как ты.
— И, что с ними происходит?
Старик пожал плечами:
— Ничего особенного, или ты думаешь, что получив Мощь выше, чем у ауксилария, человек может претендовать на титул?
Я не ответил, снова углубившись в чтение. Хорошо, что они не видят в этом ничего странного. Все-таки страх быть заточенным в лаборатории, на должности подопытный крысы, мучал меня.
Старик рассмеялся:
— Если ты действительно так думал, то у тебя очень раздутое самомнение. Теорий, откуда берутся нестандартные плебеи, обладающие большей силой, чем им положено от природы, несколько. Одна гласит, что это естественный процесс, как эволюция. Другая, что такие простолюдины просто незаконнорожденные. Когда-то, благородный патриций развлекся с кухаркой, а их дитятко приобрело часть отцовских способностей. Но, как правило, низкая кровь берет вверх и такой потомок ничем не обладает. Потому, кстати, у нас очень подозрительно относятся к патрициям, не достигших уровня Легионера. Возможно, их матушки согрешили с плебеем.
Угу, очень интересно. Я слушал Старика вполуха, стараясь вникнуть в текст документа. Наконец, дочитав, я проставил свои подписи на всех трех экземплярах.
— Но, — вновь произнёс Старик. — Ты действительно удивил нас. Ещё ни одному плебею не удавалось справиться с СМД.
— Я способный, сами же видите.
— Вижу. И мой тебе совет, держи эту информацию при себе. С Ингваром, Лидией и Ростиславом я уже поговорил. Никто из них не будет распространяться об этом. А для тебя, молчание и вовсе в твоих интересах.
— Почему это?
— Потому что, не смотря на это, — Старик поддел документы пальцами, — для остальных, ты не более чем охамевший плебей. А когда остальные поймут, что ты покусился на святая святых, управление Мобильным Доспехом, тебя просто растерзают.
— Это же будет в ваших интересах.
— Было в моих, пока ты считался неполноправным патрицием. За две сотни лет, должен был появиться проныра, без мыла получивший статус аристократа. Ничего удивительного. А теперь ты член рода. И любое неуважение, проявленное к тебе, это неуважение к роду. А честь рода, защищают ценой жизни.
— Ладно, ваше сиятельство, учту.
— Для понимания, во что ты вляпался, внучек.
В слово «внучек» Старик вложил столько яда, что можно было отравить стадо слонов, да ещё пара цистерн остались бы.
— Знаешь, в чем заключается вина Ильи. Почему я хотел убить его, твоими руками?
— Нет.
— Он просто родился не у тех родителей.
— Как это?
— Благодаря династическим бракам, он теперь имеет право претендовать на жирный кусок нефтяного месторождения. А основные владельцы не желают делиться. Можно было бы поспорить с ними, но дело в том, что владельцы — род князей Рюриковичей, тот самый, из которого избираются императоры.
— Понятно, хорошие отношения с Рюриковичами стоят, куда больше прибылей от нефти.
— Быстро соображаешь. Но Илюша вот заупрямился. Ни уговоры, ни требования не помогли. А вот, если бы вы поубивали друг друга, это решило бы столько проблем.
Тут я начал подозревать, что заставив Илью сдаться, спас не только его жизнь, но и свою.
— И что теперь будет с Ильёй?
— Это уже не твоя забота. Можешь идти и наслаждаться поклонами простолюдинов. Внучок.
Ещё ведро яда мне на голову.
Сидя в своих апартаментах, я обдумываю слова Старика. Выходит, меня тут попытаются угробить все встречные патриции. Но не думаю, что все настолько плохо. Ещё он что-то говорил про род. Оскорбление меня — это оскорбление рода. А честь рода я должен защищать ценой жизни. Может и вправду, поторопился я с попаданием в аристократию?
Нет. Все я правильно сделал. Просто сейчас, мне надо заняться тем, ради чего все это затеял. Найти Кира, или отомстить за него.
В дверь осторожно постучали.
— Войдите, — громко произнёс я.
Анна неслышно впорхнула в комнату. В руках она держала стопу свежего постельного белья.
— Позвольте перестелить вам постель, ваша милость.
Я поймал её взгляд. В голубых глазах сияло любопытство. Наверняка Анна знала, что я плебей, заставивший Ингвара Воронцова усыновить себя. Да и Сетью она пользуется, так что точно видела видео, где я демонстрировал знак своего усыновления. И чем кончились мои визиты к Воронцову-старшему тоже знает.
Сейчас я для неё человек, прыгнувший выше головы, на недосягаемую для обычных смертных высоту.
— Дозволяю! — напыщенно-комичным тоном ответил я ей.
Анна захихикала и направилась в спальню.
— И ещё, — остановившись, спохватилась она. — Их сиятельство интересуется, когда вы изволите освободить гостевые комнаты.
Выгоняют уже! Гостеприимство Воронцовых не знает границ. Я не стал спрашивать, кому из «сиятельств» не терпится выгнать меня на мороз. Какая разница-то?
— Сообщи, что я в любой момент готов обменяться комнатами с его сиятельством.
Она снова хихикнула. Прошла в спальню. Я, глядя ей в след, отметил, что, не смотря на пуританскую длину юбки, Анна выглядит весьма привлекательно.
Я прошёл вслед за женщиной. И остановившись в дверном проеме, принялся наблюдать, как горничная перестилает постель. Определённо, Анна очень привлекательная женщина!
— Пока я ещё совсем не привык быть «милостью», скажи, ты бы тоже хотела, чтобы я побыстрее покинул особняк?
Она замешкалась с ответом. Потом, улыбнувшись, произнесла:
— Вы очень интересный мужчина.
— А кофе ты бы выпила, с интересным мужчиной?
— Вы хотите кофе?
— Нет. Но чего хочу, сказал. А съеду я завтра.
Анна перестелила постель и вышла. Я решил ещё немного посидеть и пойти спать. Но минут через двадцать, в дверь снова постучали.
Анна вошла в комнату с подносом в руках, на котором белели две кофейные чашки.
— Кофе, — почти прошептала она, не сводя с меня взгляд.
Когда она ставила поднос на стол, я заметил — платье на ней, куда короче, чем она носила до этого.
* * *
В Москву я прибыл первого марта. Снег все ещё лежал на улочках провинциального города, но небо уже набухло весенней синевой. Ветерок дул тёплый, а воздух наполнялся ощущением скорого пробуждения природы, от зимней спячки.
Статус полноправного аристократа давал мне не только нарочито-уважительное отношение окружающих, но и кое-что весьма материальное. Во-первых, я, как представитель рода Воронцовых, получал ежемесячное содержание. Не сказать, что большое, но довольно приличное, и уж куда более щедрое, чем стипендия в колледже. Во-вторых, я получал право пользоваться родовой собственностью. В рамках разумного. В основном, это касалось проживания. Я мог заселиться в любой отель, часть которого принадлежала роду. Денег с меня за это не брали.
Я сошёл с поезда на единственном вокзале в городе. Все никак не могу привыкнуть, что Москва здесь — мелкий городок подле стольного Владимира! В моем мире, в Москве добрый десяток железнодорожных вокзалов, а сама Москва огромный мегаполис и столица страны.
