– Открывай, кому сказал! – взревел мародер.
– Да ну тебя, псих отмороженный… – Охранник капитулировал, развернулся к гермоворотам и принялся открывать их.
Нельсон с наслаждением слушал лязг гермозатвора и продолжал что-то шептать жене. Та не отвечала – лежала себе тихо-мирно на плече, запакованная в черный полиэтилен. Молодец она, умница. Послушная.
– Слушай, ты хоть далеко не отходи. Положи ее там, где остальные лежат, и возвращайся, – в последней попытке образумить мужика обратился к нему дозорный. – Давай я даже закрывать за тобой не буду, понимаю, что фонит, но…
– Нет, девочка моя, не слушай его, я тебя не оставлю с трупами, – мародер будто не слышал. – Я знаю, где тебе будет лучше. Приходить буду, навещать. Конечно, конечно.
Постовой прошептал что-то про спекшиеся от радиации мозги, сплюнул в сторону, когда мародер, тяжело ступая в ботинках защитного костюма, прошел мимо него, но не выдержал и все же спросил:
– Нельсон, ты знаешь, что она мертвая?
– Конечно, знаю, – ответ прозвучал глухо, практически неслышно.
* * *
Здесь не было ее тела. Так же как не будет и его костей. Смешно было рассчитывать на смерть от болезни или, пуще того, от старости с его-то профессией. Нель давно дал себе слово, что, почувствовав приближение конца, он соберется и уйдет на поверхность. Как бродячие коты, которые, чуя смерть, уходят умирать прочь в неизвестность.
А он не пришел к ней. Ни разу. Несмотря на то, что обещал. Боялся. Не хотел видеть, что сделало с ее телом время за долгие пять лет. Обещал сохранить ее в своей памяти живой, но воспоминания поблекли и потускнели, как старые фотокарточки.
Инвалид не раз говорил ему отпустить ее. Но уж слишком тяжел был груз вины, тянувший мародера на дно.
– Так чего кости не уберете-то? – переспросил караванщик.
– А какой в этом смысл? – спросил Нельсон, усилием воли прогоняя лицо жены, вновь возникшее перед внутренним взором. – Лежат и не мешают. Даже не воняют, скорее всего. Двадцать лет прошло.
Нечему было вонять. Разорванная и истлевшая одежда покрывала собой обглоданные временем и зверьем кости. Там больше нечему было гнить.
– А вот в стекла вы зря светите, – заметил Нельсон, переводя тему. – Кто бы там, в этих квартирах не спал – будить их не стоит, уж поверьте мне.
Он привычным движением вскинул руку, чтобы посмотреть на часы и приблизительно рассчитать, сколько времени займет переход до «Энергетика». Выходило, что если не задерживаться на «Куклах», то можно успеть до рассвета.
А это очень важно. Успеть до рассвета. Пожалуй, если бы мародер умел бы писать книги, то именно так он назвал бы свою. О жизни после конца света.
На появление людей на проспекте никто не отреагировал. За ними наблюдали, это было очевидно для Нельсона, но или считали их слишком опасными, либо, наоборот, добычей, не заслуживающей внимания.
А может, выжидали момента, чтобы напасть. Этот вариант тоже никак нельзя было списывать со счетов.
– Идем, – тихо, но так, чтобы каждый в команде услышал, приказал Ван.
Взаимодействия в команде были отработаны до автоматизма. Никому не приходилось кричать, указывая место в строю: хозяин каравана просто приказал, и бойцы тут же построились, образовав пятиугольник и прикрывая каждый свой сектор.
На острие был Тай. В броне из стальных листов и с пулеметом в руках он, видимо, играл роль буфера для мутантов, принимая на себя основной удар. Нельсон плелся в хвосте. Это было намного опаснее, чем идти в центре, но в любом случае лучше, чем ходить одному.
Но он все равно предпочитал двигаться по городу в одиночку. С одной стороны – да, прикрывать тебя некому. Но ведь и тебе не надо отвлекаться на то, чтобы прикрывать кого-то.
Да и любил он это состояние. Не расслабляешься, рассчитываешь только на себя, все резервы организма мобилизованы, все силы направлены на то, чтобы сохранять бдительность…
Нельсон продолжал механически перебирать ногами, следя только за тем, чтобы не отстать от спутников. Невольно расслабившись, стал задумываться.
А ведь ничем для него переход не отличался от поверхности. Тяжелые свинцовые облака были бетонным потолком, редкие звезды – тусклыми светодиодными лампами. Правда, в переходе никто не пытался его съесть, но это только потому, что он был если не самой большой, то уж точно самой злой и голодной акулой.
Зато после смерти Нельсона падальщики будут радостно пировать. Или наоборот – передерутся за его наследство.
Когда отряд свернул на проспект Вахитова, Нель вынырнул из пучин своих мыслей и дотронулся пальцем в прорезиненной перчатке до стекла противогазной маски. Пленки, препятствующие запотеванию, давным-давно закончились, поэтому перед каждым выходом на поверхность мародер тщательно натирал стекла вонючим хозяйственным мылом. Дедовский способ работал.
Тай громко выругался, когда асфальт, поддавшись под его весом, провалился. С трудом вытащив из образовавшейся ямы ногу, он двинулся дальше, стараясь ступать как можно мягче. Получалось не очень. Просто конструкция костюма Железного Дровосека не давала такой возможности – как бы ты ни старался идти тихо, все равно будешь топать и громыхать сочленениями, шумя, как трамвай на полном ходу.
Ван принялся ругать бойца за шум. Здоровяк смущенно пытался оправдаться, продолжая голосить: похоже, тише он говорить банально не мог. Остальные бойцы в перепалке не участвовали, привычно оглядывая улицу. Видимо, такое бывало нередко.
Только как же они вообще выживают в таком случае?
Голову пронзила резкая боль, в глазах потемнело. Мародер качнулся в сторону, но, удержав равновесие, остался на ногах. Откуда-то издалека послышался звук, напоминавший лай собак.
Нель попытался вслушаться, пропуская мимо ушей все, что орал караванщик. Действительно, лай на несколько собачьих глоток. Более того, он постепенно становился громче, приближаясь. Что могло означать только одно.
– Заткнулись, оба! – рявкнул мародер, поймав на себе удивленные взгляды всех пятерых спутников. Снова вслушался – узнать, не напутал ли он чего в вое двух луженых глоток. Лай повторился.
– В чем дело, военный? – попытался встрять Ван. – Ты не в армии, тут я командую.
Первым порывом Нельсона было дать в морду зарвавшемуся торгашу, но он сумел удержать себя в руках. Быстрым движением перевел автомат в режим огня очередями и двинулся к ближайшей подъездной двери, чувствуя сквозь резину комбинезона недоуменные взгляды на своей спине. Ладно, хоть не целился никто.
– Прислушайся, если не понял еще, – не оборачиваясь, бросил он. – Пацаны, кому жить не надоело, давайте за мной.
– Военный, ты охренел? – снова спросил караванщик. – Это мои люди, и они пойдут туда, куда я.
Голову снова прострелило болью. Мародер отчаялся докричаться до торгашей.
– Ну, как хотите, – произнес Нельсон, обращаясь то ли к своим спутникам, то ли сам к себе. Он рванул на себя тяжелую металлическую дверь подъезда.
Сделав первый шаг в теплое и сырое нутро подъезда, Нель услышал за своей спиной шаги. Как ни странно, первым, кто поспешил за мародером, был здоровяк Тай. За ним последовали и остальные.
Нельсон вошел в подъезд, освещая дорогу подствольным тактическим фонарем, проверил пол на предмет костей или звериного помета, осмотрел потолок в поисках лиан и мха. Подъезд был чистым. Подозрительно чистым. Нет, конечно, здесь лежал толстый слой пыли, как и везде, но на нее мародер давно научился не обращать внимания.
Главное – не проморгать следы в этой пыли.
Лестница была крепкой, без трещин. Нель побежал по ней наверх, проверяя двери. Тяжёлые, металлические – тут жили богатые люди, которым было что скрывать и чего опасаться. Одна из дверей на третьем этаже была открыта, но мародер просто захлопнул ее на ходу.
Площадка между третьим и вторым была признана ненадежной, поэтому Нель поднялся на площадку между третьим и четвертым. Бойцы из охраны каравана двигались за ним шаг в шаг; Ван наверняка был недоволен этим, но решил промолчать, капитулировав перед мнением большинства.
– Ты! – приказал Нель, указывая на одного из караванщиков. – Занимаешь этаж выше! Второй, этаж ниже! Тай, ты самый тяжелый. Иди вниз, попытайся заблокировать дверь. Не знаю как, упрись там. Ван, иди сюда.
Сам он присел возле окна, выходящего на проспект, рукой в перчатке аккуратно стер покрывающий его слой пыли. Ван устроился рядом, очистив для себя поле зрения таким же образом. А через секунду караванщик вытаращил глаза, глядя на то, что происходило на улице.
Улицу затопили тела, покрытые шерстью разных цветов: черные, рыжие с подпалинами, коричневые, белые альбиносы. Лай, рычание, вой – даже спасаясь от неизвестной опасности, твари умудрялись продолжать грызться. Еще бы. Здесь была не одна стая…
– Что же это такое… – прошептал караванщик.
– Собаки, сам будто не видишь, – ответил ему Нельсон. – Здесь минимум три стаи. Если не четыре.
