— Смотри! — сказал он. — Это дорога!
Это была только узкая, извилистая тропинка через лес. В одном месте, где опавшие листья были разворошены до самой сырой земли, можно было разглядеть свежий отпечаток — рисунок голой человеческой ступни, большой палец которой похож на большой палец человеческой руки. Дорога казалась тропинкой в родном земном лесу — не менее мрачном и зловещем.
Но все вокруг было тихо. Даже птицы замолкали при их приближении, и нигде не двигалось ни одно живое существо.
Монт не стал раздумывать над этим, а лишь следил за тропинкой.
* * *
Они едва успели пройти метров двести, как холодным, мокрым кулаком ударил ураган.
Сквозь деревья прошла настоящая стена ветра, а с невидимого неба донеслись металлические раскаты грома.
Подгоняемый ветром дождь заколотил по деревьям и превратился в множество водопадов, мгновенно пропитавших землю.
Монт, опустив голову, продолжал идти вперед, слушая доносившиеся сзади проклятия Чарли.
Дождь был прохладным и приятно освежал разгоряченную кожу; буря так очистила воздух, что Монт снова мог свободно дышать. Несмотря на рвущий нервы грохот, он чувствовал себя лучше, чем раньше. Перестало свербить в носу, и даже его будто набитое наждачной бумагой горло уже не было таким шершавым.
Он непрерывно внимательно осматривался вокруг, но трудно было разглядеть что-либо, кроме потоков дождя, истекающих водой кустов и еще более потемневших от воды стволов деревьев. Гром гремел, не переставая, и так сильно, что невозможно было разговаривать. Высоко над ними качались и стонали на ветру громадные ветви.
Монт промок до нитки, но ему было все равно; откидывая падавшие на глаза мокрые волосы, он продолжал идти вперед, сосредоточившись на том, чтобы ставить одну ногу перед другой и внимательно смотреть вперед.
Света еще было достаточно, но он был серым и безрадостным, почти таким же угнетающим, как и дождь. Призрачный свет от теперь уже полностью скрывшегося солнца, в котором чувствовалась гроза приближавшейся темноты.
Вон там!
В стволе гигантского дерева справа от дороги, странно напоминавшего калифорнийское красное дерево, было большое, черное отверстие, похожее на пещеру.
Из этого отверстия парой черных глаз, в дождь, смотрело меднокожее лицо.
Монт поднял руку.
— Он там! — крикнул он.
Чарли подошел к нему; его твердое лицо было едва узнаваемо сквозь скатывающийся по нему потоками дождь.
— Давай схватим его и возьмем с собой. Потом, когда подсохнет, можно будет попытаться с ним подружиться.
Монт с улыбкой покачал головой. Может, они чего-нибудь и добьются таким способом, но это будет довольно жалким началом. Он стоял на воющем ветру, растерянно размышляя о том, как разъяснить туземцу, что у них нет никаких плохих намерений.
Он еще никогда так отчетливо не осознавал, как чудовищно важен и необходим язык. С самого начала и до сих пор он едва ли стал ближе этому человеку в дереве.
Чарли выделил несколько фраз языка туземцев и приблизительно расшифровал их значение; по крайней мере, он считал, что расшифровал. Но ни одна из этих фраз не подходила к данной ситуации, если, конечно, Чарли правильно их перевел. Это вовсе не было ошибкой первой экспедиции; они правильно установили свои камеры и микрофоны.
Дело было в том, что в повседневном общении обычно говорили совсем не то, что было нужно сейчас. Человеку в течение многих лет могла не прийти в голову мысль сказать: «Я — друг». Можно было бы прожить — если бы это было возможно — несколько жизней и никогда не сказать ничего подходящего к данному моменту. Например:
— Я человек с другой планеты и хотел бы с тобой поговорить. Наиболее подходящая для их ситуации фраза, которую перевел
Чарли, гласила:
— Я вижу, ты уже проснулся, и теперь пора поесть.
Но она показалась Монту не слишком многообещающей.
— Почему он не приглашает нас к себе? — крикнул Чарли. — Он же нас видит!
— Я не нуждаюсь в приглашении. Давай просто войдем и поглядим, что произойдет.
Монт направился к дереву.
Старик глядел на него большими глазами. В этих глазах, подумал Монт, виден опыт долгой жизни, и весь этот опыт совершенно чужд земным людям. Мужчина, казалось, принадлежал не только чужому времени, но и другому миру; существо лесов, дикое и пугливое, возможно, готовое в любое мгновение обратиться в панику…
— Чарли, ну попытайся что-нибудь!
Чарли сложил ладони рупором и издал серию странных зэуков; они чем-то даже напоминали пение, хотя голос звучал совсем не музыкально.
— Я вижу, ты уже проснулся, и теперь пора поесть, — сказал он или считал, что сказал.
Старик отпрянул в глубь своего дупла с удивленно отвисшей нижней челюстью.
Монт приблизился еще на шаг.
Тут старик неожиданно выскочил.
Он очень ловко, несмотря на свой возраст, вывалился из своего приюта и поковылял к лесу, размахивая & воздухе своими длинными руками. При этом он пробежал мимо Монта так близко, что едва не задел его. Потом он неожиданно проворно взобрался на дерево, обхватывая руками ствол и упираясь ступнями в мокрую кору. Добравшись до первой прочной ветки, он повис на ней, бросил вопросительный взгляд на обоих чужаков и ловко запрыгал с ветки на ветку, пользуясь руками, как крючьями, и раскачивая свое тело на этих руках по захватывающей дух дуге.
Спустя несколько секунд он исчез в листве деревьев.
— Вот это Тарзан, да?
Монт стоял под проливным дождем, начиная уставать от долгой игры в прятки.
Чарли осмотрел темное дупло.
— Может, эта штука вовсе не пустая, — сказал он.
— Надеюсь!
— Только после тебя, дружище. Помни о волке.
Монт подошел к дереву и шагнул в дупло.
ГЛАВА 5
Полость в стволе дерева была наполнена острым запахом, но Монт чувствовал, что в ней никого нет. Он посветил, и это подтвердило его ощущение. Комната действительно была пуста.
Более того, это была самая пустая комната, какую он когда-либо видел.
Он прошел дальше внутрь, освобождая место Чарли, и вот они уже оба стоят в сухом дупле, пытаясь понять, что же они видят и чего не видят.
Вся внутренность гигантского ствола была пустой и образовывала камеру диаметром около трех с половиной метров. Примерно в трех метрах над их головами шахта-труба перекрывалась гладкой древесиной, отражающей свет фонаря.
Они стояли под ровным сводом, образованным в живой древесине. Пол был из дерева, коричневого и изношенного, и такого пористого, что стекающая с их одежды вода тут же просачивалась сквозь него, не успевая собраться в лужи. Ярко-желтые, как будто сосновые, стены были безупречно чистыми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
