «Ночном дозоре». Лиза визжала, вцепившись руками в свои волосы. Сингапур молотил кулаками Валеру куда попало. Данил оттаскивал его. — Но тут налетели на ведьму тени и говорят: не бывать преступленью, — с подлецой читал «Уматурман». — Ну что же ты, что же потупила взор? Сдавайся ведьма — Ночной дозор…
В комнату ввалились муновцы.
— И треснул мир напополам, — уже запел «Уматурман».
— Парни, всё нормально! — выставив руки с бутылками вина, кричал Данил. — Всё нормально! Мы уходим!!
— И льется кровь, идет война добра со злом, — на распев комментировал «Уматурман».
— Пацаны, всё отлично, Муну привет! — сквозь музыку кричал Сингапур, бочком, вслед за Данилой, быстро проскочив мимо ошалевших муновцев. И в носках, туфли в руках, они выскочили из квартиры, уже на площадке наскоро обувшись и не медля, к квартире Данила.
— Их там человек десять — ты видел?! — открывая дверь, говорил Данил.
— Откуда они? — уже в квартире спрашивал Сингапур.
— Затоптали бы! — отдышливо продолжал Данил, — Там у них же проходной двор. Там народу бывает разного, и все такие, — он крутнул пальцем у виска. На кухне он
