В каких-то коридорах, на белых лестницах: «Ну да, об этом мы, к сожалению, почти ничего не знаем; как далеко ушли русские! Ведь они используют в качестве полигона для опытов с гоминидами всю Европу, вплоть до Урала».
«Ну, то, что японцы & немцы исчезли с арены, для нас просто счастье!»[59] — энергично возразил я: «Ведь без их участия в любой мировой войне как будто чего-то не хватало!»
Тут он повернулся ко мне, с воодушевлением кланяясь: «Я думаю точно так же! Нетнет: это последнее, э-сокращение-э, в конечном счете его следовало только приветствовать: разве оно не способствовало распространению здравого смысла во всем остальном мире?! То есть — я этого не знаю; я опираюсь на слухи, чего ученому не следовало бы делать, разумеется — говорят, что господа из Семипалатинска упорно настаивали на предпочтении форм, приспособленных к жизни в водной среде…» Вязанка его пальцев поднялась, как бы приветствуя, голова закачалась из стороны в сторону. — «Во всяком случае пока еще все там! В реке!: Мы еще много чего увидим!» — тут он прикрыл сверкающие глаза и нервно надавил на дужку очков.
«Ах да, самый простой вольер!»: Мы стояли перед проволочной клеткой, своей шириной и высотой напоминавшей жилой блок в большом городе. Вокруг, в двух ярдах перед ней, — железный барьер. В растерянности я оперся об него локтями / и еще подпер голову руками: ощущение, как в зоопарке!/
Вольер: «Нет. Мы называем их «летающими масками»: видите ли, здесь наличествуют некие постоянные типовые сообщества». / Разделяются на самцов и самок; среди первых около полудюжины «выражений лица»; среди последних их значительно больше. «Я уверен, что нам удастся посредством скрещивания варьировать и фиксировать эти качества по своему желанию — я имею в виду прическу, красоту женских особей и томуподобное: особенно голос! — верите ли, некоторые виды, если их держать в небольших клетушках, уже воспроизводят нечто вроде пения, да-а-а». И мы окинули взглядом далеко протянувшуюся ограду.
Деревья выращены заново?: «Нет. Пересажены; иначе пришлось бы ждать слишком долго». — И в основном гигантские кактусы цереусы? — «На это есть свои причины; давайте перейдем туда, в лабораторию, ВЫ не против?»
В лаборатории: Ах, Форминдаллс меня задери! — Лишь сейчас я получил истинное представление о метаморфозе!
Между тем ассистентка в халате привычно объясняла и демонстрировала: Здесь, в суккуленте — («Смотреть надо против света!») — я увидел, присев на корточки, застывшее темное ядро. — «Да, совершенно верно». /Вот флюорограмма./ «А так они выглядят «in natura»[60] (Хорошо сказано: in natura; она имела в виду: в «спирту»; профессиональное хладнокровие). — В длину и толщину с добрый огурец. Мертвенно-бледный — последствие жизни внутри растений. — И хороша ж, должно быть, была эта «внутренняя жизнь» у данного экземпляра, хуже, чем у червяка! — Темные пятна виднелись у него лишь у основания трахей. Бледное лицо эмбриона; глазные яблоки покрыты прозрачной кожей: мерзкий сосунок! / «Таким образом, эта форма в течение двух лет живет внутри масличных растений — единственных, которые способны предоставить им удовлетворительную среду обитания. — Как вы сказали? — Нет; растение отнюдь не погибает! Чаще всего в соответствующем месте образуется утолщение. Или же мешковидное новообразование: нет»./ — «Яй-ца?: Получаются так же, как и у насекомых, путем спаривания летающих форм. Они вводятся в ткань растения посредством мгновенно появляющегося и быстро исчезающего яйцеклада». (Где затем и начинается «соответствующее развитие».)
«Смотрите, здесь вы можете наблюдать комбинированный случай». И она подвела меня к другому стволу кактуса: к нему был привит здоровенный черенок (правда, рана уже почти сухая, желтоватого цвета, зарубцевавшаяся: словом, в порядке.) В углу у развилины неподвижно свисал светло-желтый кокон длиной в две пяди. — «Куколку можно умертвить посредством кипячения, а ткань подвергнуть текстильной обработке; одна куколка дает более полуфунта тонкой, очень прочной пряжи: вот, взгляните, мои бретельки сделаны из нее». Она невинно сдвинула с плеча рабочий халат, и я с отвращением посмотрел на широкую тесьму бюстгальтера. (О боже, под халатом у нее ничего больше не было! При такой-то жаре!) Ах, еще: ваши брюки, господин директор, они ведь тоже из этого материала». (И он, утвердительно кивая, похлопал себя бестрепетной рукой по ляжке.)
«Как долго живут эти» (я пересилил себя, покорился судьбе и воспользовался-таки проклятым термином, Ландграф мне этого не простит/, «эти «летающие маски»?» / Оказалось, что это зависит от обстоятельств; в данное время они трудились над продлением их жизни: «Пока от двух до трех месяцев. Я имею в виду: у нас, в неволе. Там, на воле, у них слишком много врагов: совы, несколько сохраненных нами видов мелких хищных птиц; но хуже всего эти проклятые пауки!»/ Их, пауков, здесь действительно терпеть не могли (и вполне заслуженно, как я могу судить по собственному опыту): пауки вылавливали личинок, пробуравливая ствол кактуса своим хоботком / это их обычное занятие /, и, углубляясь все дальше, если они чуяли добычу, вгрызались в тело личинки и жадно его высасывали. Куколок они тоже пожирали, а на летающих особей устраивали засады при помощи своих сетей. «Эти существа так глупы, или, лучше сказать: так неспособны к обучению и похотливы, что, хотя они и превосходно видят, все равно летят прямо на самцов, безразлично, раскинута между ними паутина или нет».-
«Значит, от этих never-never надо избавиться!» И они мрачно закивали головами: «Мы бы с удовольствием, если бы мы только знали такое волшебное средство. Но это не так-то просто: они живучи. Мы уже — как раз с помощью кентавров — добились очень хороших результатов и оттеснили этих тварей далеко на север. Но им, кажется, удалось хорошо приспособиться к условиям дремучих лесов суровой Канады: возникли новые виды, покрытые рыжим мехом, с очень твердыми хоботками, способными продолбить дерево и добраться до влагонесущих капилляров…» /Оба, в едином порыве, тяжело вздохнули/: «Для нас, во всяком случае, будет еще много-много работы».
И вышли через другую дверь: мы очутились перед обширным овалом спортплощадки. И тут, завороженный увиденным, я встал как вкопанный: батюшки, ну и темп![61] /Он тоже восторженно мотнул головой, сияя всем своим директорским лицом: «Так и хочется присоединиться к ним, а?!»/
Кентавры устроили настоящие скачки!!: Расставив все четыре ноги, они перемахнули через последний барьер, выйдя с нашей стороны на финишную прямую. Головы вытянуты вперед; в правой руке короткая плетка (которой они принялись вдруг нахлестывать собственный круп! Внезапно рыжий гигант, настоящий man of War,[62] на внутренней дорожке сделал резкий рывок, словно его подтолкнула сзади чья-то исполинская рука: 10 ярдов, 20, 30!! -: (и кончиком своего рога он разорвал финишную ленту!))!
Вперед, мы бросились к человеку с секундомером!: Тот также был восхищен: «Миля за одну тридцать одну и четырнадцать сотых! И это всего лишь на тренировке: как вы думаете, какое время они выдадут тогда на спортивном празднике?» /«Н-да-а: взять финишную ленточку рогом, а не грудью, таким трюком не так-то легко овладеть. Так можно выиграть самое малое три сотых секунды!»/ Но к упряжке, для рысистых бегов, их никак нельзя было приучить: «Кентавры не ходят в упряжке!» — заявил один их вожак: люблю я таких гордых кентиков! — (И ездить на себе они тоже позволяли только тем, кого очень любили или уважали: that’s me![63])
Когда мы продолжили свой путь: «О, соревнования у нас проходят часто и в хорошем составе. — В беге у нас, разумеется, шансов никаких; тут мы соревнуемся раздельно. По прыжкам в длину тоже». /Ну а в чем же вы соревнуетесь?: «Ну-у-э: например, в толкании ядра; здесь всегда неясно, кто выиграет. При одном условии, конечно, только с места! Потому что ведь если кентавр пустит в ход — как бы мала ни была площадка для толчка — силу своих четырех ног: все пропало!» (Стало быть, только всякие упражнения, связанные с метанием: копье, диск, камень.)
«Или вот здесь»: и на этот раз мне пришлось подпереть голову уже двумя руками: тренировались футбольные команды лиги Б! / (Сначала надо привыкнуть к этому множеству ног……….)/ Кентавр с ассирийской бородой как раз перехватил мяч на грудь: тот послушно скользнул по груди вниз. Игрок молниеносно опустил на него свое копыто — что за зрелище! — : и отыграл его далеко вперед (где нападающий его команды тотчас же принял его своим правым задним копытом (sic!) — но его перехватил человек не менее семи футов ростом — защитник команды противника, — отбил головой своему вратарю (который заключил мяч в свои отеческие объятия; ловко увернулся от хотевшего его корректно удержать пегого кентавра; и ударом послал мяч на другую половину поля:!)).
