границу кровососов, – на этом месте нехорошо прищурили в глаза все находящиеся в зале, кроме меня и Динеке, конечно. Впрочем, я тоже его осуждала, нельзя же так вот, в лицо, нехорошо это, – к Оборотням.
- Я, когда сюда поспешал, думал, вернулся он, а сейчас понимаю, что нет.
Понимает – это хорошо. Это значит, он умеет строить логические цепочки и делать выводы. Хотя для меня это малоутешительно. Но если Лиодор спасся, почему он не вернулся?
- Дине, - спросила я магиню. - Оборотни воюют между собой?
Мой вопрос поняли все. Иначе говоря, есть ли опасность для Лиодора оказаться на Землях сородичей?
- Исключено, - отрезала Динеке. - Оборотни крайне щепетильно относятся к собственной крови. Брату там ничего не грозит. Однако то, что он не возвращается, очень на него не похоже. Тут одно из двух.
Немой вопрос, застывший в моих глазах, красноречиво говорил о том, что я намерена прямо сейчас узнать, что имеет ввиду магиня с фиолетовыми глазами.
- Или он не может перекинуться обратно… Или он потерял память, Сеня.
Глава 28
Сказ иной, двадцать осьмой. По горячим следам
Храм Лилит, прародительницы расы вампиров возвышался над нами, поражая непривычной для уроженки Леса Йагинь гармонией величия и изящества. Красный, черный, золотой – цвета Лилит затейливо переплетались, перетекая один в другой. Несмотря на обилие черного цвета, храм не выглядел мрачно или подавляюще. Скорее он притягивал, манил, и в прозрачном воздухе, вместе с благовониями, чей дымок струился из ворот храма, витал еле уловимый аромат греха.
Не плотского, не животного, не преступного.
Скорее намека на бездну удовольствия, в которую ты окунешься, стоит тебе зайти в алые врата в виде полуоткрытого, чувственного женского рта.
Что для меня было крайне удивительным – я не находила ничего дурного или стыдного, находясь сейчас здесь, в компании Динеке, Михея, коловертыша и вампиров перед этим странным в моем представлении храмом. Во-первых, это все-таки храм. Святыня – для вампиров. И если мне что-то непонятно из жизни другой расы, то как я могу судить ее, не будучи близкой знакомой с их традициями, обычаями, культом. А то, что казалось, здесь едва уловимый грех витает в воздухе – это так… Одновременно естественно, волнующе и гармонично, учитывая специфику храма и внешний вид наших хозяев, их неповторимый шарм и природную, не показную элегантность.
Но при мысли о том, чтобы войти в эти алые ворота с Лиодором вызвали привычную уже слабость в коленях и ожидание чего-то волшебного… Тут же пришла мысль о том, что я могу так и не увидеть больше никогда моего Дарнийского оборотня, и она вызвала черную, нехорошую тревогу, грозящую обернуться паникой.
Динеке как будто почувствовала мое состояние и с силой сжала мои, враз ставшие ледяными, пальцы.
Вампиры в унисон прочитали приветствие своей прародительнице:
«Лилит! Свет дней, тьма ночей, любовь сердца, огонь чресел, святость и грех, душа и смерть!» ,
после чего мы все зашли в храм. Со стороны казалось, что пухлые алые губы растянулись в улыбке и облизнулись.
Мы переходили из залы в залу, а со стен смотрели на нас темными, зелеными, орехово-желтыми и янтарными светящимися глазами изображения Лилит. Губы прародительницы вампиров обещающие улыбались, насмешничали, кривились в страдальческом оскале. Изображения той, в чью честь был построен храм, отличались многообразием и яркими, чарующими красками.
- Лилит воплощает всех женщин, - тягучим, мелодичным тоном, с мягким восточным акцентом сказала нам с Динеке жрица с эбеново-черной кожей, сверкая белками глаз и полоской зубов. - Всех, - улыбнулась она, пристально глядя на меня, потом на Динеке, после чего снова улыбнулась с видимым удовлетворением и скрылась в полумраке темного коридора.
Ее крепкого тела, сверкающего при неверном свете едва различимых в воздухе прозрачных магических мотыльков, обильно увлажненного маслом, уже не было видно, а пряный, мускусный запах и ощущение сладкого предвкушения витало в воздухе.
- Кто она? – тронула за плечо Леонеллу Динеке.
- О ком ты, дитя? – удивилась рыжая правительница.
- Только что, здесь была чернокожая девушка, в очень откровенном наряде, с блестящей, смазанной маслом кожей, - поддержала я подругу. - Она говорила с восточным залукоморским акцентом.
Вампиры недоуменно переглянулись.
- А потом ушла… Туда, - Динеке показала, куда удалилась жрица, и посланный в этом направлении магический мотылек Леонеллы натолкнулся на стену.
Подойдя к этой стене, я увидела, что Лилит, изображенная на ней в виде девы с длинными красными волосами, заплетенными в одну косу, небрежно перекинутую через плечо, в белой рубахе и красном сарафане – таком, как принято носить на моей родине, задумчиво и пронзительно смотрит прямо в душу с непонятной тоской и сожалением. Из глаз ее скользили крупные жемчужины. Под картиной было написано; «Слёзы Лилит даруют жизнь, но её поцелуи приносят смерть».
Но кто, все-таки эта женщина, встретившаяся нам?!
- Это была жрица?
- В этом храме нет жрецов и нет жриц, - пожала плечами Леонелла, чему-то довольно улыбаясь.
Стены и потолки храма улыбались нам разнообразными изображениями прародительницы вампиров.
Лилит в золотой рогатой короне, с двумя полумесяцами, с относительно короткой темной прической, как у древних жриц из пирамидальных храмов залукоморья, с густо подведенными глазами и светящимся алым светом ртом. Лилит с длинными рыжими косами в алом струящемся платье, с глазами цвета гречишного меда, с золотым, в узорах, ободком на лбу. Лилит в облике крылатой девы, Лилит в виде черной луны. Лилит с совой и змеей. Изображения отличались неизменной грацией и чувственностью, и чаще всего у ног прародительницы вампиров стелился туман.
Проследив направление моего взгляда, Динеке шепнула:
- Ты тоже обратила внимание, да? Вампирши не ходят по земле, они скользят по туману.
- Как это?
