различий между сном и реальностью, он и не чувствовал с нею связи. Его противником оказался тот самый надменный паренёк, что расхаживал без верхней одежды (без неё он вышел и на арену) и любил плеваться. Имя его оказалось Геральт Серв. Их взгляды соприкоснулись. Оба чувствовали неприязнь друг к другу. Она была на уровне ментальных миров — совершенно разных по своей сути нравственных сторон. Адияль обнажил меч. И готов был
убить своеговрага. Он и подумать не мог, что противник его окажется настолько реальным.
Вэйрад мчал на всех порах и уже приближался к Арене Лерилина.
Бой начался. Оба на крайне высоких для человека скоростях бросились в направлении друг друга. Мечи схлестнулись. В центре стадиона без пауз встречались и расходились стальные лезвия. Публика с ликованием следила за боем, который оказался в разы более завлекательным и будоражащим, чем предыдущий. Каждый новый финт, пируэт, оборот, рывок мог стать последним. Улавливая этот беспрерывный звон стали, все понимали, что оба противника настроены весьма решительно.
После очередной серии безуспешных выпадов со стороны Адияля, он отступил. Геральт Серв не упустил идеального момента для броска в сторону Леонеля. И он оказался столь быстрым и точным, что Адияль по итогу потерял равновесие.
«В любой ситуации наиболее важным является стойкая позиция. Но важнее всего она в бою. Потеря опоры приведёт к незамедлительной гибели на поле сражения, потому всегда нужно помнить: одна нога сзади — опорная, другая нога спереди, держит стойку. Эти два элемента всегда превыше всего! Даже если вы отходите назад, то обязаны позаботиться, чтобы контрбросок в вашу сторону не сбил вас с ног. Эй, Адияль, ты слышишь меня?! Чёрт, что за сорванец на моё горе попался!» — так говорил дядя Эверард. Странно, я вижу отчётливо то, что произошло уже несколько лет назад. Сейчас. Когда все кругом в ожидании моей смерти! Да, я умираю… Время встало, а моё тело вот-вот рухнет оземь, и этот гадкий, гнусный человек меня убьёт… Странно, а я даже и не думал, что могу умереть вот так. И что я здесь делаю, я тоже не спрашивал…
Это мама? Она так… красива! Это она — мой ангел? и пришла, дабы забрать меня туда? на небеса? Почему она не движется ко мне. Рядом с ней стоит барон Лузвельт. Странно. А он что здесь делает? Или… я не умер. Он на трибуне, а рядом… нет — не мама, а… та девушка. Лисан Лузвельт. Поразительно красивая девушка. Как и в тот раз, я понял это сразу! Боже… но почему… А ведь, славно было бы познакомиться с ней… Почему только сейчас я об этом задумываюсь? Интересно, сможет ли она… полюбить меня…
Хотя… Как же она меня полюбит, если я сейчас тут, на земле, готов к последнему мгновению? Или… мне все же стоит жить?
Отец, Зендей. Они тут, бегут зачем-то вниз по ступеням трибун. Ну уж нет… Хватит с меня! Я и сам справлюсь!
«Сдаются только те, кому на том свете страдать от боли надобно. Ведь жизнь одна, и надо до её последнего чёрного заката биться за себя и свой мир. Ведь толку тогда и нет в стремлении, если ты от стремления отрекаешься в конце пути. И будьте всегда честны перед самими собой…» — вновь слова Медбера Эверарда.
Да, дядюшка, я помню. Сейчас я помню. И встаю снова на ноги!
Адияль прокатился по земле, но как только Геральт Серв пронесся над ним, уже готовясь вонзить меч, Адияль резким кувырком с ошеломляющей скоростью и дерзостью ушёл от противника. Сделал рывок, прыжок и подобно колесу покатился к оружию. Подобрав его, он приподнялся и, уклонившись от скользнувшего близ его щеки клинка Серва, ввернул свой меч в бедренную часть ноги противника. Тот заорал и пал, будучи неспособным продолжать бой.
Вэйрад и Зендей, уже подобравшись к самым бортам арены, с облегчением и с невиданным упоением выдохнули. Адияль Леонель одержал победу и выжил. Но ему предстояло ещё одно нелегкое испытание: решить, пощадить ли этого человека, или же обезглавить, как того требует обычай и восторженная толпа, жаждущая крови наивных и неопытных юношей, не осознающая даже ценности жизни и дороговизны счастья находиться на этом свете.
К нему подошёл полковник с теми же указаниями, что и к Артуру, и ко всем остальным до него. Адияль впал в мучительные раздумья.
Я?.. Убить человека? Как! Я не убийца. Нет. Какое я имею право вершить судьбы равных мне по закону природы! Он столько же человек, сколько и я, и этот сброд гнилья, возомнивший себя верховным судьей. Я не согласен, я отказываюсь. Он не враг! мы стоим на одной земле, наши страны не враждуют, да и нам не имеет смысла враждовать на деле…
Отец, Зендей, как мне поступить? Эта девушка вновь смотрит на меня. Лисан, как мне поступить? Она с тревогой смотрела на арену, где прямо сейчас ни в чем не повинный человек может зазря лишиться права существовать.
— Отец, я не могу смотреть на это, с меня хватит, — сконфуженно обратилась к барону Лузвельту черноволосая веснушчатая девушка, на глазах её наворачивались солёные капельки, подобно утренним прозрачным росинкам.
— Довольно тебе, что же с тобой стряслось сегодня. Как узнала, что мы идём сюда, так и стала трепыхаться. Мы в обществе. Мы почётные гости, потому держи себя в руках, даже если тебе, как и мне, тяжело смотреть на эту блажь.
Лисан разревелась и устремила взгляд на Адияля, как бы шепча нежным, кротким, стыдливым, взывающим ко всему доброму и светлому, что есть в человеке, в существе, голоском, мол, не допусти это.
Адияль прочитал в ее очах те же переживания, что сейчас терзали и его. И, конечно, он не мог бы поступить иначе. Он произнес на весь стадион:
— Я пощажу его!
Всё затихло. Полковник Зиррен уже поспешил вразумить непокорного юношу излишне пацифистских взглядов для турнира на звание Рыцаря Лерилина.
— Я знаю, что такое смерть, знаю, что такое реальные ужасы войны, я прошёл через всё это, — неожиданно изрёк Леонель, чем ещё более ошарашил собравшихся. Лисан заблестела, ее аккуратные глазки, глубин которых нельзя было достичь, засияли ярче солнца (так подумал Адияль, не в силах оторвать от нее своих лунно-светлых голубых глаз). Перед её же взором не было ничего, кроме стоящего посреди арены Адияля Леонеля, этого пыльного, уставшего, растрепанного северянина, в глазах которого нашло отражение всё то самое важное, чем располагает истинный воин и мужчина. — И потому я
