– Давайте как-нибудь так разберемся?
– Как «так»?
– Как-нибудь…
– Не еби вола. Бери рюкзак и пошли с нами, а то сам знаешь, что будет.
– И чтоб без глупостей, – говорит второй мент. – Шаг влево, шаг вправо – удар в нос.
Оба улыбаются.
Менты останавливаются в темном коридоре, у двери в камеры хранения.
– Значит, говоришь, студент? – спрашивает первый.
– Ага.
– Сколько у тебя пива?
– Шесть.
– Четыре бутылки сюда, и чтоб я тебя здесь больше не видел.
– А может…
– Ты что, хочешь, чтоб мы тебя оформили за спекуляцию? Конфискуем все пиво – это раз. Две тысячи штраф – это два. В институт твой бумага пойдет – три. Хочешь?
– Нет.
– Тогда давай пиво.
– Прямо здесь?
– А где?
Я расстегиваю рюкзак, достаю четыре бутылки. Первый мент берет по две в каждую руку, ногой открывает дверь в камеры хранения. Он проходит внутрь, дверь захлопывается. Слышно, как он говорит тетке: «Ивановна, дай пятнашку».
Я спрашиваю второго мента:
– А остальное можно продать?
– Э, ты вообще оборзел? Остальное продать… Сейчас я тебе, блядь, продам. Никто с тобой не шутит… Еще раз здесь увижу… Все, вали отсюда – на нервы действуешь.
Я закидываю рюкзак на плечо, выхожу на улицу.
Еще темно. Бабки – опять на месте.
Ставлю рюкзак на лавку беседки, достаю бутылку, открываю. Светятся окна дома. Я делаю глоток. Пиво теплое, невкусное. Дядька с длинными волосами и лысиной на макушке садится в двадцать первую «волгу». Мотор заводится, начинает тарахтеть.
Я отпиваю еще – делаю долгий глоток, как мои мужики-покупатели. «Волга» выезжает со двора. Где-то тявкает собака.
Пиво дает по башке. Я открываю вторую бутылку, швыряю крышку в кусты.
Подходит дед с собачонкой на поводке.
– Паренек, не отдашь бутылки?
– Берите, – я наклоняюсь, подаю ему пустую.
– Спасибо тебе, сынок. Дай тебе бог здоровьечка. А то пенсия маленькая, и еще с собакой столько расходов… Каждая копейка дорога…
– Понимаю.
– Ну ладно, я потом подойду за второй.
Небо над домами светлеет. Из подъезда выходит бабка в темно-зеленом пальто, идет ко мне.
– Что ты здесь делаешь?
– Ничего, пиво пью – видите?
– Да-да, рассказывай. Ждешь, что люди пойдут на работу, чтоб к кому-нибудь в квартиру залезть?
– Ничего я не жду Просто есть время перед занятиями. Я студент.
– Ага, студент он. Скажи еще – профессор. Знаю я таких… Ну-ка отсюда, а то милицию вызову.
Я отпиваю пива, тупо улыбаюсь.
– Улыбайся, улыбайся. Я пошла в милицию звонить.
Бабка идет к подъезду. Возвращается дед с собакой. Я допиваю пиво одним глотком, отдаю ему бутылку.
– Спасибо тебе, сынок, спасибо.
– Вот еще две.
Я достаю из рюкзака пустые бутылки – два работяги взяли пиво «на месте». Дед сует их в карманы куртки, они не влезают, он держит две бутылки в руке.
– Спасибо, сынок, спасибо. Вот что значит – человек. Не то что все эти… За сто рублей зарезать готовы…
***
Жду Олю в холле журфака, у доски объявлений. На электронных часах – 20:02. Только что был звонок, народ спускается по лестнице к гардеробу.
– Привет.
Оля. В черных джинсах, с сумкой и пакетом «ЦУМ».
– Привет.
– Я сейчас – только возьму куртку в гардеробе.
Выходим на улицу. Студенты расходятся в разные стороны. Некрасивая полная девушка садится в «мерс» с литовскими номерами.
– Проводить тебя домой или просто погуляем?
– Давай погуляем.
– Хорошо. Как вообще дела?
Оля резко пожимает плечами.
– Никак.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего не случилось. Просто никак.
Идем молча. Я смотрю под ноги. Темно, холодно и неуютно.
Оля говорит:
– Знаешь, иногда так хорошо, что жизнь кажется сплошным кайфом, и ничего больше не нужно. А иногда все так мерзко, что хочется убежать…
– Куда убежать?
– Если бы я знала… Ты когда-нибудь думал о том, чтоб уехать из этой страны?
– Нет.
– А я думала. Много раз. Нет, я многое здесь люблю – по-своему, – и я бы не хотела уехать навсегда, чтобы никогда не возвращаться, не приезжать… Но иногда мне так жутко… Кажется, что нет никакого просвета.
У пустого темного здания ГУМа суетятся гаишники.
– Наверно, Шушкевич едет к себе на дачу, – говорит Оля. – Или Кебич. У них дачи в Дроздах.
Впереди нас идут два пацана лет по двенадцать. Оба – в грязных куртках, курят сигареты с фильтром. -…Они водку возят из Москвы и здесь у нас продают. Там берут по тридцать рублей бутылка, а здесь продают по сто и больше.
– Андрон говорил – будет машину брать, «мерс» восемьдесят девятого года, почти что новый, вообще цивильно. А тут бы хоть велик взять…
– Велик – говно. Если захотеть, велик можно за месяц купить… Только нам сейчас не до велика, скажи?
Оба смеются. Один оглядывается, смотрит на нас.
– Я б лучше с бабой походил, чем на велике. Только чтоб с бабой ходить, нужно чтобы каждый день сто баксов было в кармане, прикинь?
– Ага… Тридцать пять – двадцать один, ноль три – двадцать четыре…
– Что это?
– Номера машин.
– На хуя тебе?
– Просто так. А прикинь, если все номера машин записывать, а? А если по авторынку ходить и все номера записывать, да?
– Тебе еще б и пизды насували – хули это ты тут делаешь?
Пацаны хохочут.
Проспект Скорины – пустой, ни одной машины. Гаишник смотрит по сторонам.
Пацаны выскакивают на середину проспекта, корчат рожи, кривляются, орут:
– Мент поганый! Сука! Пидарас!
Гаишник кидается на них, пацаны убегают в арку дома.
Оля говорит:
– Может, пойдем?
Мы спускаемся в подземный переход. Сморщенная бабка продает сигареты «Bond». Наверху визжит сирена.
Оля молчит, прикусывает губу.
Я спрашиваю:
– Тебя проводить домой?
– Нет, не надо.
– Точно?
– Точно.
– Что-нибудь не так?
– Нет, все в порядке. Просто я хочу побыть одна. Дальше не надо со мной идти, хорошо?
– Хорошо. Пока.
– До свидания.
***
На ступеньках корпуса «А» курит Наташа в длинной черной шубе. Я подхожу.
– Привет.
– Привет, Вова. Попьем кофе?
– Давай.
Заходим в кафетерий булочной, я говорю продавщице:
– Два кофе.
Она берет жестяную банку, на глаз насыпает кофе в два толстых низких стакана, кладет по ложке сахара, льет кипяток из белого чайника.
– Двести двадцать.
Я даю продавщице две «рыси» и двух «зайцев», несу стаканы к стойке.
Наташа спрашивает:
– Как твои дела?
– Нормально. А твои?
– С одной стороны, супер, а с другой – очень плохо. Я познакомилась с парнем, даже, в общем, не с парнем, а с мужчиной. Но он араб. У тебя есть знакомые арабы?
– Не-а.
– А ты не расист?
– Нет, не расист.
– Тогда буду рассказывать дальше.
Она отпивает кофе, я тоже делаю глоток.
– Значит, он араб. Из Марокко. У него своя фирма, продают автомобильные краски. Снимает квартиру здесь рядом, на площади Победы. Знаешь, за сколько?
– За сколько?
– За сто пятьдесят баксов. Неслабо?
– Ага.
– И каждый день меняет цвет.
– Как меняет цвет? Что, кожа то светлее, то темнее?
– Нет, ты что? Цвет одежды. То все в синих тонах, то в зеленых. Ему, главное, все идет. Он такой вообще…
– А что тогда очень плохо?
– Кажется, я от него залетела. Но мы не трахались. Мы с ним еще не трахались – я его хочу, но не надо, чтобы сразу… В общем, у нас ничего не было, только петтинг. Но мы напились, представляешь – два литра мартини на двоих. Нормально?
– Ну да.
– И я ничего не помню. А потом… Но я ему уже сказала. Он, если что, даст деньги на аборт.
– А как насчет девушек?
– Что насчет девушек?
– Ну.. Ты – с девушками…
– Никак. Я решила, что буду только с ним.
– Тоже правильно.
– Нет, конечно, неправильно, но будет видно. Ладно, я побежала. Спасибо за кофе. Пока.
Наташа проходит мимо стоек, открывает дверь. В ее стакане почти столько кофе, сколько было. На краю – след фиолетовой помады.
***
У здания Верховного Совета топчется мент. Прожектор освещает герб со всадником и бело-красно-белый флаг.
Оля говорит:
– Давай сходим в магазин. Я хочу мороженого.
– Холодно же… Может, лучше куда-нибудь в кафе?
– Нет, я хочу именно такого, из магазина.
Оля разворачивает бумагу, откусывает край вафельного стаканчика.
– Ты точно не хочешь?
Я мотаю головой. Мы выходим из магазина, я придерживаю дверь.
Оля говорит:
– Я когда маленькая была, очень мороженое любила. Помню, когда появилось в желтой глазури, потом в шоколадной – самое вкусное. У меня тогда было два кайфа – мороженое и мультфильмы. Чтобы с мороженым – и к телевизору, смотреть мультики. Самые лучшие – «Ну погоди», конечно. Ну, и другие тоже. Помнишь, был мультик – «Пластилиновая ворона»?
– Помню, мне он тоже нравился.
– А еще были японские мультфильмы, в «Спокойной ночи, малыши», помнишь? Я так удивлялась этим их иероглифам в титрах… А потом уже взрослые фильмы – «Шерлок Холмс», «Место встречи изменить нельзя»… Тебе нравятся про Шерлока Холмса?
