ведь ни весточки не прислал. Я знаю, он у меня железный: раз сказал – значит сделал! Он видно нас совсем из жизни своей вычеркнул. Мы ведь ему плохого советовали, вот и потеряли все свое родительское уважение. А мы ведь не каменные. Он хоть, – она махнула головой на другую половину дома, – Степан-то хоть и хмурится, молчит, а по глазам видно, что соскучился по сыну, что душа у него не на месте, что прощает ему его ослушание. А я-то давно все Андрюшеньке простила, – она вытирает кончиком платка слёзы.
– Так вы бы пришли ко мне. Ведь знаете, что они мне пишут.
– Степан не велит, я и молчу. А ты тоже хороша – ничего-то от тебя не добьёшься.
– Отлично! Я ещё и виновата. Она боялась мужа ослушаться! Молодец! Аж зла не хватает! А если бы он убил Андрея как тот Мотео Фальконе?!
– Какой ещё Мальконе?! – испугалась Адрианчук.
– Я вам не тетка Нюрка, чтобы трепаться по деревне про то, что мне написано. Я прочитала, да под сундук спрятала.
– Ну, так расскажи мне!
– А дядя Степа велит?! – насмешливо спросила Ольга.
– Теперь велит, – шмыгнула тетя Дуня. – Написать бы им, а?
– Напишите, в чем же дело?
– Рассказывай.
Ольга поведала обо всем, что сама знала.
– Мы хотим на свадьбу их пригласить. Как ты думаешь – приедут?
Ольга пожала плечами.
* * *
Лешка и Вера садятся во главе стола. Рядом сидит Наталья Алмаз, сестра Веры, а с другой стороны родители жениха. Следом восседал Андрей Адрианчук с сынишкой Максимкой на руках.
Получив письмо с приглашением на мировую, Андрей долго не раздумывал, стал собираться в Енисейц. А вот Любаша испугалась и все рассуждала, ехать ей или не стоит. Андрей не убеждал, оставил за женой право выбора. Только категорично заявил, что Максимку возьмет с собой обязательно. Любаша согласилась. И в Енисейц приехали всей семьей после годового отсутствия. Деревня встретила их ласково, никто и не вспомнил о происхождении Любаши, как будто Любка Корсунова была другой человек, а Любаша Адрианчук в Енисейце никогда не жила, так, смоленская девушка.
На свадьбу, как правило, приглашалась вся деревня, и гуляли два, а то и три дня. К столам, накрытым прямо на дворе Адрианчук, допускался всякий и стар и млад. Парадом верховодил Мишка Мейдзи. Он произносил веселые тосты, затеивал игры, хороводы и танцы, запевал песни под гармонику.
Ольга, Ленка и Любаша сидели рядом и никак не могли наговориться.
– Мы переписываемся с Наташкой Долговой, – хвастается Любаша
– И что она тебе пишет? – спрашивает Ольга, весело сверкая глазами. – Танька Данилова пишет, что у неё с Долговым не все так гладко, как у вас с Андреем.
– Ну, всего она, конечно, не пишет. Говорит только, что надоели его ночные прогулки. Возвращается пьяным, будит сына, буянит. Постоянные скандалы, драки. Она ведь тоже не промах – за себя постоять может. В общем, ничего хорошего.
После поедания свадебного каравая Ольга хочет уйти. По дороге Лешка Дегтярев догоняет её.
– Пройдемся? – предлагает он.
– Да, – соглашается Ольга и злиться сама на себя.
Они тихо идут по улице к Енисею. Деревня остается позади. Теперь они стоят на крутом берегу Енисея, на том самом месте, где Лешка впервые увидел Ольгу. Где-то глубоко внизу глухо клокочет Енисей. Лешка обнимает Ольгу за плечи: «Замерзла?» Ольга хочет вырваться, силится сказать ему «Нет!». Но сознание затуманивается, все плывет перед глазами. Лешка прижимает девушку к своей горячей груди. Слышно как сильно бьётся его сердце, слышно, как сердце стучит у неё. И этот стук сливается в унисон….
* * *
– Где ты была? – спрашивает Марья Тихоновна, когда Ольга зашла в свою комнату.
– У Ленки, – коротко отвечает Ольга.
– Не обманывай, Ленка забегала к нам недавно и искала тебя.
– Нашла.
– Машенька, – Дмитрий Семенович взял жену за плечи и вывел из спальни дочери.
Ольга села на кровать. Губы горели, в голове стучало. Она судорожно сжала виски: «Что это со мной? Неужели я влюбилась? Я?!». Ольга улыбнулась: «А это прекрасно – влюбиться». Она зажмурилась и что-то легкое, нежное и ласковое обожгло её душу.
Через полчаса застрекотал будильник. Ольга выключила его. Где-то за окном раздавались пьяные песни. Совсем рядом запел петух. Там по двору прошла Ленка, стукнула ведром о подойник. Пьяно покачиваясь, на крыльцо выходит её отец дядя Женя.
Ольга с трудом встает, привычно разводит корм свиньям, привычно кормит огромного кобеля на цепи. Он взвизгивает, крутится перед хозяйкой и лижет её то в ухо, то в нос. Ольга смеётся, отмахивается от него и бежит с ведрами к реке. Марья Тихоновна гонит корову на пастбище. Ольга, натаскав воды, бежит на работу, к своим фермам.
Сегодня дела идут быстро и весело, только тетка Нюрка ползает как сонная муха. На неё все беззлобно кричат и шутят: «Что, тетка Нюрка, перебрала вчера?», на что та отвечает: «Наоборот – недобрала». Все хохочут. Вчера её вынесли из-за свадебного стола. Сегодня ей больше всего досталось от дочерей Людки и Шурки.
– Опозорила! – кричит на неё Людка, вспоминая Мишку Мейдзи, теперь-то от него насмешек не оберёшься. А всем давно известно, что Людка Сковородникова давно безответно влюблена в своего рыжего соседа.
– Все! – Шурка поставила полное ведро молока. – Не могу я тут больше. Всех женихов из-под носа расхватали. Адрианчук Лешка женился, Дегтярёва Лешку бригадирша сцапала. А Емельянов Димка и не смотрит на меня!
– Что же ты надумала? – недоверчиво смотрит на неё Ленка.
– Уехать. В Светлоярск поеду на курсы секретаря-машиниста. Надо брать судьбу в свои руки.
– Держитесь, светлоярские девицы, едет сама Шурка Сковородникова! Красавица Енисейца будет отбивать ваших парней и даже мужей!
– Дура! – буркнула Шурка, подхватив ведро.
– А что ж бригадирша и вправду Лешку Дегтярёва окрутила? – спрашивает тетка Нюрка.
– Окрутила, окрутила, – смеётся Ольга.
Глаза тетки Нюрки вспыхивают неимоверной жаждой жить и приносить людям новости. Через полчаса её стоптанные тапки вновь шаркали от дома к дому, где она говорила, что Ольга и Лешка скоро поженятся, что у них уже все давно решено и даже вскоре должен появиться ребеночек. Конечно, в этом не было и доли правды. Но в чем-то тетка Нюрка оказалась пророчицей
* * *
Тихий вечер опустился на Енисейц. С реки дул теплый ветерок. На дворе у Адрианчуков все не умолкала гармонь и песни. Дивные русские песни об удалом Ермаке и трусливом татарском хане, о любви зазнобы к служивому. Так приятно их слушать тут у говорливой, трепещущей реки, по которой медленно плывут дикие
